Смелые не умирают

Всюду по первому подозрению начали хватать заложников.

А через несколько недель граф Дитрих спешно докладывал гаулейтеру о крупной победе: он нанес удар в самое сердце партизанского подполья.

Случилось это так.

Воодушевленные примером шепетовчан, славутские подпольщики задумали убить фельдфебеля шуцманшафта комиссара славутской районной полиции Косовича.

Жила в Славуте молодая красивая девушка Люба Цыганкова. Она была знакома со многими подпольщиками. За Любой ухаживал Косович. Подпольщики уговорили ее устроить именины. Хочется, мол, выпить, спеть, поплясать. Люба пригласила и Косовича. Недавнее убийство Кенига не выходило у Косовича из головы. Он жил в постоянном страхе. Как говорится, пуганая ворона куста боится. Прежде чем идти к Любе, Косович приказал полицейским оцепить ее дом. В назначенный час двое подпольщиков вошли в темный двор и напоролись на засаду. Завязалась перестрелка, но нашим удалось скрыться. Косович устроил повальную облаву. Арестовали всех подозрительных. В их числе оказался и доктор Михайлов. Одухи в Славуте не было: он увел в лес группу военнопленных, бежавших из лагеря, а с ними и Станислава Шверенберга.

На первом же допросе Люба Цыганкова призналась, что именины предложили устроить Михайлов и Одуха.

Михайлова перевели в Шепетовку. Опытный следователь, граф сразу определил, что перед ним не рядовой подпольщик. Не случайно многие арестованные знали его имя. Михайлова не били и не пытали. Граф был с ним вежлив и обходителен. Он предлагал чистосердечно признаться и назвать сообщников. Взамен обещал свободу и частную клинику во Львове. Михайлов держался спокойно, уверенно. От сделки отказался.

— Покорно благодарю вас, граф, — с усмешкой ответил он. — Я не привык торговать своей совестью.

Собственно, другого ответа граф и не ждал. Его всегда бесили упорство и фанатизм советских людей. Но сейчас он сдержался. В его руках нить ко всей организации. Надо размотать ее умело и осторожно. И граф пошел на хитрость. Он приказал устроить в Славуте засаду и вернуть туда Михайлова в сопровождении незначительной охраны. Подпольщики, конечно, не упустят удачного момента, захотят освободить Михайлова. И сами попадутся в ловушку!

Расчет графа оказался верным. Как только Михайлова привезли в Славуту и посадили в общий барак шуцманшафта, срочно собрался подпольный комитет. Одуха разработал план побега Михайлова.

Одуха смело отправился в охранку тюремного барака, зашел в комнату коменданта, прикрыл за собой дверь. Расстегнув плащ, вытащил из-за пояса гранату и пистолет. Открывшись коменданту, что он подпольщик, потребовал помочь устроить Михайлову побег. Пригрозил, что, если комендант откажется или выдаст, подпольщики уничтожат его. Комендант, заикаясь со страху, поклялся, что ничего не может сделать. И рассказал Одухе о засаде.

— Мы для отвода глаз дежурим. Кругом немцы сидят, с пулеметами. День и ночь следят за бараком. Вас ждут.

Одуха понял, что Михайлова спасти невозможно…

Граф терпеливо ждал. Два дня, три дня, четыре. Убедившись, что подпольщики не клюнули на его приманку, затребовал Михайлова в Шепетовку. На этот раз он не был обходителен. Однако ни пытки, ни побои ничего не дали: Михайлов гордо молчал.

Второго августа избитого, окровавленного Михайлова привезли под усиленным конвоем в Славуту и повесили на дереве перед больницей. Труп висел несколько дней. Потом его зарыли в мусорной яме… Там теперь посажены цветы, поставлен памятник. Доброе имя верного сына партии и народа Федора Михайловича Михайлова живет в сердцах людей…

Но и тогда, зарыв обезображенный труп в мусорной яме, немцы не могли убить его имени.

После казни доктора Михайлова Антон Захарович Одуха ушел в лес. А в Стриганах, в его пустом доме, несколько дней сидели полицейские. Одуха так и не пришел. По всей Славуте расклеили объявление гестапо. Тому, кто укажет местопребывание Одухи, «стриганского бандита», как говорилось в объявлении, гестапо обещало вознаграждение в двадцать пять тысяч оккупационных марок. Выцвели, пожелтели от дождя и солнца листки объявлений, но за вознаграждением никто так и не явился.

В лесу Одуха собрал воедино маленькие группы военнопленных, бежавших из концлагерей, и подпольщиков, ушедших из Шепетовки, Славуты и окрестных сел. Группа Одухи расположилась лагерем под селом Хоровиця. 18 августа он отправил на связь с Большой землей несколько человек, в том числе Станислава Шверенберга. Дожидаясь их возвращения, группа Одухи готовилась к предстоящим схваткам. В конце октября вернулись связные. Они дошли до Полесской области Белоруссии. Там, в селе Бобрик, виделись с представителем партизанского командования — секретарем подпольного Каменец-Подольского обкома партии Степаном Антоновичем Олексенко.

Командование поставило перед группой Одухи задачу — проводить военную разведку и диверсии на дорогах Шепетовского узла и создать на территории Каменец-Подольской области партизанский отряд. На помощь Одухе пришел опытный партизан-коммунист Иван Васильевич Кузовков. К тому времени в группе насчитывалось свыше восьмидесяти человек. В середине декабря их разбили на отделения и взводы, создали штаб. Командиром отряда стал Одуха, начальником штаба — Кузовков. В тот же день состоялось партийное собрание, избрали парторга. Собрание решило присвоить отряду имя Федора Михайловича Михайлова.

Спустя несколько дней группа партизан отряда имени Михайлова отправилась на первое задание. Одуха, Кузовков, Петров, Шверенберг и другие, всего двенадцать человек, неожиданно ворвались в город Аннополь, перебили небольшой отряд солдат и полицейских, подожгли спиртозавод и тысячу тонн спирта, предназначенного для вывоза в Германию, захватили ручной пулемет, винтовки и пистолеты.

Обеспокоенный участившимися случаями налетов и убийств фашистских солдат и полицаев, гебитскомиссар Шепетовки Ворбс издал специальный приказ: всем немецким военнослужащим и полицаям, отправлявшимся по служебным обязанностям из городов и райцентров в села, разрешалось находиться там только до двух часов дня, после чего надлежало возвращаться обратно.

Партизаны в шутку говорили, что теперь с двух часов дня начиналось их «партизанское время».

Неуловимый отряд имени Михайлова шел по стонущей украинской земле, по лесам Каменец-Подольской области, карая оккупантов и предателей, вселяя веру и надежду в наших людей.

А в Шепетовке примерно в эти же дни, в середине декабря 1942 года, произошло незначительное на первый взгляд событие.

Как-то прибежал к Горбатюку Павлюк и взволнованно сообщил:

— Неймана арестовали!

Горбатюк побледнел. Словно он предвидел, предчувствовал, что этот арест принесет шепетовскому подполью большие неприятности.

Обрусевший немец Нейман был начальником уголовного розыска Славуты. В начале войны он эвакуировался в Киев, а когда немцы заняли Киев, приехал в Шепетовку. Здесь у родителей находилась его жена с сыном. Вскоре после приезда Неймана его тестя, члена партии, работавшего на лесозаводе, арестовали и расстреляли. Нейман опасался дальше оставаться в его доме.

Каким-то образом ему удалось познакомиться с Лагутенко. По его просьбе Горбатюк и устроил Неймана на 603-й лесосклад, находившийся в Климентовичах.

Остап Андреевич Горбатюк умел разбираться в людях. Достаточно было одной встречи с человеком, одной недолгой беседы с ним, чтобы понять, чем тот дышит, чтобы широко, доверчиво распахнуть перед ним свою душу или навсегда наглухо закрыть ее.

Побеседовав с Нейманом, Горбатюк понял, что это человек трусливый, неустойчивый, отнесся к нему настороженно и решил к подпольной работе не привлекать.

Нейман и не рвался к ней. Судя по всему, он думал только о личной безопасности. Дальний лесосклад как нельзя лучше устраивал его. Он поселился там с женой.

Однажды, хватив лишнего, Нейман вздумал поохотиться. Его арестовали, отобрали старенькое охотничье ружье, оштрафовали и выпустили. Потом, что ни день, стали вызывать в жандармерию. Возвращался Нейман хмурым, задумчивым; ушел в себя, запил. Только однажды во хмелю обронил фразу: «Пропала моя жизнь!»