Страница 12 из 15
Все эти оскорбления – это лишь следствие испытанного Дюпре стресса, так она убеждала себя, сидя напротив, поджав губы и стараясь не отводить глаз. В конце концов, она ожидала нечто подобное, и все же… К тому моменту, когда парижанин закончил извергать проклятия в ее адрес, внутри у Полины Родченко клокотала злость, а ее кулаки – если бы Дюпре был внимательнее, он бы заметил – сжались от напряжения. «Какого черта он не может держать себя в руках? Этот француз ведет себя так, будто я – нашкодившая девчонка из младших классов», – Полина с ненавистью посмотрела на него, с удовлетворением отметив, что под складками дорогой рубашки у того начинает проглядывать животик. Еще год-другой прежнего образа жизни, и француз превратится из холеного, с замашками мачо, мужика в обвисший неряшливый холодец.
– Я полагаю, все кончено, – сказала Полина, когда Дюпре замолчал. В ответ тот пыхтя полез в ящик стола, вынул оттуда листок, на котором красовалась респектабельная, с двумя львами печать издательства, и протянул ей.
– Это – уведомление о расторжении нашего контракта. Прочтите его внимательно.
Полина мельком пробежала глазами по строчкам, затем сложила и убрала листок в карман.
– …мы выплатим вам зарплату – с начала месяца и по вчерашний день включительно. Вы не можете рассчитывать на выходное пособие. Это связано с тем, что вы грубо нарушили целый ряд контрактных обязательств, самым важным из которых мне видится пункт о поддержании достойной репутации издания. Вы также не сможете рассчитывать на работу в одном из других журналов издательского дома. Говоря это, я имею в виду полный запрет, на любую должность, вплоть до должности уборщицы офиса. Также мы будем вынуждены рассказать правду, если ваш будущий работодатель попросит у нас рекомендации. Кроме того, я лично позабочусь о том, чтобы крупные игроки рынка – если для кого-то из них вчерашнего происшествия будет недостаточно – впредь отказались иметь с вами дела. И, да, последний пункт. Вы должны немедленно выехать из апартаментов, которые снял для вас «Актуэль».
– Это все? – спросила Полина.
– Нет, – сведя к переносице кустистые брови, господин Дюпре вглядывался в нее через свой массивный стол – так внимательно, будто хотел увидеть на лице Полины объяснение всем случившимся накануне событиям. – Перед тем, как вы покинете это здание навсегда, я хочу поинтересоваться. Почему все это произошло? Почему вы, прошедшая пять собеседований, вставшая у руля крупнейшего модного журнала, не смогли различить подделку там, где ее увидел и слепой? Почему первым ее заметил этот чертов фотограф, а не вы? Почему вас вообще потянуло на подделки? Бог мой, да гардеробная «Актуэля» просто по швам трещит от вещей! Объясните мне, какого черта вам понадобилось покупать клатч в переходе?
Полина могла бы рассказать про спешку, которой сопровождался ее отъезд во Францию, про хаотичный заезд в московский бутик «Луи Вьюиттон» по дороге в аэропорт, и про то, что она была так обессилена после перелета, что не нашла даже сил по-хорошему рассмотреть свои покупки, а просто взяла одну из них и поехала на свой первый показ. Она могла бы заявить, что покупала сумочку в официальном магазине и не имеет ни малейшего представления, почему та впоследствии оказалась поддельной. Но к чему все это? Чем могут помочь эти запоздалые и до крайности нелепые объяснения – уж что-что, а их нелепость Полина прекрасно осознавала – тем более теперь, когда ей уже объявили о расторжении контракта и о намерении полностью уничтожить ее жизнь. «Я позабочусь лично, чтобы никто из игроков рынка, не имел с вами дел…», – эти слова господина Дюпре эхом отзывались в ее голове. Ее щеки пылали, сердце бешено колотилось. Ей хотелось выкрикнуть что-нибудь обидное в лицо этому человеку – холеному, с дорогим маникюром, ей хотелось наслать на него проклятие, пообещать небесную кару, но все, что в итоге позволила себе Эльвира, это тихо, но отчетливо произнести:
– Проблема в том, господин Дюпре, что клатч был куплен НЕ в переходе.
В этот момент остатки самообладания покинули француза. Пунцовый от гнева, брызгая слюной и беспорядочно размахивая руками, он заорал: – Что-о?! – и его глаза полезли из орбит. – Вон отсюда! Во-о-о-н!
Полина вышла – закрыв за собой дверь осторожно и тщательно, в то время как больше всего на свете ей хотелось хлопнуть дверью так, чтобы в ушах господина издателя полопались перепонки…
…сейчас кнопка лифта загорается на цифре «шесть», и Полина понимает, что пора выходить в змеиное логово. Она спокойна, можно даже сказать, что расслаблена – воспоминание о похожем на вареного рака господине Дюпре придает ей сил. Полина делает первый шаг в холл – видит прозрачные стекла, за которыми сидят недавние коллеги. За стеклами царит обычная журнальная суета: люди ссутулились у телефонов, факс выплевывает рулоны бумаги с пресс-релизами, за шкафами с бухгалтерскими папками раздаются раздраженные голоса – наверняка, это один из корреспондентов отстаивает тему статьи перед редактором. Полина идет неторопливо, с достоинством, высоко подняв подбородок. На ее ножках – пастельные «Лубутин», такие, что все остальные обитательницы здания сначала будут смотреть на них, и уже потом на их обладательницу. На это и рассчитывает Полина, потому что непристойно дорогие туфли на ногах позволят ей выиграть время. К тому времени, когда вокруг ее персоны поднимется шепот, она будет уже далеко. Второй расчет в стратегии Полины сделан на мужчин, и это – суперкороткая черная юбка неизвестной марки. Марка сейчас – дело вторичное, главное – размер. Пока взгляды мужчин будут прикованы к длинным стройным ногам, которые едва прикрывает этот ничтожный клочок черной ткани, Полина успеет преодолеть еще несколько метров враждебной территории. В конечном итоге, ее визит в московский офис издания похож на высадку десанта в тылу врага. Но высадиться нужно – в кабинете, который, к сожалению, уже не принадлежит ей остались важные документы и личные вещи. Одна из этих вещей – бутылка коньяка «Хенесси», давнишний подарок от рекламодателей, спрятанная в сейфе у стола. Полина знает, что черед этого маленького, спрятанного от посторонних глаз секрета, придет очень скоро… А кроме всего прочего, ее персону жаждет лицезреть бухгалтерия, которой нужно сдать все дела, бумаги, ключи и различные, выданные корпорацией, статусные штучки – в их числе новенькие «Блэкберри» и «Макбук».
Полине несказанно везет. Ей удается дойти до стойки ресепшн «Актуэля», а ее не замечает ни одна живая душа на этаже. Все погружены в свои дела, так глубоко, что, кажется, вокруг Полины образовался магический кокон, и она стала невидима для остальных.
Эту фантазию развенчивает Наташа, девушка-ресепшионист. При виде своего бывшего начальника ее глаза расширяются от удивления, а губы трогает неуверенная смущенная улыбка:
– Полина Марковна… Какая неожиданность… То есть, я хотела сказать, добрый день.
– Добрый день, Наташа, – кивает ей Полина. – Мой офис еще не начали обустраивать под нового редактора?
– Что вы, – Наташа отрицательно мотает головой. – Как можно…
– То есть, вход для меня пока открыт?
– Пока этот кабинет еще официально ваш.
Полина двигается дальше, сотрудники журнала замечают ее, оглядываются, шепчутся, она, как ни в чем не бывало, кивает им в знак приветствия. Вот и ее кабинет. Полина проходит туда, напоследок одаривает всех лицемерной улыбкой и захлопывает за собой дверь. Через секунду становится слышно как редакция за дверью закипает: сотрудники полушепотом – а у кого-то хватает наглости и на полный голос – обсуждают ее появление. Полина не обращает на это внимания. Она бросает сумочку в кресло, туда же летит ее легкое пальто, которое до этого она держала в руках, и идет прямиком к сейфу. Ключи входят в хорошо смазанный замок как в масло. Сейф издает тихий звон, означающий, что блокировка снята. Полина тянет за ручку двери, и, когда та поддается, извлекает из недр сейфа бутылку и рюмку.