Таша

Еще два дня назад все вытащили и натянули на себя самую теплую походную одежду, порядком разгрузив обоз. Поддев под низ теплое исподнее, одевшись в мягкие бекеши, укутавшись толстыми суконными плащами, мы сидели вокруг небольшого костерка. Мужики точили зубами вяленое мясо, макая сухари в кружки с кипятком, а я просто сидела, глядя на огонь. Отдыха не получалось, всех поглотило тревожное ожидание. Набежали мысли о доме… о Зоряне. Кто-то негромко сказал:

— Песню бы сейчас… хотя бы тихонько, чтобы веселее было.

Так же тихо отозвался Юрас:

— Струны звучные… ветром далеко унесет. Можем просто спеть, если тихонько…

— Да нет… не то… не хочется, — бурчали мужики.

А мне захотелось, и я тихо запела, как для сына на ночь, песню, которую хорошо знала с детства. Простую, но дорогую для меня — я каждый вечер пела ее сыну. Завела ее поначалу совсем тихонько, потом немного осмелела:

Дальше пелось про то, что сильные ветры унесут злые тучи и высоко в ночном небе взойдут звезды и месяц. И можно спокойно спать, ничего не боясь, потому что наш покой хранит сильный воин…

Думаю, что во мне от фэйри только и осталось, что голос. Теплый, мягкий, грудной… чарующий. Мастер говорил, что он вводит душу в особый настрой — тихого любования жизнью, дарит стойкое ощущения счастья, дает ей покой от тревог и забот.

Наверное, эти же чары сейчас вызвали тепло в глазах воинов. Они расслабились и задумались, вспоминая что-то свое, хорошее, глядя на затухающий огонь. А Юрас смотрел на меня.

— Под эту песню засыпает каждый вечер наш сын? — спросил тихо, но совсем не таясь от своих людей.

— Под эту, — согласилась я.

— Прости за те мои слова, хотя ты просто неправильно их поняла. У нас самый лучший сын… он и не мог вырасти другим, слушая такую колыбельную, — улыбался командир, а я улыбнулась в ответ. Первый раз — от чистого сердца, все еще под настроением от песни — мягко, ласково, по-доброму. И сразу пожалела об этом, потому что услышала:

— Полюби меня опять, Таша…?

Я вскинулась, не веря своим ушам, потом отвела глаза от него — весь отряд смотрел на меня с затаенным ожиданием, будто сейчас решалась судьба их всех. Вот же…

— Хорошее время, а главное — место, выбрал ты, Юрас, — сердито попеняла ему я и уставилась в землю.

— Будет ли оно у нас — это время? — прошептал он, — только мне так… или всем не по себе? Будто давит что? Неприкаянность какая-то — ни стоянку обустроить, ни поесть толком не хочется.

Мы замерли, замолчали, прислушиваясь к себе. А и правда — сидели, даже не озаботившись расставить походные шатры. Будто птицы мимоходом присели на жердочку, готовясь взлететь в любой миг…

— Что-то будет, — проворчал командир, обведя всех понимающим взглядом, — тут даже говорить не надо — и так все ясно. Чуечку командирскую никто не отменял.

Повернулся ко мне всем телом и сказал громче и веселее, будто для того, чтобы подбодрить всех:

— Потому и спрашиваю — хотя бы попробуешь?

И мне не оставалось ничего другого, как ответить ему:

— Попробую…

Парни зашевелились и заговорили… о Зоряне. Вспоминали его проделки, опять по-доброму смеялись над детскими словечками, а Юрас тихо и ласково улыбался и не сводил с меня глаз. Уже скоро я чуяла себя ужом на сковороде, хотелось спрятаться от него, не видеть, не краснеть так сильно…

Над ухом раздалось встревожено:

— Весело вам тут? Таша, там такая хрень… полная задница… плохо все. В том месте… вся вражья сила там. Поставили идолов кружком. Кругом, табором — стоянки многих отрядов, даже одна племенная — с семьями. Похоже — собирается немалое войско и не только пошарпать рубежи. А на их пути — одна только малая крепостца да вы. Решайте…

Глава 22

— Одного — к крепости, упредить отряд? — предложил Тарус.

— Нет, — ответил командир, — это потом. Вначале… Тан, Глот! По коням и в столицу. Вы все слышали, все поняли?

Двое самых молодых парней седлали коней, готовили тючки с припасом себе в дорогу. Юрас подумал и добавил:

— Выделить им сменных лошадей — из самых быстрых. Мы справимся без них. Сами знаете у кого такие. Не жалейте — с ребятами они точно выживут, — хмыкнул он и еще двое стали готовить своих лошадей в дорогу.

— Ни крепость, ни мы в одиночку против орды не выстоим. Потому двигаемся к крепости. Зак, оттуда вы дотянетесь присмотреть?

— Растянувшись… может и дотянемся.

— Тогда — в дорогу. По пути хорошенько подумаем и решим — как быть дальше? У кого какие мысли — говорите вслух. Выслушаю даже полный бред — иногда он бывает самым разумным решением.

Иначе, чем бредом, я бы и не назвала то, что пришло мне в голову. Но вначале нужно было выяснить у Таруса неясное для меня. Гонцы уже умчались. Отряд готов был выступить, только двое безлошадных топтались у повозок. Юрас подъехал ко мне, взял поводья из моих рук и, отбросив их, выдернул меня из седла, усадив перед собой. Не дав времени даже пикнуть, крикнул тем, что стояли пешими:

— На коня! Второй тоже, к Здору — он худой. Повозки — следом, но тоже поспешите за нами. Дорогу знаете, да и по следам видно будет. Мы в крепость, обоз не ждем. Тронулись!

Я сидела и молчала. Юрас объяснил:

— У меня удобное седло — без высокой передней луки. Немного проедем так, а потом, когда устанешь — сядешь сзади, будешь держаться за пояс.

Покрутив головой, увидела Таруса, позвала его. Отряд набирал скорость, говорить было неудобно, приходилось почти кричать:

— Тарус! Ты ведун… зачем они собрали идолов до кучи? Что это может значить, кроме того, что и так понятно — вместе они сильнее? Зачем это им в глухой степи?

— Войско и не собирают на виду у всех, но да… почему в этом самом месте?

— Там еще пленники… — хрипнул в ухо Конь.

— Стой! — дернулась я в руках у Юраса.

— Что мы несемся, ничего не решив? Нам не отряд усиливать нужно, а решать, как быть с нашей задумкой.

Остановились, сдерживая коней. Мы с Тарусом напряженно смотрели друг на друга.

— Тарус, они будут кормить идолов. Там пленники… что будет, когда они…?

— Откуда мне это знать? Понятно, что для нас — ничего хорошего. Не допустить бы до этого, вот только — как?

— Мне нужно туда — как можно ближе, — решилась, наконец, сказать я то, что пришло мне в голову. И насторожилась, приготовилась отстаивать свое решение, но Тарус просто спросил у Юраса:

— Как мы это сделаем?

— Идем до самого конца, Таша? Даже на смерть? Я готов… но как же это не вовремя, — на его лице цвела отчаянная улыбка, — я вспомнить хочу! Не умирать рядом с тобой я хотел, милая. Совсем не умирать.

И решил:

— Пойдем втроем… ну, и твои ребята, само собой. Живые идут в крепость. Все одно не выстоять — ни самим, ни с ними. Тут ты права — это привычка, наработанная годами… а делать нужно другое. Возвращаемся к обозу, берем с собой твой шатер, еды дня на три, воды. Коней… как можно меньше — их нужно кормить и поить. На одном мы с тобой, на другом — ведун с поклажей. Будем надеяться, что у нас еще есть время. Подойдем как можно ближе. А там уже как пойдет…

— Мы выживем, Юрас, я — так точно. А, значит, и вы тоже. Тарус, — обратилась я к ведуну, — помнишь, я рассказывала о видениях, что были мне в избе у Строга?