Страница 16 из 82
Об истории пилосских царей этого времени мы знаем немного. Сообщают, что Нелей женился на Хлориде, дочери Амфиона, которая родила ему 12 сыновей и дочь Перо. Однако самые известные мифы мессенского цикла повествуют не о царской семье, а о племянниках Нелея – братьях Мелампе и Бианте, сыновьях его сводного брата Амитаона.
Многие хотели бы сделаться царями, но удается это далеко не всем! Если твой отец никогда не носил короны и не восседал, верша дела, на троне, считай, надежды твои почти несбыточны. Между тем, иметь под своей властью пусть небольшое, но собственное царство, бывает иногда совсем не лишним, особенно если ты мечтаешь жениться на царевне!
Юный Биант понял это после того, как влюбился в свою двоюродную сестру Перо. Она была славная девушка и тоже любила Бианта. Но ее отец – пилосский царь Нелей, – а также двенадцать ее гордых братьев даже слышать не хотели об их свадьбе. Всем ведь было известно, что отец Бианта Амитаон человек бедный и живет во дворце своего сводного брата почти что из милости.
От несчастной любви Биант перестал есть, пить и в конце концов так ослаб, что слег в постель. Бедный Биант! Очевидно, только смерть могла избавить его от мук! Все близкие горячо ему сочувствовали, но что они могли поделать?
Когда несчастному стало совсем худо, его брат Меламп отправился к Нелею и постарался смягчить его сердце. «Биант умрет, если не подать ему хоть малую надежду», – сказал он. В ответ Нелей только развел руками. В общем-то он был человек не жестокий и совсем не желал племяннику зла, но потакать ему тоже не собирался.
Меламп тяжело вздохнул. Он хотел уйти, однако царь неожиданно остановил его. «У фессалийского царя Филака, – промолвил он, – есть редкостное сокровище: дюжина великолепных роскошных быков, каждый из которых стоит целого царства! Филак ужасно дорожит своими любимцами и поклялся никому их не продавать. Он так боится потерять их, что сам по ночам спит в коровнике. В дозоре ему помогает огромный, неподступный, никогда не смыкающий глаз пес – настоящее чудовище! Только попробуй сунуться – и он разорвет тебя в клочки! Вот как хорошо охраняют этих быков! Но если тебе удастся заполучить их, я отнесусь к твоему сватовству совсем не так, как относился к нему прежде!» Меламп схватил руку Нелея и горячо поцеловал ее. «Спасибо, дядя, – воскликнул он, – пусть все будет, как ты говоришь! Раз тебе хочется иметь этих быков, они у тебя будут, лишь бы Биант и Перо могли пожениться!» – «Договорились!» – отвечал Нелей.
Меламп вернулся домой и рассказал брату о своем разговоре с царем. «Сегодня же отправляюсь в путь, – объявил он, – а ты молись бессмертным богам и жди моего возвращения!» Биант был очень рад. Провожая брата, он пожал ему руку и улыбнулся в первый раз за много дней.
Поскольку стояла осень, и на море установилась непогода, Мелампу пришлось добираться до Фессалии пешком через всю Грецию. А путь этот был совсем не близкий! Однажды Меламп проходил через какую-то деревеньку и заметил ватагу местных мальчишек. С громким криком они швыряли камни в большую пеструю змею, свернувшуюся кольцами у основания каменного жертвенника. Змея отчаянно шипела на детей, раздувала шею и выкидывала далеко вперед свой раздвоенный язык. Это ей, впрочем, не помогло – прежде чем сын Амитаона успел приблизиться, змее снесли голову острым камнем. Дети хотели убить также двух ее маленьких змеят, но Меламп остановил их. «Разве вы не видели, – сердито сказал он, – змеи находились под охраной богини. Хотите навлечь на себя ее гнев?» Озорники бросились врассыпную, а Меламп похоронил убитую змею. Потом он вылил воду из своего кувшина и посадил туда обоих змеенышей. Надо же было отнести их в безопасное место!
Вечером он добрался до живописной дубовой рощи, остановился на ночлег у холодного ручейка, вытащил своих спутников и наполнил кувшин водой. Он думал, что змееныши тотчас скроются в траве. Но те не спешили уползать. Царевич предложил им сладкую лепешку, и они охотно поели прямо с его ладони. А когда сын Амитаона заснул, змееныши заползли к нему на голову и быстро вылизали острыми язычками его уши. Слух Мелампа обрел после этого такую замечательную чуткость, что он стал понимать язык всего живого! Так змеи (а, может быть, и сами боги!) отблагодарили царевича за его доброту.
Утром Меламп проснулся и очень удивился своим чудесным способностям. Отныне он мог слышать и понимать такое, о чем другие люди даже не догадывались. Останавливаясь возле пруда, он подслушивал болтовню уток, приглашавших друг друга полакомиться водными жуками. Присев возле муравейника, он слышал как подбадривают друг друга трудолюбивые муравьи. В деревнях он знал о чем переругиваются соседские собаки, а оказавшись в лесу, легко мог выведать секреты каждого кустика. Пение птицы, мурлыкание кошки, плеск рыбы, стук дятла и шелест листвы – все обращалось для него в осмысленные слова и фразы.
Вот как повезло Мелампу! Но, даже обладая таким замечательным даром, он представить не мог, каким образом сможет завладеть быками Филака. Добравшись до Галоса (это была столица Филака), он разыскал царский коровник и глухой ночью тихонечко перелез через забор. Он надеялся, что собака заснула, однако она была настороже и тотчас набросилась на похитителя. Ну и зубы были у нее! Не успел царевич опомниться, как она разорвала на нем всю одежду и отхватила от ноги порядочный кусок мяса. Хорошо, что царь по своему обыкновению спал в коровнике и успел оттащить от несчастного своего пса. Меламп пытался объяснить, для чего он хотел заполучить чудесных быков и как нужны они его брату Бианту, но Филак не стал его слушать. Для него Меламп был обычным вором, таким же как все остальные. «Бросьте этого негодяя в подвал, – приказал он слугам, – и заприте получше. Будет знать как покушаться на чужое добро!»
Несчастного принца отвели в подземелье, швырнули на пол и захлопнули дверь. Из ран у него сочилась кровь, нога ужасно болела, но Меламп думал не о себе, а о брате. «Как нелепо все вышло! – прошептал он. – Бедняга Биант! Кто теперь тебе поможет?"
Потянулись долгие томительные дни, как две капли воды похожие один на другой. Чтобы развлечь себя Меламп внимательно вслушивался во все окружающие разговоры: кудахтанье кур, писк мышей и ворчание крыс. Вскоре ему открылись все домашние тайны царя. Между прочим он узнал про болезнь его сына Ификла: несколько лет назад мальчик выскочил из дворца в ту минуту, когда отец приносил в жертву барана. Увидев окровавленный нож он так испугался, что лишился дара речи, и с тех пор не произнес ни слова! Поначалу Меламп не предал этому известию никакого значения, но однажды ему удалось услышать прелюбопытный разговор двух ворон, сидевших напротив его зарешеченного окна. «Несчастный Ификл, – сказала одна из них, – все считают его болезнь неизлечимой. Никто не знает, что лекарство от нее находится у них под носом!» – «Тебе-то откуда это известно?» – удивилась вторая. «В тот день, когда Филак приносил жертву, я как раз находилась рядом. Ификл увидел в руках отца окровавленный нож и закричал от ужаса. Царь поспешно воткнул его в ствол священной груши и побежал к сыну. Нож так и остался в дереве и со временем зарос корой». – «И что же теперь делать?» – спросила вторая ворона, а первая пояснила, что надо вытащить нож, соскрести с него ржавчину, оставшуюся после жертвенной крови, и, размешав ее с водой, давать в течении десяти дней Ификлу. «Тогда речь к нему вернется, – закончила она, и мальчик будет здоров!» Меламп запомнил каждое произнесенное слово, но никому ничего не сказал.
Вечером того дня, когда исполнился ровно год его заключения, до Мелампа донесся разговор двух червей-древоточцев, сидевшей на уходившей в стену балке прямо у него над головой. Оказалось, что вся эта балка источена внутри и сломается завтра поутру! Тут уж царевич не стал молчать, а принялся кричать во весь голос, требуя, чтобы его перевели в другой подвал: «Я не могу здесь больше оставаться, – твердил он, – завтра обвалится потолок и меня придавит!». Царю сообщили о требованиях узника. Филак как раз пировал с друзьями и был в хорошем расположении духа. «Видать у этого парня от одиночества совсем поехала крыша! – сказал он со смехом, – вот ему и грезятся всякие ужасы». Однако он разрешил перевести Мелампа в другой подвал, а тому только это и было нужно.