Страница 134 из 149
Виктор в ответ ухмыляется.
- Почему-то меня не удивляет тот факт, что Мария для тебя важнее Анны, – он говорит правду, Виктор ждал от меня этого вопроса, поэтому, явно подготовившись, не заставляет долго ждать ответа. – Она моя внучатая племянница. Дочь моего родного брата, который также был когда-то членом Ордена Освобождения. Соответственно, и Мария являлась нашим членом, пока по собственному желанию не отреклась от дела нашей семьи. Как оказалось, у неё была на это существенная причина.
В сказанном звучит ирония. Он забавляется, понимаю я. А мне... больно. Просто чертовски больно от его слов. Но я изо всех сил стараюсь не акцентировать на правде внимание, вместо этого пытаюсь отвлечь себя, забив мозг другим, и сложить в голове простые цифры, чтобы хотя бы предположить возраст Виктора. Но, кажется, математика больше не является моей сильной стороной. Логика тоже не спешит принимать участие в этой сложной задаче.
Оставляю бесполезную попытку, угадать сколько ему лет. Он мог быть и младшим братом моего дедушки.
Господи.
Моего дедушки.
Значит, Виктор приходится мне двоюродным дедушкой? Чисто формально, конечно же. Но от этой мысли меня всё равно тошнит. Или же меня мутит от воды, которая ощущением тяжелого груза напоминает мне, что я уже сдалась.
Внезапно ко мне приходит светлая мысль, выделяющаяся из всей этой мрачности правды. - Но она отреклась от Ордена, – почти ликую я только от того, что произношу эти слова. Виктор не меняется в лице, но, когда он кивает, жест его получается неохотным.
- Восемнадцать лет назад, – растягивает он, словно сам придаётся воспоминаниям. – Несложно догадаться, по какой именно причине она это сделала? – вопрос, но адресован не мне, Виктор всё же пускает на выражение своего лица что-то очень похожее на печаль. – Как говориться, хочешь что-то спрятать, положи это на самое видное место. Мой поклон перед Марией. Потому что привела меня к тебе далеко не она.
Он делает паузу и улыбается, и мне странно видеть выступающие на его щеках ямочки. Сейчас будет ещё одна порция чего-то разгромного для меня, понимаю я. И не ошибаюсь.
- Тебя привёл ко мне сын прославившегося Белинского.
Теперь меня мутит вдвойне. Но не от его слов, потому что разговор касается Алека, а я не хочу приплетать его сюда ни в коем случае. Мне тошно лишь от того, что Орден вообще знает о нём хоть что-нибудь.
И мне срочно требуется увести разговор в другую сторону. Без разницы, как они нашли меня. Очевидно, рано или поздно это всё равно произошло. Но следующий вопрос оказывается намного сложнее предыдущего. Я упираюсь взглядом в пол.
- Анна, вы сказали, что она моя... – Нет, это ещё хуже, чем я думала.
Однако Виктору многого не требуется, чтобы подхватить данную тему.
- Твоя родная мать. Та, что тебя выносила и родила. И... – он резко осекается и с несколько секунд молчит, отчего мой взгляд мгновенно поднимается на его лицо. На нём застыло что-то между неприязнью и восхищением. – И умудрилась скрыть тебя от меня.
Теперь наступает моя очередь восхищаться и недоумевать над поступком совершенно незнакомой для меня женщины – моей родной матери.
Множество вещей в моей жизни теряют всё своё значение. Она любила меня?
Где-то с полминуты я привыкаю к данной мысли, а потом со всем возможным отвращением выдаю:
- Вы – чудовище.
Я вкладываю в одно единственное слово так много. Боли. Сожаления и раскаяния. Отчаяния. Всё, что во мне неистово кишит бурей ядовитых эмоций.
Но Виктор не принимает ни одну из них, медленно и многозначительно качая головой.
- Нет. Ты заблуждаешься, Елена. Я – справедливость. Чудовища – гибриды, которых вы создаёте. Чудовища – ваши хладнокровные лидеры, что мучают свой же народ лживым проклятием и инициируют смерти от сумасшествия, чтобы запугать остальных. А я всё это исправляю за вами. – Виктор практически переходит на шипение. – Я прибираю за вами, – цедит он, явно задетый моими словами. – Те гибриды, которых ты видела, лишь самая жалкая пародия тех, что твоя раса оставляет после себя. Просто развлекаясь, или же создавая намеренно, чтобы что-то кому-то доказать. Ты ничего не знаешь, Елена. Ты даже понятия не имеешь, насколько велика роль Ордена в жизни обычных, невинных людей.
Когда Виктор заканчивает говорить, на его лице запечатлено выражение дичайшего омерзения. И я ничего не могу сказать в защиту своего народа. Он прав, хоть мне и ненавистно это признавать. Так поступила Несс. Так поступила Натали. Так поступила отчасти и я. Мне просто повезло, что Паша другой... Но я – тоже чудовище.
Миллион мыслей бьётся в моей голове: разрозненных, противоречивых, совершенно не похожих друг на друга. Каждая требует отдельного внимания. Каждая важна. Так много информации, что голова моя раскалывается. И какая-то часть моего рационального разума настаивает, что на сегодня хватит новых познаний, Виктор и так подкинул мне их на долгие дни рассуждений, но есть в его правде что-то захватывающее, то, что тянет знать больше и больше. Поэтому с превеликим усилием я упорядочиваю хаос в свой голове и стойко смотрю на Виктора, сосредотачиваясь на некоторых его словах. Очень значительных словах.
- Лживым проклятием? – как бы ни старалась, я не понимаю смысла этих слов.
И когда Виктор приглушённо смеётся, я запутываюсь ещё больше. Его смех злостный, ехидный и бесцеремонный.
- Это моя любимая часть, – произносит он сквозь утихающий смех, и я хмурюсь в недоумении. – Сколько бы ни говорил этих слов, они никогда не перестанут приносить мне удовольствия. Особенно выражения ваших лиц в точности таких же, как и твоё сейчас.
Теперь я понимаю, над чем он смеётся, и машинально пытаюсь расслабить мышцы лица, но, кажется, выходит что-то ещё более нелепое, потому что в глазах Виктора проскакивает умиление. Он глубоко вздыхает и качает головой.
- Проклятие есть, – говорит он, становясь более-менее серьёзным, – но распространяется оно только на связь чистокровного с человеком, после которой человек обращается гибридом, или как я называю их – заражёнными. Другого проклятия нет и никогда не было. Связь чистокровного и полукровного не обходится сумасшествием. Хотя... разве что, самовнушение, а после того помощью лидеров выставить убийство влюблённых за самоубийство. Понимаешь, почему оно лживое?
Он вновь посмеиваться, но меня это больше не волнует. Мои пальцы начинают трястись, я чувствую, как глаза обжигают проступившие слёзы. Я не думаю, насколько лживы лидеры или насколько они жестоки, я лишь думаю о том, что всё то время, что мы провели с Алеком, в какой-то степени потрачено зря. Мучение, а не удовольствие... И больше этого времени у нас не будет. Никакого. Вообще ничего.
Я вытираю с щёк влагу и поднимаю высоко подбородок. Если я и буду это оплакивать, то точно не при нём. Назревает другой вопрос.
- Только чистокровного с человека? А как же полукровки? Они тоже не могут быть с людьми.
Я опираюсь на прошлые рассказы Алека, а ему я верю больше, чем Виктору.
- А кто из них это проверял? – спрашивает он, и я молчу потому что у меня нет ответа. Он качает головой. – Нет, ваши Омеги не настолько эгоистичны, как Альфы. Омег с детства настраивают на любого рода запрет, чтобы система не дала сбой, тогда, когда Альф приучают к тому, что они чуть ли не сами Боги.
И я снова молчу, не находя слов опровержения. В который раз Виктор говорит чистую правду, словно сам жил и воспитывался с ними. Он не отрывает от меня глаз, очевидно, оценивая мою реакцию. Ему она нравится.
- Как я уже сказал, вся твоя жизнь – один сплошной обман, – повторяет он резче, чем говорил со мной минуту назад. – Ты ничего не знаешь о том мире, в котором жила. Никто не знает, кто выбирает его. Я же, наоборот, являюсь для других, выбравших иной путь, своего рода, благодетелем, желающим нести истину, какой бы она ни была.
Всё, что я способна сказать:
- Не понимаю. Зачем им это?
- Чтобы избежать таких случаев, как ты, – коротко отвечает он.
И теперь мне требуется больше времени, чтобы осмыслить фразу и снова обрести дар речи.
- Я?
- Да, ты, Елена, – подтверждает Виктор. – Ты ведь, наверняка, уже успела заметить, что отличаешься и от Альф, и от Омег.
Сердце беспокойно шевелится, мне не нравится то, к чему он ведёт.
- Потому что, по сути, ты и не Альфа, и не Омега. Ты – что-то по середине.