Страница 5 из 35
Причем эти два элемента – один, укорененный в богословии, и другой, проистекающий из истории, – сообщают седьмому дню третье измерение, экзистенциальное, в котором седьмой день говорит на языке бытия здесь и сейчас, обращаясь к человеку, который ищет смысл своего существования, обращаясь ко мне и к вам. Эти три аспекта – история, богословие и бытие – образуют неразрывное целое, однако вызов, брошенный седьмому дню, достигает наибольшей остроты именно в горниле человеческого бытия. Способна ли истина о седьмом дне дать значимые ответы на вопросы, проистекающие из реальности, в которой ныне живет человек? Можно ли назвать его смыслообразующим фактором, способным стать адекватным ответом на стремление современных людей найти цель и надежду?
Даже во времена, когда люди теряют интерес к истории, отодвигая ее на второй план, она все равно наводит нас на экзистенциальные вопросы, на которые невозможно закрывать глаза. Тот же Холокост как историческое событие никогда не теряет своей остроты, заставляя задумываться о самых сложных экзистенциальных проблемах. Что можно сказать о нравственном состоянии мира, в котором было допущено такое событие, как Холокост? Имеет ли смысл говорить о любящем Боге или вообще о Божьем существовании? Означает ли это, что Холокост напрочь лишает смысла все подобные разговоры?
По прошествии одного года после Первой мировой войны, в 1919 году, Уильям Батлер Йейтс написал поэму, в которой дал оценку состоянию человека, пережившего ужасы войны и хаоса.
Смысл этого видения – в отступлении; «ходит сокол, не слыша, как его сокольник кличет», все больше удаляясь от знакомого голоса, а основы рушатся и уступают под натиском неведомой силы. Следующий стих звучит еще более зловеще. Злобные пустынные птицы кружат над песками, и сфинкс «с телом львиным, с ликом человечьим», до той поры пребывавший в полной неподвижности, «влачится медленно, скребя когтями». Но прежде чем это происходит, Йейтс, похоже, теряет веру в способность человечества что-либо изменить к лучшему и начинает уповать на спасительное вмешательство извне:
Затем он отступает, вдруг обретя утешение в надежде, что человеческая цивилизация, несмотря на свои безобразные изъяны и горькие неудачи, все же на верном пути. В неторопливых и порой разрушительных конвульсиях земной жизни родится дитя, несущее надежду, потому как взгляды, хоть временами и безрадостные, все же устремлены в верном направлении. Невзирая на нетвердое и неловкое движение вперед и несколько пугающие инструменты, в этом движении применяемые, Йейтс проникается верой – как если бы на него снизошло откровение – в то, что история идет по пути прогресса.
Когда Йейтс написал это стихотворение после Первой мировой войны, во тьме еще мерцала свеча оптимизма. Трудно сказать, заговорил бы Йейтс о своей вере в прогресс, если бы дожил до Второй мировой войны и узнал о Холокосте. В стихотворении под названием «Второе пришествие» он стремится показать, что Первое пришествие принесло разочарование, по сути дела было иллюзией, потому что «сон каменный двух тысячелетий» разбужен был одним только «кошмарным скрипом колыбели»[26].
Характеризуя событие в Вифлееме как неудачу, Второе пришествие Йейтс называет не чем иным, как Первым пришествием, которое осуществится иными средствами, то есть человеческими усилиями, направленными на то, чтобы поднять цивилизацию на более высокий уровень.
На самом деле оценка результатов Первого пришествия зависит от того, с какой меркой к этому пришествию подходить. Как могли люди, заявлявшие о своей вере в Первое пришествие, прямо или косвенно способствовать искоренению с лица земли народа, истории которого посвящен весь Ветхий Завет? Злодеяний, сопровождавших христианскую эру, никак не скрыть, но не стоит думать, что они по определению связаны с Вифлеемом или, если не ограничиваться рамками новозаветного Вифлеема, что человеческая цивилизация в ее нынешнем векторе развития вот-вот сотворит Вифлеем, который не закончится кошмаром.
Разрыв и раскол, случившиеся в первые века христианской эры, наглядно проявили себя в отказе христиан от седьмого дня. Это говорит о том, что на том этапе что-то пошло не так. Подобно Линкольну, «президенту-избавителю», который спас страну и оказал определяющее влияние на толкование Конституции Соединенных Штатов, библейский «Президент-Избавитель» запускает более масштабный проект, призванный собрать воедино рассеянных сыновей и дочерей Божьих (Ис 56:8). Он задает тон, определяет параметры, в которых следует понимать Божественную Конституцию (Мф 5:17, 18, 21, 22, 27, 28), и ставит перед Собой цель восстановить весь прежний порядок вещей (Деян 3:21). Разрыв и раскол определяют задачу, стоящую перед библейским Избавителем, наподобие той, что была у Авраама Линкольна.
Проблемы, возникшие в результате разрыва в библейской истории и раскола в сообществе верующих, требуют более тщательного анализа и более пристального внимания к истории в целом. Что если человек сам по себе настолько несовершенен, что у него нет никаких надежд на будущее? Седьмой день зазвучит в полный голос и будет услышен всеми, только когда этот вопрос станет главным в человеческой повестке дня. Характер человеческой истории, ее сокровенная суть – это ключевой вопрос, который звучит в первом же упоминании о седьмом дне в Библии (Быт 2:1–3). Поэтому давайте не будем начинать с середины или с вопросов, стоящих перед людьми в XXI веке. Давайте начнем с самого начала.
Седьмой день в Ветхом Завете
Глава 2
Начальные смыслы
И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмой от всех дел Своих, которые делал (Быт 2:2).
Трудно представить себе более удачное начало истории седьмого дня, чем то, как оно описано в первой библейской книге: «Так совершены небо и земля и все воинство их. И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмой от всех дел Своих, которые делал. И благословил Бог седьмой день, и освятил его, ибо в оный почил от всех дел Своих, которые Бог творил и созидал» (Быт 2:1–3). Учитывая, как эффектно начинается история седьмого дня, вполне уместно спросить, останется ли это первое впечатление таким же сильным по мере того, как мы будем более тщательно анализировать текст, контекст и связанные с седьмым днем смыслы, которые можно найти в рассказе о творении.
Первые впечатления
Автор книги Бытие, говоря о седьмом дне, буквально нанизывает одну строку на другую, словно стремясь окружить седьмой день какой-то особой, чарующей аурой, отличающей его от всех прочих дней. Во-первых, автор отнюдь не подвешивает седьмой день в пустоте и не привязывает к какому-нибудь пусть и важному, но не основополагающему явлению в хитросплетениях человеческой истории. Напротив, Бытие устанавливает нерушимую связь между этим днем и фундаментальным событием, положившим начало существованию человека и сотворенного мира в целом[28]. Седьмой день – это своего рода «гвоздь» программы сотворения, кульминация творческого процесса. Он появляется на заре истории как первый знак, указывающий на характер и смысл творения. Во-вторых, акт творения следует понимать как исключительную прерогативу Бога. Это отличительный признак суверенного Божьего правления, поскольку человек не способен сотворить что-то из ничего. В-третьих, появление седьмого дня не является случайностью. Этот день неразрывно связан с процессом творения, всецело ему принадлежит и довершает его. Это день, без которого творение остается в подвешенном состоянии[29].
24
William Butler Yeats, “The Second Coming,” in Poem a Day, ed. Karen McCosker and Nicholas Alberry (Hanover, NH: Steerforth Press, 1996), 458. (Рус. пер.: Г.Кружков.)
25
Там же.
26
Там же.
27
Там же.
28
Рольф Рендторфф [Rolf Rendtorff, The Canonical Hebrew Bible: A Theology of the Old Testament, trans. David Orton (Leiden: Deo Publishing, 2005), 13] говорит, что в рассказе о творении описывается «начало начал; никакой предшествующей этому событию истории не наблюдается».
29
Наум Сарна [Nahum Sarna, Genesis (The JPS Torah Commentary; Philadelphia: The Jewish Publication Society, 1989), 14] утверждает, что «седьмой день – это день Господень, в котором достигает своей высшей, завершающей точки вся Его творческая деятельность предыдущих дней».