Взять своё

«Это же именно я втянул их всех в войну! Я! Я! — дикое чувство вины из всех сил рвалось из него; ему хотелось кричать — до хрипа, до стона. — Сначала с Шамором, а теперь и со всем остальным подгорным народом. Боже мой… Я же их всех обрёк на гибель…, — в груди словно поселился маленький зверек, который медленно с урчанием глодал его внутренности; дышать становилось тяжелее, он начала задыхаться. — …».

— А-а-а-а, — еле слышный стон вырвался его рта, пересохшего словно пустыня. — А-а-а-а…, — сделав его несколько шагов, Колин остановился, не в силах сделать больше ни шага. — Стойте…

Ноги гнома подкосились, и он подрубленным деревом свалился на дорогу, продолжая тянуть руку в сторону своего нового дома.

— Стойте…, — шептал он, замечая, как небольшие темные фигурки мелькают между стволами деревьев. — Стойте…, — Тимур начал скрести слежавшийся снег утоптанной дороги пальцами, разрезая их до крови кусочками льда. — Как же красиво…, — он перевернулся на спину и не отрываясь смотрел на сверкающие заледеневшие ветки деревьев, накрывавшие дорогу подобно сказочному шатру. — Как дома… под новый год. Красиво… Но почему так жарко? Мне очень жарко…

Непослушными расцарапанными в кровь пальцами, он скинул с головы мохнатую шапку и начал расстегивать ворот своего мешковатого ватника, но что-то ему мешало.

— Держите его, держите, — кто-то шептал или кричал (он не мог этого понять) возле его уха. — Кром, тролья отрыжка, хватай его за руки!

Колина подхватили на руки и куда-то потащили. Потом осторожно положили на что-то мягкое и пахнущее травами.

— Вот же дурьи бошки, не уберегли главу-то, — а все это время тот же голос продолжал что-то надоедливо бубнить прямо у него под ухом. — Застудился, похоже, лежа на снегу. Эх, бараньи головы! А я тоже хорош…, — что-то обжигающе горячее коснулось его пальцев, и он почувствовал боль. — Племяш, снегом чуть пальцы его разотри. Вишь, совсем заледенели. Осторожнее, осторожнее.

Мерно покачиваясь, телега тронулась с места. С хрустом оббитые железом широкие колеса катились по твердой дороге, везя мечущегося в бреду главу клана.

— Не уберегли, олухи, не уберегли, — с горечью продолжал бормотать плечистый гном с окладистой головой, ни на шаг не отходя от мерно двигающейся телеги. — Такую кровь загубили…, — он почти шептал. — Королевскую кровь загубили… Эх…

Подобно самому Горди, окружив телегу почетным караулом, шли и остальные. Только сейчас уже не было слышно ни хохота, ни радостного гогота. И гномы и люди шли рядом, стараясь не смотреть друг другу в лица. Каждый из них прекрасно понимал, что эта за болезнь уложила главу клана подобно бездыханному мертвецу. Пылающее от иссушающего жара тело, глухие хрипы в груди, прерывистая и непонятная речь — все это предвестники Бледной лихорадки, страшной болезни, косившей гномов и людей в зимнее время года… Зимой, когда от трескучих морозов в лесу лопались деревья и рыба замерзала в реках, она приходила в хижины бедняков, каменные дома торговцев и купцов, поместья и дворцы знатных особ. Ей было все равно, кого забирать с собой. Будь ты одет в ветхое рубище нищего или нежнейший шелк дворянина, она забирал всех…

— Кром, костер давай! Живо! — Горди, наконец, очнулся и отпрянул от телеги. — Что встал, как остолоп?! Воды теплой надо. Поить его надо часто, а то иссохнет от жара…, — гном начал что-то вытаскивать из-за пазухи, ковыряясь под бородой. — Да и есть у меня снадобье одно… Может и довезем главу-то. Ну-ка, придержи ему голову.

У остановившейся телеги уже стоял Кром и бережно держал голову Колина.

— Сильный жар, тролчья отрыжка! — покачал головой Горди, прикладывая лопатообразную ладонь ко лбу главы клана. — Лицо просто огненное. Плохо дело, — темная жидкость из фляжки гнома стекала по подбородку Колина, мимо его рта. — Эх, косорукий, голову выше подними…Варево мое даже не принимает. Не дай Подгорные боги, отходит…

— Дядя, как же так? — в ужасе взгляд Крома метался по воспаленному лицу Колина, отмечая заострившиеся черты лица, черные круги под глазами и ввалившиеся глазницы. — Но… мастер же великий маг. Дядя, — оторопелый гном вцепился в руку Горди, словно утопающий за соломинку. — Я… мы все видели, как он выпускал пламя из своего рта и рукой касался расплавленного металла. Он же не может умереть!

Горди же на эту полную отчаяния тираду лишь грустно улыбнулся и понимающе покачал головой.

— Такое случается… Даже великие короли древности были смертны, а ведь им подчинялись стихии огня, земли, воды и воздуха, — гном вновь наклонился к лежавшему и стал осторожно вливать Колину в рот настой из своей фляжки. — Подожди-ка, вроде очнулся. Владыка очнулся.

Лежавший, действительно, пошевелился. Сначала дернулась его рука, словно пытавшаяся что-то ухватить, потом он начал что-то шептать.

— Они идут, идут… А где все? — Колин с широко раскрытыми красными глазами вцепился взглядом в склонившегося перед ним гнома. — Враг уже близко! Что вы стоите? — он пытался повернуть голову в сторону, но скованное болью тело его не слушалось. — Все на стены! Хватайте копья и секиры и быстрее на стены! — тело Колина еще раз дернулось, словно он пытался привстать. — Что это? Вы слышите? — глаза его бешено метались в глазницах. — Слышите? Это враги! Они уже близко! Они уже на стенах! Поднимите меня! Быстрее! Поднимите меня! Я должен быть там…, — вдруг он шепчет уже другое. — Торгрим где? Где он? Позовите его кто-нибудь… Скорее. Пусть вскрывает арсенал. Мы взорвем к черту эту гору! Что он там возится? Мы же с ним обо всем договорились. Быстрее! Прячьтесь! Все со стены! Уводите всех в дальние штольни…

Тимур снова и снова порывается встать, но удерживаемый крепкими руками все равно оставался на месте. Он еще что-то шептал, то и дело срываясь на хрип, пока окончательно не провалился в небытие.

Его болезненное беспамятство было настолько глубоким, что он практически ни чего не чувствовал… Не чувствовал, как его телега неслась по зимней дороге, как вполголоса причитал опечаленный возница, как по приезду на место его осторожно тащили Священный зал клана.

Первое пробуждение Тимура было недолгим и осталось совсем незамеченным остальными. Он словно на мгновение всплыл на поверхность озера, чтобы вдохнуть воздуха перед очередным длительным погружением под воду.

— … Почти пять суток прошло с тех пор, как глава впал в беспамятство. Проклятая лихорадка его пожирает, но хвала подгорным богам он держится, — чей-то знакомый хриплый голос с трудом пробивался через плотный, тяжелый ватный туман, заполнивший голову Колина. — Даже не знаю, сколько еще это будет продолжаться.

Тут голос говорившего прервался еле слышными рыданиями.

— Ну, полно тебе, дочка, — голос вновь появился. — Подгорные боги милостивы. Иди принеси еще отвару…, — с шуршанием ткани послышался звук отдалявшихся шагов. — Кажется ушла. Совсем девка голову потеряла… Проклятье, если не случится чуда, то и мы все потеряем свои головы! — говоривший был явно на взводе; голос его чуть дрожал от злости. — Мы не можем больше ждать, Кром. Сегодня утром передовой отряд шаморцев появился у старой развилки дороги. Извести старейшин клана, что я прошу провести совет сегодня же… Надеюсь у них хватит ума послушаться меня…

Хриплый голос еще что продолжал говорить, но Колин уже не разбирал его слова. Он снова погружался в это болезненное ватное болото, которое окутывало его непроницаемым покрывалом.

… Второе пробуждение Колина также прошло незамеченным. Судя по тусклому освещению и ощущаемой сырости, очнулся он вновь в Священном зале совета клана. Правда, на этот раз разбудившие его голоса были чем-то сильно раздражены, если не сказать больше.

— … Как ты смеешь так со мной говорить? Ты безродный червь, изгнанный из своего клана! И твое слово здесь ничего не значит! — первый, разгневанный голос, явно принадлежал Тимболу, отцу Амины; эти повелительные нотки в голосе недавнего главы клана Колин узнал даже в таком состоянии. — Ты здесь никто! — голос Тимбола, набирая силу, уже гремел на весь зал, эхо повторяясь в его закутках. — Совет старейшин дал мне власть мастера войны и… если ты не отдашь мне громовые камни, то я раздавлю тебя.