Кара

Прошла еще одна неделя, томительного ожидания в Москве. Смирнов и Балаганин, ехали на встречу с Максимовым, уже не рассчитывая на успех.

Максимов всю эту неделю проводил какие-то консультации, каждый раз перенося встречу, на новое время или на следующий день. Вот и сегодня, он позвонил утром Смирнову и назначил ему встречу на двадцать часов вечера.

Смирнов, остановил автомашину около указанного Максимовым дома, и ребята стали его ждать. Ждать пришлось довольно долго. Измученные ожиданием, Смирнов, завел двигатель автомашины и собрался уже возвращаться обратно в гостиницу. Неожиданно для них, из-за угла дома, показалась фигура Максимова. Он подошел к автомашине и, оглянувшись по сторонам, сел на заднее сиденье.

— Прошу, извинения. Дела, пришлось немного задержаться на работе. Икона, у меня и я готов передать ее вам. Единственное условие, это ни слова, ни какого-нибудь намека, на КГБ.

— Я, могу вам дать только свое личное слово, за действия своего руководства, я не отвечаю. Это, вы сами решайте с ними, эту задачу.

Максимов, немного задумался, а затем словно махнув на все рукой, произнес:

— Пойдемте, Смирнов, я передам вам вашу икону, она у меня в машине.

Они вышли из автомашины и завернули за угол. Вскоре, Стас увидел Смирнова, который возвращался, со свертком в руках. Станислав, вышел из автомашины и направился в сторону Смирнова.

— Ну, как? Ты смотрел? Она или нет? — спросил он у Смирнова.

— Все, нормально Станислав. Икона у нас. Давай подождем Максимова, он попросил меня, его подождать.

Они сели в автомашину и стали ждать, когда появится Максимов. Минуты через две, к ним подсел Максимов.

— Все ребята, нормально — произнес он. — Мне просто нужно было доложить генералу о передаче иконы. Вы, хоть представляете, какие ценности вы вернули в Казань. Только, одна Седмиозерная икона, могла свободно прокормить ваши семьи, всю оставшуюся у вас жизнь. Да, Селезнев, знал, что выбирать в храмах Казани. У него всегда было это звериное чутье, на самое дорогое, что можно стащить.

— Олег Валерьевич, скажите, вы его случайно не задержали? — спросил Станислав у Максимова. Получив отрицательный ответ, Станислав задал ему очередной вопрос:

— Скажите, а как эти похищенные иконы оказались у вас, то есть в КГБ?

Максимов посмотрел на Балаганина и улыбнулся.

— Селезнева, если по-честному, мы и не искали. У нас на него, в отличие от вас, ничего нет. Ведь он, не совершал преступлений на территории Москвы и Московской области. Если бы вы, его даже и задержали, то едва бы могли его натянуть на подстрекательство к разбою. Слова к делу, не пришьешь.

Про все другое, говорить не стану. Это служебные вопросы и они обсуждению не подлежат. То, что вы, работали абсолютно грамотно, этого не отметить, не могу. Смотрите сегодня вечером программу «Время», думаю, что это будет для вас интересно.

Смирнов посмотрел на часы. До начала программы «Время» оставалось чуть более одного часа.

Они остановились у небольшого кафе, в котором голубым огнем, светился экран телевизора. Они вошли в кафе и сели за столиком. Вот замелькала на экране знакомая всем заставка и зазвучала музыка. Внезапно, на экране телевизора появилось знакомое Смирнову лицо, это был знакомый генерал КГБ. Он был в форме, грудь его кителя украшали множественные правительственные награды. Генерал бодро давал интервью, ведущему новостного канала, о том, что органами государственной безопасности удалось перекрыть канал, по которому за границу переправлялись предметы старины. Он еще, что-то говорил о победах КГБ, а затем, встав из-за стола, передал Максимову, как представителю общественности, икону Казанской Божьей Матери. Все присутствующие в зале люди, хлопали в ладоши и поздравляли генерала за столь прекрасную работу КГБ.

Ребята, молча вышли из кафе и направились к машине. На их лицах была несвойственная им, растерянность. Они великолепно понимали, что эти люди с генеральскими пагонами на плечах просто украли у них эту победу.

На следующее утро, попрощавшись с ребятами из пятого отдела МУРа, они отправились в Казань.

Первую, возвращенную икону Седмиозерной Смоленской Божьей Матери, передал архиепископу Казанскому и Марийскому, сам министр внутренних дел республики. Передача иконы, была осуществлена накануне большого религиозного праздника православных христиан, Пасхи. Эту церемонию широко освещали все средства массовой информации.

Икону же Казанской Божьей Матери, было поручено передать в епархии мне лично. Я связался по телефону со Смирновым и начальником Бауманского отдела внутренних дел Казани Шулаевым и пригласил их составить мне компанию, при передаче иконы архиепископу. Передача иконы, должна была осуществиться в Соборе святого Петра и Павла.

Я впервые в жизни, стоял в центре Собора Святого Петра и Павла и держал в руках эту чудотворную икону. На меня и на моих товарищей, были направлены множественные софиты, которые слепили нас, из-за чего мы плохо видели, что происходило вокруг нас.

Сказать, что я не волновался, это, значит, не сказать ни чего. От волнения, у меня стали мелко трястись руки и я, в какой-то момент, реально ощутил, что могу выронить из рук, эту святыню. Это было не удивительно, так как сама икона весила довольно прилично и я, чтобы не уронить ее, крепко прижал ее к своей груди. В этот момент, я, не знавший ранее Бога, почувствовал внутри себя какие-то внутренние изменения, словно святой лик Христа и его матери, пресвятой Девы Марии, отпечатался где-то у меня внутри.

Это чувство было столь сильным и впечатляющим для меня, что я с испугом посмотрел на своих товарищей, стоявших рядом со мной. Я, еще плотнее прижал к себе икону и устремил свой взор, на царские ворота, за которыми шла какая-то тогда непонятная для меня служба.

Наконец, откуда-то сверху, раздалось пение, и царские врата растворились. Из них вышел архиепископ в окружении священников. Все они были одеты в блестящие нарядные одежды. Вся эта свита, под непрерывное пение церковного хора, медленно направился ко мне.

Я произнес какие-то торжественные для этого момента слова и протянул икону архиепископу. Прежде, чем взять у меня икону, он трижды поцеловал ее, а уже затем только принял ее из моих рук.

Все это было обставлено столь торжественно, что у меня от волнения, немного закружилась голова.

— Все, так здорово, так красиво и торжественно — прошептал, мне на ухо Шулаев, — что мне даже не верится во все это, происходящее здесь.

Его слова, снова вернули меня к действительности. Мы стояли в центре Собора и не знали, что нам делать дальше.

— Виктор Николаевич — обратился ко мне секретарь архиерея, — вы останетесь на торжественный обед или нет?

Я извинился перед ним и сообщил, что у меня сегодня слишком много дел, и я не смогу принять участие в этом торжестве.

При выходе из храма, я впервые ощутил в себе столь большие перемены в моей душе и сердце. Мне было столь легко, что я как мальчишка, чуть ли не бегом спустился по лестнице Собора и направился к своей автомашине, которая ожидала меня во дворе храма.

После больших усилий, отцу Ловчева удалось добиться освобождения сына из-под ареста. В настоящее время, Вадим находился под подпиской о не выезде и усилено занимался в университете.

Трое суток проведенных им в камере предварительного задержания, окончательно выбили из него, преступную романтику. Он часто, как дурной сон, вспоминал эти поездки с ребятами в Москву, эту перестрелку с людьми Селезнева, когда ему удалось ранить одного из охранников Селезнева. При разговоре с отцом на эту тему, Вадим старался представить отцу, себя виде жертвы этих ребят, которые чуть ли не силом заставили его принять участие в этом нападении.

Вадима иногда тревожили следователи, которые расследовали это дело. На все эти допросы, Вадим ходил только со своим адвокатом. Он не стеснялся уже ничего и полностью перекладывал всю вину на Прохорова и Цаплина. Вскоре, его перестала мучить совесть.