Конец сказки

Был среди них Калин-хан. Явился сказать, что псоглавцы Репрева разыскали второй семиверстный сапог и он, верный Кащея слуга, повторно благодарит за щедрый подарочек.

Был и Тугарин, каган людоящеров. Доложил, что его разъезды взяли двоих подсылов из Тиборска и одного – из Булгарии. Этот пытался прикидываться татаровьином, но его разоблачили.

Были гонцы от шуликунов. Правда, чего они хотели, осталось непонятным. Язык, на котором они лопотали, не разбирал ни Кащей, ни Вий. А единственный у шуликунов толмач как раз слег с некой хворью.

О хворях же явилась доложить Моровая Дева. Невея-Мертвящая несколько минут увлеченно перечисляла села и веси, что опустошили ее сестры-чумодейки. Сама она сотворила своим белым платом еще добрую тысячу навьев.

А под самый конец дня пришли четыре угрюмых самоядина. Шамкая ртами на темени, они уставились на Кащея, точно безразличные ко всему быки.

Самоядь – народ странный, неразвитый. Невесть откуда взялись, невесть чем живут, невесть о чем думают. Ходят со своими нартами по берегам Печоры, воюют с ненцами и людоящерами. Кащею служат верно, но проку от них особого нет – малочисленны самоядины, небогаты, да и в драке мало чем знамениты.

Дивьи люди, одно слово.

А ведь эти четверо еще из самых толковых. К Кащею явились самояди шаманы. Царь нежити видел над их верхними ртами словно клубящиеся смерчики, крохотные вихорьки.

Тоже себя кудесниками считают, поди.

– Гыр-ыы ар-ракх ы-ых, – прогудел один из них. – Бы-ых мы а-агх э-эстэ-эд а-агус а гей-ээдх.

– Да, пришло время вам мне послужить, – подтвердил Кащей.

– Ы-кы ыа-ракх ог-го то-э.

– На закат. Все вы пойдете на закат с моим войском. Но это погодя, весной. А пока – ступайте к Кромешной Житнице и сотворите там обряд. Сами знаете, какой.

– Ы-ыра?! Ыкхы?! – ужаснулся самоядин.

– Да. Разбудите Кобалога.

Пятясь и кланяясь, самоядь убралась восвояси. Вий же передвинул последнюю из своих тавлей и гулко произнес:

– Даже Кобалога решил поднять, сын? Мало было тебе Врыколака?

– Врыколак не оправдал своей грозной славы, – холодно ответил Кащей, делая ход. – К тому же Жердяй поднял его без моего дозволения. Я хотел приберечь его на потом, пустить вперед войска. Рано или поздно его бы все равно одолели, но он немало сокрушил бы русов. А раз Врыколака больше нет – пустим вместо него Кобалога. Хек. Хек. Хек.

Вий поглядел на доску. Кащей смахнул его последнюю тавлею, заняв последний город на этой карте – Теребовль. Черные костяные диски стояли поверх Тиборска и Владимира, Рязани и Мурома, Твери и Торжка, Козельска и Курска, Киева и Переяславля, Чернигова и Смоленска, Полоцка и Великого Новгорода. Всю Русь пожег-разорил Кащей Бессмертный. Дальше ему лежала торная дорога в закатные земли, в европейские царства и княжества.

Пока что, правда, только на чертеже.

– Играешь ты хорошо… – подытожил Вий. – Ладно… Своего старого отца одолел… Сумел… Хорошо… Посмотрим, таков ли будешь в живом бою… В схватке… Посмотрим… Я же… я пока что вернусь к себе в Навь… Посплю еще… Подремлю… Сил наберусь… Тяжек мне воздух Яви… Но когда я понадоблюсь – просто покличь, и я приду… Помогу, чем смогу…

За окном поднималось солнце. День и ночь играли Кащей и Вий. День и ночь обсуждали грядущие дела. И теперь, с рассветом, Вий тяжело поднялся на ноги, сделал несколько шагов и… ухнул сквозь пол. Провалился в бездну – да так, что даже дыры не осталось.

Кащей с минуту еще смотрел на это место. Он шевелил мысленно ключ-камень. Чувствовал, как укрепляется с ним связь.

Было бы хорошо провести этот ритуал загодя. До того, как он убил князя Игоря и разрушил Ратич. Но нужные знания пришли к Кащею лишь после прикосновения к ключ-камню. Многие года он искал, отчаялся уже найти – и вот, обнаружил наконец.

Только война к тому времени уже считай началась. Назад не отыграешь, прощения у Тиборского князя не попросишь.

Значит, придется двигаться дальше.

Глава 4

Морозец приятно пощипывал щеки. Конец зимы оказался куда мягче ее начала, и тиборский люд высыпал на гулянья. Сретенье сегодня, Зимобор. Вода в колодцах ночью станет целебной, а если перед закатом выглянет солнышко – значит, последние холода прошли, дальше будет только теплеть.

По городу с песнями и плясками ходили честные тиборчане. Бояре и люди посадские, смерды и рядовичи – все радовались, что солнце к весне поворотило. Даже холопам сегодня выпало послабление от трудов.

А на княжьем дворе орал и обливался потом княжич Иван. Меньшой сын князя Берендея был жестоко избиваем старшим своим братом – Глебом. Тот орудовал кулаками, орудовал сапогами, даже плеточкой беспутного обалдуя постегал.

Сопротивляться Иван и не думал. Вопил во все горло, трусливо закрывался руками, но не сопротивлялся.

Знала кошка, чье мясо съела.

За расправой наблюдал чуть не весь кремль. Был тут и цвет бояр во главе с великомудрым Бречиславом. Были и гридни во главе с воеводой Самсоном. Были и божьи служители во главе с пресвятым архиереем Онуфрием.

А из верхней светлицы в приоткрытое окошко робко поглядывала младая княгиня. Жалко ей было Иванушку, но заступаться она не смела. Понимала прекрасно, что ее вины в сотворенном не намного-то и меньше, и ей бы свечку поставить Богородице, что муж достался разумный и незлобивый.

Тут же стоял и спутник Ивана в путешествии, Яромир по прозванию Серый Волк. В Тиборске человек мало кому известный, хотя и знато было, что приходится он братом боярину Бречиславу.

За избиением княжича Яромир наблюдал с живым интересом и явным одобрением.

Крики постепенно становились все тише. Иван уже почти сорвал горло. На зависть многим рослый и крепкий, был он все ж не из железа сделан. Ожесточившийся Глеб колотил его до крови, до синцов.

– Не довольно ли с него, княже? – подал голос отец Онуфрий. – Братоубийство – грех великий…

– Грех, отче?.. – отдуваясь, повернулся к нему Глеб. – Ты мне про грехи не надо. Как Иисус еще говорил: кто мне здесь сейчас вякнет, что он без греха – в того я камнем кину.

Но Ивана он все же лупить прекратил. Пнул в последний раз под ребра и окрикнул:

– Подымайся! Будет с тебя!

Всхлипывая и втягивая носом кровавую юшку, княжич воздвигся во весь рост. Глеб ткнул его кулаком в плечо и другое, убедился, что ничего не сломал, не искалечил, и грозно добавил:

– Не был бы ты братом моим меньшим – тут бы тебе и упокой спели, балахвост паскудный. Но я и так уж одного брата потерял. Не стану своими руками и второго кончать. Ты ведь мне еще помимо прочего и наследник единственный, покуда Еленка рожать не надумает. Случись вдруг со мной что, тебе… кхм…

Бояре и гридни при этих словах спали с лица. Так уж им страшно стало при мысли, что на княжеский престол Ванька-Дурак взгромоздится.

– Прости, братка, сделай милость! – гнусаво взмолился Иван. – Бес попутал!

– Простить прощу, – спокойно кивнул Глеб. – Но забыть не забуду. И колотушек ты не только с меня получишь. Остатнее жена твоя выдаст. Ей на поруки тебя сдам.

– Э-э-э?! – выпучил глаза Иван. – Какая еще жена?! Откуль?!

– То бишь не жена, невеста. Синеглазкой ее звать, кажется.

– А… а что, она здесь?!

– Здесь, здесь… хотя не прямо здесь, конечно. Лагерем в степи стоит, с богатырками своими. Но я к ней уже гонца отправил. Через пару дней явится – и вот тогда-то уж честным пирком, да за свадебку…

– Яромир, Яромир, нам нужно спешить в Кащеево Царство! – кинулся к оборотню Иван. – Иначе вся Русь пропадет, погибнет!

– Да ты погоди, куда летишь-то? – усмехнулся Яромир. – Мы ж еще ничего не знаем доподлинно – может, и нечего нам делать в Кащеевом Царстве. С бабушкой Овдотьей потолкуем вначале, да со стариком Филином. Может, подскажут чего.

Иван насупился. Покуда они с волчарой шли до дому, до Тиборска, он днями и ночами пытался разбить каменное яйцо. Но ларец, берегущий смерть Кащея, не желал открываться. Иван долбил его мечом-кладенцом, часами держал в огне, варил в кипятке, даже грыз зубами – ни щербинки.