Страница 12 из 27
Душа не было. Ванной тоже не было — это мракобесие происходило в комнате, которую Энни назвала ванной лишь условно — в ней стояло жестяное корыто и пара тазов. Комната находилась внизу — это было важным открытием, хотя Снейп и не был уверен, что сможет повторить этот путь. Они вышли из комнаты, где Энни хранила женское пугало, а потом представляла собой нечто похожее уже для самого Снейпа, немного прошли, спустились по лестнице, а дальше Снейп потерялся в бесчисленных шагах, которые он пробовал поначалу считать, и поворотах. Было ясно, что Энни просто водит его по дому, запутывая.
Во время этого путешествия на голове у Снейпа была несвежая наволочка, и видеть он ничего не мог, а возмущаться не осмеливался.
Здесь была — он вспомнил — стиральная машина, и она показалась очень старой, такая или очень похожая, кажется, была в его детстве. Громыхающая, огромная. Она не качала воду из водопровода, в неё воду заливали ведрами. Тем не менее, водопровод в доме был: Энни со своей неуемной и неунятой страстью дала это понять вполне определенно. И не только с холодной водой, если только Энни не была ненормальной настолько, чтобы заниматься самоудовлетворением в ванной с ледяной водой.
Энни решила вымыть Снейпу голову холодной водой. Снейп был рад — она выпустила из рук бритву, потому что руки ей были нужны для того, чтобы его мыть, и был бы куда радостней, если бы эта бритва оказалась в его руках. Тогда безжалостное чувство страха, выжимавшее его кишки все сильнее, с самого первого разговора с Энни, глядишь, и отступило бы.
«Трус, трус!» — надсадно кричала незнакомая женщина на краю подсознания, а Снейп мысленно отмахивался от нее, потому что его голову обволакивал мерзкий запах. Он предполагал, что шампуни пахнут куда более приятно, однако от его головы несло каким-то мерзким маслом.
— Это дегтярный шампунь, Северус, чтобы ваши волосы лучше выглядели. Вы, мужчины, не любите думать о такой мелочи, как уход за телом, — мурлыкала Энни, и её пальцы копались в волосах Снейпа.
Он стоял, наклонившись над корытом, и по голой груди и затекшей до смерти спине ползли мурашки. Здесь не было ничего подходящего, кроме таза, из которого вода вот-вот должна была политься на пол, а в кармане платья Энни — дальнем от Снейпа кармане — лежала сложенная опасная бритва. Пытаться бунтовать против потенциального шизофреника, у которого в кармане такое смертоносное оружие, да еще и ужасающей остроты, Снейпу не хотелось.
«Трус!» — снова кричала танцующая на осколках памяти безликая обвинительница, и снова холодная вода текла по черным волосам, смывая вонючую пену. Вода смывала шампунь, но не смывала тошнотворный запах дегтя.
«Что она от меня хочет?» — отстраненно подумал Снейп, имея в виду не Энни, а вопящую женщину. Сам он по здравому размышлению пришел к выводу, что вовсе не трус. По крайней мере, он держался, хотя бы внешне, когда ему угрожала опасность — та самая, которая сейчас заботливо дергала его мокрую шевелюру. Забота проявлялась своеобразно — Энни словно пыталась выдернуть из Снейпа все, что нащупывала на его голове, и от воплей его спасала морозная анестезия.
Энни укутала его голову полотенцем. Тонким вафельным полотенцем в глупый желтый цветочек — Снейп покосился краем глаза, когда Энни отошла, рассчитывая, что она повернется к нему задом. Длинные мокрые волосы все равно лезли к шее и лицу, и мерзкие ледяные капли текли под рубашку, мрачную черную рубашку, в которую Снейпа, как куклу, нарядила Энни. Он ощущал себя игрушкой в её руках. Безвольной, слабой и покорной игрушкой, умеющей только ждать, как в фильме ужасов.
Игрушкой, умеющей с собой совладать.
Было ли это доказательством слов Энни, что он обыграл какого-то волшебника? Значит, и тогда он был внешне покорен, слаб и безволен, но внутри у него была сила, которая ему помогла? Что за сила — чувства к этой рыжей развратнице или что-то еще?
«Никакая любовь тут не выход. Палочка, — подумал Снейп отмерзшей головой. — Мне надо найти палочку, ту, которая будет мне подчиняться».
Искать палочку в этой комнате было бесполезно, но Снейп все равно жадно всматривался в углы. Энни сушила его голову, а он мечтал, что она на мгновение ослабит бдительность, и тогда он сорвет с себя полотенце и придушит ее. И сбежит.
Он чувствовал в себе достаточно сил, чтобы это сделать, хотя и понимал, что придется ему нелегко. Он понятия не имел, где находился, как далеко были люди и как быстро Энни, если только он ее не убьет, сможет броситься за ним в погоню.
«Я должен ее обездвижить и запереть».
Снейп уже понял, что Энни водила машину, только вот не мог вспомнить, обладает ли этим навыком сам. Когда он пытался себе представить этот процесс, на память ничего не приходило, совсем ничего, и, судя по остаткам других воспоминаний, машина для него исключалась. Оставались только ноги.
«Я должен выбраться и бежать туда, где машина не сможет проехать. В лес?»
Но что было вокруг, он не знал.
Энни закончила вытирать его волосы. Снейп так и не вырвал у нее полотенце и не сделал даже попытки. Просто ждал, сам не зная, чего. Когда Энни отпустила его, он только покосился в ее сторону.
— Встаньте на колени, Северус.
Это было внезапно, но ожидаемо. Снейп исполнил эту странную просьбу, полагая, что Энни возбудила возня с его головой, а ему предстоит не самая приятная процедура. Назвать ее каким-то другим, более специфичным или интимным словом, он не мог даже про себя, а во рту уже заорали гадящие кошки.
«Меня стошнит», — вяло подумал он, но ошибся в очередной раз. Энни не собиралась заниматься с ним ничем интимнее расчесывания волос.
Удивительно, но это было даже приятно. Энни обращалась с ним с нежностью, которую Снейп в ней не мог заподозрить. Она отделяла каждую прядь и проводила по ней расческой, задевая кожу головы, и, несмотря на унизительную позу, Снейп чувствовал что-то почти эротическое, но потом понял, что это не то.
Воспоминания. И к эротике они не имели никакого отношения — просто тепло, забота и дом.
Дом.
«Сев, сиди спокойно!»
Сев?
Снейп дернулся — так явственно прозвучал этот голос. Сев. Так называла его Энни-рыжая, то есть так называла его ее соперница, но…
Энни в ответ недовольно рванула его волосы, и Снейп снова замер, боясь спугнуть эту память. Он закрыл глаза и попытался вызвать воспоминание заново.
«Сев, сиди…»
«Дрянь! Тупая никчемная дрянь! Руки никуда не годятся!»
И плач. Это был тот же голос, что велел ему сидеть смирно. Снейп в этом не сомневался. Как ее звали? Эйлин. Так сказала Энни. Но нет, не Эйлин. Это имя он раньше не слышал — точнее, не знал никого, кто носил бы его.
Эвилин. Точно, Эвилин.
Его мать.
Кто тогда та самая Эйлин со странной фамилией Принц? Или, может, его все же подводит память?
Энни продолжала расчесывать его волосы, и Снейп понадеялся, что она увлечется этим надолго. Под ее мерные движения хорошо думалось.
Эвилин, у которой нет фамилии. А тот мужчина — его отец? Или, может, просто какой-то сожитель матери. И как звали его самого? Сев — Северус. А еще?
Снейп закрыл глаза. Мать расчесывает его. У него тоже были длинные волосы? Нет, разумеется, нет. Просто густые, и похоже, что вьющиеся. И в движениях матери какое-то торжество, словно ему предстоит…
Конфирмация. Снейп неожиданно ярко вспомнил епископа в праздничных одеждах и себя самого, будто со стороны. Он был все-таки уже не ребенком, но чувствовал себя словно дитя — растерянный, напуганный, не знающий, что сказать и сделать, хотя был уверен, что мать не единожды повторила ему все от и до.
Себ. Не Сев, Себ. Себастиан.
Снейп сжал кулаки, чтобы только не дернуться, в порыве злости не вскочить и не сбить Энни с ног за ее наглую ложь, но и внезапная сила, и отчетливое видение тотчас пропали, оставив место сожалениям (надо было вскочить!) и сомнениям. Может быть, это вовсе не та настоящая правда, а некий морок от зелий.
Объявшая Снейпа вслед за этим невыразимая слабость только укрепила его в подозрениях. Не все так просто, не все так однозначно, и нельзя поддаваться эмоциям, они могут быть лживы и опасны, и неизвестно еще, врала ли Энни, говоря о врагах.