Страница 1 из 15
Англ. Fake (фейк) – подделка, фальшивка, плутовство
Англо-русский словарь В.К. Мюллера
Примечание: все персонажи, название брендов, описанные ситуации не имеют ничего общего с действительностью. Любые совпадения имен, названий брендов случайны
Часть первая
Гонконг, район Юньлон, швейная фабрика
– Мы все жертвы моды, разве нет?
Молодой человек в костюме от Тома Форда стоит посреди огромного, словно расчерченного на квадраты помещения.
В помещении нет мебели, но и места тоже нет – углы условных квадратов образуют
швейные станки, установленные так близко друг к другу, что прямо не пройдешь, нужно боком.
– Вот взять хотя бы меня, – из кармана пиджака, сидящего точно по фигуре, молодой человек достает сигару и засовывает ее в рот.
Над каждым из станков горит лампочка, довольно тускло, а еще свет дают несколько длинных ртутных ламп под потолком. Электричество в сети то и дело падает, все лампы мерцают в разном порядке, и в эти моменты место смотрится весьма зловеще. Впечатление усиливается от того, что за каждым из станков за человеком с сигарой наблюдает пара глаз. Во всех – подозрение, интерес и испуг. Когда света нет, кажется, будто попал в волчью стаю. Когда свет есть – волчья стая превращается в группу молодых китаянок, похожих одна на другую так, что мало какой человек разберет, кто есть кто. Все они исподлобья смотрят на говорящего.
Молодой человек хлопает себя по карманам – ищет спички, находит, прикуривает, пыхтит дымом и, наконец, поднимает глаза:
– Черт, девчонки, откуда вас только набрали?! – изумленно восклицает он. – Вы же все одинаковые.
Сигара не хочет раскуриваться. И хотя на ней написано, что ее сделали на Кубе, и волшебное слово «Коиба» отливает респектабельностью на сигарном банте, видно, что кубинской «гаваной» здесь и не пахнет. Скорее всего, человек в костюме от Тома Форда нарвался на фейк. Такое бывает – хрена с два отличишь эти настоящие от ненастоящих – но человек не сдается. Тянет и тянет, пока глаза не выпучиваются от напряжения, и не краснеет лицо – в этот момент он больше всего похож на хрестоматийного буржуя из советских книжек. С красной рожей, при пиджаке и рубашке, не хватает котелка – того и гляди, взорвется от злости. Мерзкий тип.
Китайские девочки, сидящие за станками, тоже читали эти книжки. В их Демократической Республике выпускали такие: только буржуи там всегда были с узкими китайскими глазами – но все остальные атрибуты ненавистного капитализма, включая сигару, оставались на месте. Девочки переглядываются между собой и ухмыляются, но с другой стороны интерес к происходящему с их стороны возрастает. Им всем любопытно, зачем их собрал здесь этот человек, сколько будет длиться рабочая смена, и самое главное – будут ли платить за смену пятьдесят центов, как и везде, или все-таки поднимут до доллара. Все девушки – профессиональные швеи и, если присмотреться, у каждой – мускулистые руки и мозоли на пальцах. На Западе любая из них имела бы по тридцать долларов за смену, но только где его взять, этот Запад? Вокруг – Новые Территории Гонконга, небогатый пригород. На пятьдесят центов в день здесь можно кормить трех младших сестер, покупать бухло безработному отцу и лекарства для матери. Может быть, еще останется, чтобы подкинуть бойфренду. Ради этого девушки готовы вкалывать по восемнадцать часов в день, и еще их заботит: намерен ли белый мужчина брать их в сексуальном смысле? И если «да», то кого? И на какую прибавку к зарплате соглашаться?
Молодой человек худ, белобрыс и похож на денди. Костюм – в коричневую на сером клетку, обут в кеды «Ванс», на шее, под темной рубашкой болтается пастельный галстук-селедка. Сигара не дается ему, и он с раздражением выбрасывает ее в мусорное ведро.
– О чем это я? – продолжает он. – О том, что мы все плетемся за модой и никогда не успеваем. Хотя проводим целые дни, пролистывая интернет-страницы с последних показов, а по ночам не можем заснуть, думая, что оденем завтра… Кстати, вы несомненно слышали об Интернете, да?
Гробовое молчание в ответ.
– … ну, такая штучка, где щелкаешь мышью и смотришь ролики?
Девушки смотрят на него, широко распахнув глаза.
– Порнуха, спам, последние сплетни? Нет?
Свет в очередной раз гаснет на долю секунды, и из-за перепадов дребезжат лампы.
– Ну, да ладно. Не слышали об Интернете, и хорошо. Беда в том, что мы – изначально проигравшие. Мода – это то, чему мы принесли себя в жертву. И все что мы можем, это только ненадолго сравнивать счет. Да и то – всего лишь для того, чтобы в следующую минуту наблюдать, как новая, самая модная мода стремглав уносится прочь, подобрав свои юбки… или что там в этом сезоне?.. брючки, укороченные брючки, сверхкороткие шортики, миди, мини, макси, широкие плечи, узкие плечи, 80-е, 90-е, нулевые, гранж, рок-н-ролл, олдскул – короче миллион дурацких вещей, которые еще вчера казались такими нелепыми и вызывали смех: «Поверить не могу! Как все это носили?!» И что приносит новый день? Смех обрывается, потому что мы понимаем: мода сыграла с нами свою очередную мерзкую шутку. Изменила позиции. Завершила очередной круг. То, над чем мы так задорно смеялись, оказывается, вновь вошло в обиход, стало актуальным трендом. И вот уже мы – как послушные овечки – простаиваем в очередях и тратим заработанные кровью и потом деньги, чтобы не отстать от моды и не выглядеть зашоренной, темной, скованной предрассудками деревенщиной. Вчера мы ржали над синими татуировками с розами, кинжалами и якорями, но уже сегодня посмотрите-ка на них! Все – и даже дамы, господи! Абсолютно все в синих якорях. А завтра актуальными станут бодибилдеры, или еще кто – и вот увидите: все пойдут в качалки как один, будут жрать протеины и мазать маслом тела.
Вот это и называется мода, девочки – не смейся сегодня, чтобы не стать дураком завтра. Осознай собственную неполноценность. Всегда имей в виду, что найдется кто-то, кто выпендрился еще моднее и еще актуальнее, чем ты.
В первую очередь виноваты в этом долбанные говнюки-дизайнеры. Это они выкидывают на рынок вещи с такой скоростью, словно это автомат, подающий мячи на теннисном корте. И пока ты влезаешь в долги, чтобы завладеть одной, у них уже есть наготове следующая. И, знаете, почему? Потому что это их хлеб, и потому что им всегда мало. Мало, мало, мало. Прибыль, рынки, акции, издержки. Они как древние жрецы, которые постоянно поддерживают огонь для своего божества. А знаете, кто хворост для дров? Думаю, ответ всем тут известен. Это мы!
Китайские девушки смотрят на молодого человека, не моргая. Они не понимают ни слова, но это отсутствие реакции нисколько его не смущает. Ему, кажется, только и нужно, что прохаживаться вдоль станков и вещать с видом дельфийского оракула, и главное – чтобы никто не перебивал.
– Ну, что же? – засунув руки в карманы брюк, продолжает он. – Когда мы разобрались с некоторыми механизмами процесса, самое время перейти к сути. И она такова: пока иные дизайнеры из числа молодых да ранних ведут за собой толпы, как тот крысолов детей, остаются вещи по-настоящему ценные.
Я имею в виду не движение против войны и не любовь к матери – хотя все это, несомненно, тоже имеет ценность. Я говорю о вещах, которые останутся на века. И этих вещей всего три. Маленькое черное платье «Шанель», шелковый платок «Hermes» и, наконец, вершина этого треугольника – элегантная, умопомрачительная, неподражаемая сумочка «Луи Вьюиттон».
Молодой человек произносит известные названия, как иные пьют дорогое вино – со смаком, маленькими глоточками. Затем он делает паузу, чтобы дать посмаковать их девушкам, однако, к его огорчению, те остаются бесстрастны.
– Хорошо, – говорит он и набирает в грудь воздуха перед очередным монологом. – Вы наверняка гадаете, почему вас сюда позвали, и сейчас я объясню. Все вы видите вокруг себя швейные станки. И все вы умеете шить. Вероятно, это означает, что мы здесь будем заниматься шитьем. Однако это не будет простое шитье. Здесь мы будем создавать шедевр, делать самую прекрасную из трех вечных модных вещей. Или – если конкретно – мы будем шить сумочки «Луи Вьюиттон»! Вуаля!– молодой человек разводит руками, как фокусник, только что распиливший надвое девушку и теперь ждущий аплодисментов из зала. Когда становится ясно, что их не последует, он выпрямляется, откашливается в кулак, и продолжает – нимало не смущенный безразличием публики: