Батый заплатит кровью!

Аграфена помолчала, затем продолжила:

— Вот так меня в святом-то месте и мытарили. Порода во мне отцовская, с младых лет была я налитая, как ягода спелая. Бывало, идёшь где — мужики так глазами и пожирают. В монастыре каждый монах норовил меня за грудь ущипнуть. Я этого не терпела, лупила всякого хоть рукой, хоть тряпкой. Двинешь, бывало, в рожу-то бородатую — чернец на пол снопом валится. Ядрёная я была, не обидел Бог здоровьем-то! Ещё и сейчас силы-то во мне полным-полно! — Аграфена усмехнулась, взглянув на Тереха.

— За кого же ты замуж вышла? — поинтересовался Терех.

— Да за одного торжковского смолокура, — как-то нехотя ответила Аграфена. — Высмотрел он меня на монастырском подворье и увёз скрадом. Житьё в обители до того мне опостылело, что я была готова хоть за чёрта замуж пойти, лишь бы оттуда вырваться. Смолокур мой оказался выпивохой и бабником. Прожили мы с ним три года, сыночка Пантиску родили. Потом мужа моего медведь в лесу заломал. Вот я уже три года и вдовствую. А домик этот мне от мужа достался.

— От кого же ты дочь родила? — спросил Терех.

— Крутился вокруг меня один купчишка, подарки дарил, — с печальной улыбкой промолвила Аграфена. — Долго хвостом за мной ходил. Я думала, он с серьёзными намерениями за мной ухаживает, забрюхатела от него. Однако развеялась вся наша любовь, как дым по ветру. Прознав, что я непраздная и намерена рожать, купчик этот смылся и след его простыл.

Увидев, что её маленькая дочурка закрыла глазки и тихо посапывает, Аграфена уложила её в колыбель в соседней комнатушке. Наскоро ополоснувшись над ушатом с тёплой водой, Аграфена опять пришла к Тереху, полная желания отдаться ему. Терех с готовностью заключил Аграфену в свои объятия.

— Куда ты намерен податься? — спросила Аграфена, лёжа бок о бок с Терехом после бурного совокупления. В её голосе прозвучала грусть.

— Я передумал уезжать, — ответил Терех, глядя в потолок.

— Отчего же? — удивилась Аграфена, быстро приподнявшись на локте. — В чём причина?

— А кто защитит тебя и твоих детей от татар, коль я уеду? — проговорил Терех, запустив пальцы в поток чёрных волос Аграфены, свесившихся на смятую постель. — Мне доводилось сражаться с мунгалами в Рязани, под Владимиром и у Переяславля-Залесского, так что все ухватки нехристей я знаю. Со мной ты не пропадёшь, моя прелестница.

— Я безумно рада, что ты никуда не уезжаешь, милый, — прошептала Аграфена, обняв Тереха так сильно, что у того перехватило дыхание. — Мне приятно сознавать, что я не безразлична тебе!

Уже облачившись в шубу и собираясь уходить, Терех неловким движением протянул Аграфене кожаный мешочек с серебряными монетами.

— Возьми, — сказал он, смущённо кашлянув в кулак.

Аграфена, прибиравшая волосы, замерла с поднятыми к затылку руками. В её синих глубоких глазах промелькнули недоумение и растерянность.

— Это не в долг и не плата за постель, — пояснил Терех, встретившись взглядом с Аграфеной. — Просто я не хочу, чтобы ты и дальше занималась блудом.

Здесь десять гривен серебром, этого тебе хватит надолго. А потом... я ещё дам тебе денег.

Аграфена завязала свои распущенные волосы пышным хвостом и, шагнув к Тереху, взяла кошель с серебром.

— Тогда уж и ты заходи ко мне, не таясь, — сказала она. — И пусть весь околоток видит, что я сплю токмо с тобой.

Обняв Тереха за шею, Аграфена поцеловала его в уста долгим страстным поцелуем.

Глава пятая

ВРАГ ПОД СТЕНАМИ

— Где ты пропадал? — накинулся на Тереха Трун Савельич, едва тот пришёл домой. — Тебя разыскивает тысяцкий Яким Влункович, он хочет сделать тебя десятником. А мой тесть назначен сотником, — горделиво добавил Трун Савельич.

«Токмо этого мне не хватало!» — подумал Терех, но вслух ничего не сказал.

Терех завёл разговор с Труном Савельичем о том, что ему нужны деньги для покупки воинской справы.

— Раз уж произвели меня в десятники, то и выглядеть я должен как военачальник, — заметил Терех.

Трун Савельич попыхтел, почесал в затылке и нехотя достал из сундука с мехами свой заветный ларец из красного дерева. Отомкнув ключиком хитроумный замок на ларце, Трун Савельич отсчитал из своих сбережений пятьдесят гривен серебром и вручил Тереху.

— Маловато будет, пожалуй, — обронил Терех, ссыпая серебро в кожаный мешочек, — ныне оружие и панцири подскочили в цене. Ни шлем, ни щит теперь задешево не купишь.

— А ты поторгуйся, сбей цену, зря, что ли, я тебя в торговое дело взял? — проворчал Трун Савельич. — Мне и самому гоже надо кольчугу и вооружение покушать.

— Вот вы вместе и ступайте к оружейникам, — промолвила Евдокия Дедиловна, спустившись из верхних покоев. Приблизившись к Тереху, она сунула ему в руку ещё один мешочек с монетами. — Это тебе из приданого Натальи, голубок, — шепнула купчиха. — Суженая твоя печётся о тебе, не хочется ей, чтобы ты пал от стрелы татарской. А посему ты уж купи панцирь и шелом попрочнее.

Терех взял деньги из рук Евдокии Дедиловны и невольно опустил глаза, поскольку в его сердце и в мыслях теперь царила пышнотелая страстная Аграфена Ворониха.

Продолжая ворчать, Трун Савельич убрал ларец с казной в сундук.

Наскоро перекусив, Терех и Трун Савельич отправились на торжище в ряды оружейников и кузнецов. Там уже было многолюдно, бородатые мужи и безусые юнцы, толкаясь среди лавок и лабазов, примеряли на себя брони и кольчуги, осматривали щиты и металлические наручи, выбирали кто меч, кто копьё, кто боевой топор на длинной рукоятке. Терех купил себе добротный пластинчатый панцирь, островерхий шлем с узкой железной стрелкой для защиты носа и кольчужной бармицей для предохранения шеи от ударов сзади. Ещё Терех приобрёл овальный заострённый книзу щит и два дротика. Меч и кинжал у Тереха уже имелись, это оружие ему вручил во Владимире тамошний воевода Пётр Ослядюкович. С этим мечом и кинжалом Терех бился с татарами в Боголюбовском замке и под Переяславлем-Залесским.

Трун Савельич, не желая раскошеливаться, купил себе самый дешёвый панцирь-киндяк, представлявший собой длинную стёганую рубашку из войлока и грубой ткани, с нашитыми на груди металлическими пластинками. Шлем-шишак, купленный Труном Савельичем, тоже был самый простой, без бармицы и без всякой лицевой защиты. Из всех щитов Трун Савельич выбрал себе самый лёгкий, круглой формы, обитый кожей, с металлическим умбоном посередине. Меч Трун Савельич покушать не стал, поскольку у него имелись две татарские сабли, проданные ему Терехом в Кснятине вместе с татарскими лошадьми.

Едва Трун Савельич и Терех пришли с торга домой и сели обедать, как прибежал их сосед — купец Ждан и, задыхаясь от волнения, выпалил:

— Мунгалы надвигаются, валят потоком с юга по Тверской дороге! Дозорные на башнях тревогу подняли! Слышите, бьют в била!..

Терех прислушался, переглянувшись с Трупом Савельичем и его тестем.

— И впрямь где-то гулко железо громыхает, — прошептала Евдокия Дедиловна, замерев с ложкой в руке.

Офка и Наталья перестали жевать, глядя то на изменившуюся в лице мать, то на отца, нервно теребившего свою бородку.

— Пора за оружие браться! — решительно произнёс Дедило Иванович, залпом допив медовую сыту и поднявшись из-за стола.

Терех метнулся в свою спальню, где прямо на постели им были разложены купленные на торгу доспехи. Наталья поспешила следом за ним. Помогая Тереху облачаться в боевой наряд, Наталья с беспокойством в голосе просила его беречь себя и не лезть на рожон. В военном облачении Терех преобразился, обретя мужественный вид и став выше ростом благодаря шлему. Наталья хотела было проводить Тереха до самых ворот, но он запретил ей выходить из терема на мороз и пронизывающий ветер. Повиснув на шее у Тереха, Наталья торопливо расцеловала его в обе щеки, а когда он шагнул за порог, толкнув дверь плечом, то она поспешно осенила его спину крестным знамением.

Эта привязанность к нему Натальи и её забота о нём всколыхнули в Терехе трепетные чувства к ней, задремавшие было после его недавней встречи с Аграфеной Воронихой. От девственно чистых поцелуев Натальи у Тереха слегка закружилась голова. Эта юная пышнотелая дева, похоже, по уши влюблена в него! Вожделение к Наталье забурлило в Терехе с новой силой!