Мартовские фиалки

- Я думаю, на тот случай, если убийца вздумает вернуться на место преступления. - Я решил заинтриговать эту надежду Крипо.

- О Боже, неужели вы думаете, что он может сюда прийти? - выдохнул он.

Я поджал губы.

- Кто знает? - Я как бы задавался вопросом, хотя сам никогда о таком не слыхал. - Так я пойду, взгляну на всякий случай, и спасибо за помощь.

- Не стоит благодарности.

Он был прав - смотреть было не на что. Поджигатель поработал хорошо. Я искал входную дверь, а натыкался на обгоревшие брусья - даже не знал, куда ногу поставить. Однако через окно была видна комната, где пол оставался в относительной сохранности. Надеясь - мало ли что бывает! - отыскать сейф, я пролез через окно в эту комнату.

Откровенно говоря, строгой необходимости в моем визите на Фердинандштрассе не было, но все-таки хотелось более ясно представить себе общую картину места происшествия. Мне это очень помогает - моя голова устроена, как книжка с комиксами. И я не слишком разочаровался, когда обнаружил, что полиция увезла отсюда сейф, оставив зияющую дыру в стене. И тут Ильман меня опередил, отметил я про себя.

Вернувшись к воротам, я увидел, что Вильгельм пытается успокоить пожилую женщину, лет шестидесяти, с заплаканным лицом.

- Это прислуга, - объяснил он. - Она только что появилась здесь: очевидно, была в отпуске и ничего не слышала о пожаре. Для нее это большое потрясение.

Полицейский спросил, где она живет.

- На Нойенбургерштрассе. - Она все еще всхлипывала. - Мне уже лучше, спасибо, молодой человек. - Она достала из кармана пальто маленький кружевной платочек - в ее больших крестьянских руках он выглядел так же нелепо, как салфетка в кулаке боксера Макса Шмеллинга. Но она не собиралась вытирать глаза, а вместо этого высморкалась - нос ее определенно напоминал маринованный грецкий орех, - и с такой силой, что я решил, что сейчас у меня с головы слетит шляпа. После этого уголком платка она вытерла свое широкое лицо. Смекнув, что у нее я сумею что-то разузнать о семье Пфарров, я предложил этой клуше подбросить ее домой на машине.

- Мне как раз по пути, - предложил я свои услуги.

- Мне не хотелось бы обременять вас.

- А вы меня совсем не обремените. - Я почти настаивал.

- Ну, если это так, то буду вам очень благодарна. Знаете, для меня это такой удар! - Она подняла коробку, лежавшую у ее ног Натертые до блеска черные туфли смотрелись на ее толстых ногах как наперсток на пальцах мясника. Звали ее фрау Шмидт.

- Вы очень добры, господин Гюнтер, - сказал Вильгельм.

- Ты преувеличиваешь, - ответил я, и это было действительно так, поскольку я взялся подвезти фрау Шмидт исключительно ради того, чтобы выудить из нее как можно больше сведений о пропавших хозяевах.

- Разрешите вам помочь. - Я подхватил коробку. Это была коробка от Штехбарта, официального поставщика форменной одежды рейха, и я сразу сообразил, что в ней, очевидно, форма для Пфарра. Я попрощался с Вильгельмом и направился к машине.

- Нойенбургерштрассе, - повторил я, когда машина тронулась. - Это недалеко от Линденштрассе? - Фрау Шмидт подтвердила мое предположение, объяснила, как лучше проехать, какое-то время помолчала и неожиданно заплакала снова.

- Какая ужасная трагедия! - всхлипывала она.

- Даже трудно себе вообразить.

Интересно, что Вильгельм успел рассказать ей? Чем меньше, тем лучше, подумал я. Если она очень сильно расстроилась, я не сумею ее толком расспросить.

- Вы полицейский?

- Я расследую дело о пожаре, - уклончиво ответил я.

- Вы, должно быть, очень заняты, а вам приходится из-за меня, старухи, ехать через весь Берлин. Может быть, там, за мостом, я выйду и дальше доберусь сама? Мне уже лучше, в самом деле.

- Не беспокойтесь. Кроме того, я хотел бы кое-что уточнить в связи с семьей Пфарров. Если, конечно, вы сейчас можете об этом говорить. - Мы переехали мост через канал Ландвер, а затем миновали площадь Бель-Альянс, в центре которой возвышалась гигантская Колонна мира. - Понимаете, по этому делу проводится следствие, и вы мне очень поможете, если расскажете о своих бывших хозяевах.

- Ну что ж, если вы считаете, что я могу содействовать следствию, расскажу, что знаю.

На Нойенбургерштрассе я припарковал свою машину и вслед за фрау Шмидт поднялся на третий этаж многоэтажного жилого дома.

Жилище фрау Шмидт не отличалось от других квартир людей ее поколения: мебель была прочной и внушительной - берлинцы не скупятся, когда покупают столы и стулья, - а в гостиной стояла большая печь, облицованная фарфоровой плиткой. Над темно-красным буфетом в стиле Бидермейер висела тусклая копия с гравюры Дюрера, столь же привычная в домах берлинцев, как аквариум в приемной врача. На буфете стояло несколько фотографий (среди которых конечно же была и фотография нашего обожаемого фюрера), а к большой бронзовой раме была прикреплена маленькая свастика, вышитая на шелке. Тут был и поднос с напитками, так что я взял бутылку шнапса и налил маленькую рюмочку.

- Выпейте это, и вам станет лучше, - сказал я, протягивая ей рюмку и раздумывая, как она отнесется к тому, что я налью немного шнапса и себе тоже. Но мне оставалось только завидовать, пока фрау Шмидт опустошала эту рюмку. Она вытерла свои толстые губы и села на обтянутый парчой стул у окна.

- Ну, как вы себя чувствуете? Вы могли бы ответить на несколько вопросов?

- Что бы вы хотели узнать?

- Ну, для начала, давно ли вы знакомы с господином и госпожой Пфарр?

- Гм, дайте-ка подумать. - В ней появилась какая-то неуверенность, и когда она заговорила, звук ее голоса напоминал скрежетание старого ржавого ведра, поднимающегося из колодца. Ее рот, со слегка выступающими вперед верхними зубами, напоминал рот Бориса Карлова. - Наверное, уже год.

Она привстала и наконец сняла пальто, под которым оказалось платье из тусклой ткани "в цветочек". На нее вдруг напал кашель, и она стала колотить себя в грудь, чтобы скорее прочистилось горло.

Все это время я стоял в самом центре комнаты, сдвинув шляпу на затылок и засунув руки в карманы. Я спросил ее, что это была за семья - Пфарры.

- То есть я имею в виду, как у них складывались отношения - мирно или они часто ссорились?