Страница 15 из 85
- У нее там сам черт ничего не найдет, - возбужденно прохрипел Вайцман. - Эта жирная свинья по размерам не уступит своему муженьку. Бьюсь об заклад, она смогла бы накормить своим молоком весь "Гитлерюгенд" и еще осталось бы дорогому Герману на завтрак.
В этот момент у него начался такой приступ, от которого любой другой испустил бы дух". Я подождал, пока кашель немного поутих, и достал пятьдесят марок. Но он отшвырнул их.
- Я ведь тебе ничего особенно не сказал.
- Тогда я у вас что-нибудь куплю.
- Что с тобой случилось? На тебя что, наследство свалилось?
- Нет, но...
- А впрочем, погоди, - сказал он. - У меня есть одна вещица, которая тебе, может быть, пригодится. Ее нашли после большого парада на Унтер-ден-Линден.
Он поднялся и отправился в крошечную кухоньку позади кабинета. Когда он возвратился, я увидел у него в руках коробку стирального порошка "Персил".
- Благодарю вас, - сказал я, - но я сдаю белье в прачечную.
- Нет-нет, - ответил он, засовывая руку в порошок, - я храню его здесь на случай, если вдруг появятся гости, которых я не приглашал... А, вот он!
Вайцман вытащил из коробки маленький плоский предмет из серебра и, прежде чем передать мне, потер его о лацкан пиджака. Это был овальный жетон размером со спичечную коробку. На одной его стороне был изображен вездесущий германский орел, который держал в лапах лавровый венок со свастикой, а на другой - надпись "Государственная тайная полиция" и номер серии. В верхней части было просверлено небольшое отверстие, чтобы владелец жетона мог прикрепить его к подкладке своего пиджака. Это был жетон сотрудника Гестапо.
- Это ключ, который откроет тебе многие двери, Берни.
- Ну и дела! О Боже, если они найдут его у вас...
- Все так. Думаю, что с такой игрушкой ты сэкономишь кучу денег, не правда ли? Так что, если хочешь, чтобы она была твоей, вынимай пятьдесят марок.
- Ну что ж, это подходящая цена, - сказал я, хотя все еще сомневался, стоит ли брать этот жетон.
Конечно, Вайцман прав, с этим жетоном можно обойтись и без взяток. Но если меня с ним застукают, то первым же поездом отправят в Заксенхаузен*. И все-таки я дал Вайцману деньги и положил в карман эту вещицу... Представляю себе того легавого без номерка! Хотел бы я посмотреть на него, когда он обнаружит, что посеял свой жетон. Это все равно что играть на рожке без мундштука.
______________
* Заксенхаузен - концентрационный лагерь к северу от Берлина возле г. Ораниенбург.
Я поднялся, чтобы распрощаться с хозяином.
- Спасибо за информацию. И, если вы не знаете, что там наверху лето, сообщаю, что это именно так.
- Да, я заметил, дождь стал немного теплее. По крайней мере в одном они не могут обвинить евреев - в том, что лето не задалось.
- Да что вы говорите! - Я еще пытался иронизировать.
Глава 5
На Александрплац, куда мне пришлось вернуться, произошла авария: трамвай сошел с рельсов, и движение остановилось. Часы на высокой кирпичной башне Святого Георгия пробили три, и я вспомнил, что после завтрака, состоявшего из тарелки кукурузных хлопьев ("немецкое национальное блюдо для детей"), ничего не ел. Я решил пообедать в кафе Штока, расположенном недалеко от магазина Вертхайма под эстакадой железной дороги.
Это было довольно скромное заведение с еще более скромным баром в углу. Зато брюхо хозяина свидетельствовало о его неумеренном пристрастии к пиву он с трудом помещался за стойкой. Войдя в кафе, я убедился, что хозяин находится на посту, протирая и наливая кружки, а его хорошенькая, небольшого роста жена обслуживает посетителей. Здесь часто обедали сотрудники Крипо, и хозяину кафе пришлось повесить на стену большой портрет фюрера и плакат, призванный подтвердить приверженность Штока национал-социализму: "Не забудь о партийном приветствии".
Однако Шток не всегда был национал-социалистом, до марта 1933 года он симпатизировал красным и знал, что мне это известно. Шток побаивался, что найдутся и другие, способные при случае припомнить ему былые симпатии к коммунистам. Так что обвинять его в том, что он повесил у себя портрет Гитлера и этот плакат, я не собираюсь, полагая, что любой станет национал-социалистом, если на него наставить пистолет. В конце концов, все люди в Германии до марта 1933 года были другими.
Я уселся за свободный столик и стал рассматривать посетителей. Через два стола от меня расположились двое легавых из полиции нравов, скорее всего, отделение по борьбе с гомосексуализмом - такие ребята, если ситуация позволяет, и сами не прочь заняться шантажом. За соседним столиком в одиночестве сидел ассистент криминальной полиции из отделения, расположенного в магазине Ведера, - его лицо, все в оспинках, мне было хорошо знакомо, главным образом потому, что он однажды арестовал моего осведомителя Ноймана, заподозрив его в воровстве.
Фрау Шток быстро приняла у меня заказ на свиную ножку с кислой капустой; не выказав, однако, при этом никакой симпатии. Фрау была достаточно проницательной, знала: я плачу Штоку за получение кое-какой информации, подслушанной им у своих посетителей, о всяких делишках в Алексе, и не одобряла этого. В кафе Штока постоянно бывали офицеры из Алекса, и хозяин был в курсе всех их дел. Фрау Шток подошла к кухонному лифту и прокричала в шахту мой заказ, а Шток выбрался из-за стойки и мелкими шажками двинулся к моему столику с газетой "Беобахтер"* в руке.
______________
* "Обозреватель" (нем.) - орган национал-социалистической партии.
- Здравствуй, Верни, - сказал он. - Скверная погодка, ты не находишь?
- Сыро, как в погребе, Макс, - ответил я. - Принеси пива, как освободишься.
- Сейчас налью. Хочешь газету?
- А что там пишут?
- Чарльз Линдберг с супругой приехали в Берлин. Это тот парень, что перелетел через Атлантику.
- Грандиозно. Думаю, что великий авиатор приехал, чтобы присутствовать на открытии завода по производству авиабомб. А может даже, совершит испытательный полет на новом истребителе. Они, наверное, предложат ему слетать в Испанию.
Шток встревожился, обернулся и сделал мне знак, чтобы я говорил потише.
- Не так громко, Берни, - сказал он, задрожав, как кролик. - Меня пристрелят за твои слова. - Недовольно ворча, он отправился за пивом.