Страница 78 из 84
После разговора с Савио я почувствовала себя лучше. Теперь мне оставалось только уладить все с Нино. Мы с ним никогда по-настоящему не относились друг к другу с теплотой, и я не была уверена, то ли потому, что я не нравилась Нино, то ли из-за его характера.
Римо наклонился ко мне, когда я села рядом.
— Он хорошо себя вел?
Савио закатил глаза.
— Он пытался, — сказала я.
— Это все, на что я могу надеяться. Может быть, они испытают твое терпение, как и мое.
— Воспитание близнецов научит тебя терпению святого. Сомневаюсь, что твои братья смогут проверить меня.
— Посмотрим, — усмехнулся Савио. — И не задерживай дыхание. Римо не скоро достигнет святости.
— Я не хочу, чтобы он был святым, — сказала я, глядя на Невио и Римо, которые смотрели на меня своими невероятно темными глазами.
• ── ✾ ── •
После завтрака, я спросила Нино, можем ли мы поговорить. Несмотря на подозрительное выражение лица Римо, мы направились в сад.
— Ты не одобряешь нашу свадьбу?
Нино оценил меня без тени эмоций.
— Нет. Я никогда не рассматривал брак как вариант для Римо, но это не значит, что я не думаю, что это хорошо. Это было для меня, несмотря на мое собственное нежелание в отношении брака.
Я кивнула.
— Кажется, я тебе никогда не нравилась.
— Дело не в неприязни, Серафина. Ты была нашей пленницей, врагом, и я не хотел, чтобы Римо потерял себя в этой игре. Я думал, это не сработает. Но я ошибался. Ты спасла его.
— Я не могла позволить своей семье убить его.
Нино покачал головой.
— Это не то, что я имею в виду.
Я ждала, глядя на профиль Нино, который смотрел куда-то вдаль.
— Мы с Римо запутались в том, что невозможно исправить. Чтобы кто-то принял нас такими, какие мы есть, нужно много прощения и любви. Наше прошлое ... оно сломало некоторые части нас.
— Римо никогда не говорит о прошлом.
Нино кивнул.
— Рано или поздно он тебе расскажет. Дай ему время.
— У нас вся жизнь впереди.
РИМО
После секса я держал Серафину в руках, прижимаясь грудью к ее спине, уткнувшись носом в ее мягкие волосы, наслаждаясь ее сладким ароматом.
Она провела пальцем по шрамам на моей ладони. Она часто так делала. Вначале это беспокоило меня, потому что это было частью меня, которой я не делился ни с кем, кроме Нино.
— Мне было девять, — начал я и замолчал, потому что даже с Нино никогда не обсуждал случившееся.
Казалось, всегда не хватало слов, чтобы передать наши общие ужасы. Запах крови заполнил мой нос, как всегда, когда я вспоминал тот день. Вскоре к металлическому запаху присоединился запах горящей ткани и кожи.
Пальцы Серафины на моей ладони замерли.
— Я люблю тебя, несмотря ни на что. Я слышала о каждом ужасе, который ты совершил, и я все еще здесь.
Она была. Я мог себе представить, о каких историях шептались в наряде, и все они были правдой. И Серафина испытала частичку нашей природы, когда я поймал ее, когда я порезал ее.
Глядя на выцветший белый шрам, я все еще чувствовал гребаную боль в груди. Я откинул ее волосы и поцеловал в затылок. То, что она нашла в своем сердце любовь ко мне, несмотря ни на что, то, что она доверила мне наших детей, казалось невозможным.
— Я знаю, кто я. Но мой отец был чудовищем в другом смысле. Ему нравилось мучить людей, которых он должен был защищать, так же, как и своих врагов, а может быть, даже больше. Моя мать любила и боялась его одинаково, и она позволяла ему унижать и мучить ее из-за этого. Позволяла ему делать то же самое с нами. Любовь сделала ее слабой.
Серафина покачала головой.
— Настоящая любовь не делает тебя слабым. Любовь, как это должно быть, делает тебя сильнее. Но нет места страху там, где есть любовь.
Я крепче обнял ее.
— Ты меня не боишься?
— Раньше боялась, но теперь нет и никогда больше.
Я прижался лбом к ее волосам. Мало кто меня не боялся. Мои братья и, возможно, Киара, и это было то, чего я хотел, ради чего я работал.
— В конце концов она возненавидела моего отца больше, чем любила, и решила наказать его единственным способом, который, как она думала, могла.
Я закрыл глаза, вспоминая тот день.
Мама вошла ко мне в спальню в длинной ночнушку, натянутой на живот. Она так и не уложила нас спать и не пожелала спокойной ночи, поэтому я напрягся, увидев ее в дверях. Я подготовил себя и братьев ко сну, пока она лежала на диване, уставившись в никуда.
— Римо, мой мальчик, ты можешь пойти со мной?
Я прищурился. Она казалась слишком заботливой, слишком любящей. Мой мальчик? Она говорила как мать. Она улыбнулась, и я сделал нерешительный шаг вперед, скорее с надеждой, чем с подозрением.
— Нино и Савио уже в моей комнате.
Это меня убедило. Я последовал за ней в спальню. На секунду мне захотелось взять ее за руку, но она никогда так не держала меня, а я уже был слишком большим. Как только я вошел в спальню, она захлопнула дверь и закрыла нас. Мои глаза заметили Нино, стоящего на коленях на полу и баюкающего свою руку. Все было красным. Красные ручейки стекали по его рукам, запястья были широко раскрыты.
Его глаза встретились с моими. Он не издавал ни звука, только плакал, истекая кровью. Кровь. Повсюду. Это забил мой нос.
Я лихорадочно искал Савио и нашел его неподвижным на кровати. Крик застрял у меня в горле, пока я не заметил, как поднимается и опускается его грудь. Не умер.
Мама встала передо мной и схватила меня за руку. Серебро вспыхнуло перед глазами, и я дёрнулся. Мои руки и лицо горели, когда лезвие разрезало меня. Я бил, царапался и ревел, отбиваясь от нее. А потом она остановилась и запах дыма наполнил комнату. Занавески горели. Мы сгорим. Мы все сгорим. Нино начал напевать, раскачиваясь взад и вперед, бледный и потный.
Я бросился к окну. Снаружи послышались крики людей отца. Я сорвал занавески, и пламя задело мои ладони, шею и руки, жадно обжигая мою кожу. Я закричал и разбил окно. Я помог Нино выбраться, потом схватил Савио и выпрыгнул из окна с ним на руках. Кости сломались, и я весь сгорел. Агония, чистая и всепоглощающая.
Глядя в окно, я видел плачущее отчаявшееся лицо нашей матери среди дыма и пламени. Она плакала, потому что я отнял у нее месть, потому что я не умер с братьями, как мы должны были. Я хотел, чтобы она сгорела, хотел, чтобы она ушла из нашей жизни. Я хотел ее смерти.
Когда я закончил, Серафина молчала. Она сглотнула.
— Как мать может так поступать со своими детьми? Я бы умерла за Грету и Невио. Я никогда не причиню им вреда. И если ты когда-нибудь причинишь им боль, Римо, я убью тебя. Это обещание.
— Надеюсь ты это сделаешь, потому что если я причиню им боль, то заслужу только нож в сердце.
Серафина повернулась в моих объятиях, ее голубые глаза смотрели свирепо и доверчиво.
— Но ты никогда не причинишь им вреда. Я знаю, что нет, и ты защищаешь людей, которых любишь.
Я кивнул.
— Я не буду и никто не будет.
Я уничтожу любого, кто попытается.
Она провела пальцем по шраму над моей бровью.
— Я знаю, что это неправильно, но я хотела бы убить твою мать за то, что она сделала с тобой.
Моя грудь сжалась. Я не сказал ей, что моя мать все еще жива. Я поднес руку Серафины к своему лицу и поцеловал ее ладонь, а затем шрам, который я создал.
— Я не позволю втянуть тебя в мою тьму.
Однажды я убью свою мать. Когда-нибудь мы с Нино будем достаточно сильны, чтобы сделать это.
— Это не только твой выбор.
— Я правлю сотнями людей. Я могу быть очень убедительным, если постараюсь.
Она улыбнулась медленной, яростной улыбкой.
— Поверь мне, я знаю. Ты убедил меня влюбиться в моего похитителя. Но я могу быть очень упрямой.
Я притянул ее ближе.
— Это правда. Ты чуть не поставил меня на колени.