Страница 17 из 18
Мидж сидела на постели, не замечая ночного холода, хоть тело ее реагировало на прохладу неистовой дрожью. Мидж казалось, что ее трясет исключительно от переживаний. Эти уризениане… Они ненавидели ее. Само ее существо. Они назвали ее животным – и это напугало Мидж куда больше, чем угроза бесчестья или смерти. Потому что это было внове.
Вот какая была разница между разбойниками и рыцарями-уризенианами. Первые жаждали денег или женской плоти, если их выбор падал на тебя – что ж, так решила Айфе, не взыщи. А рыцари… о, они не были рукой слепой судьбы, они искали, подлавливали своих врагов. Они намеревались уничтожить всех, кто не разделяет правила их узколобых жрецов. Вот в чем была пугающая разница. Разбойник, словно росомаха, выслеживает свою жертву, сидя в засаде, наносит молниеносный удар… Но если он не удается, если жертва ускользает, разбойник возвращается на свой пост, моля Айфе послать ему более слабую добычу. Рыцарь-уризенианин же готов преследовать, загонять айнианца, как волк, и ни золото, ни мольбы – ничто не остановит его, пока цель не будет так или иначе уничтожена: либо предана смерти, либо сломана морально.
«Отчего они не дают нам жить, просто существовать отдельно от них? – Мидж зарылась лбом в покрывающее согнутые колени верблюжье одеяло. – Большинство святилищ Древа стоят на окраинах города, наши жрецы никого не зазывают внутрь, не говоря уже про то, что мы не совершаем миссонерских паломничеств в другие города – все святилища в Межевых землях отстроены айнианцами на месте древних Дерев, которым поклонялись еще до становления уризенианства как официальной религии!»
Но еще больше, чем отчаяние, Мидж мучил страх.
Она скиталась по Межевым землям не первый год, она тепела лишения и дурное обращение, но была глупа и беспечна. Она отрицала очевидное – пока оно не наступило ей на пятки, не ударило в лицо в буквальном смысле. Айфе, паучиха Мира, угнездившаяся в корнях Древа, плела нить судеб каждого человека на земле – стоило ли удивляться, что жизненный путь был нелегок? И Мидж о том позабыла. В те дни, когда судьба ее обкрадывала, девушка кипела негодованием до вечера, а после забывала. Но теперь так легко отнестись к ситуации не получалось. В других ситуациях Мидж успокаивалась, обругав себя: ты была беспечна, ты пострадала из-за собственной глупости. Но эти рыцари… они схватили их с Грейсоном ни за что. Они ненавидели их за саму их сущность и веру, что для Мидж было одно и то же. А еще больше девушку напугало осознание, что наняв Грейсона, она не приобрела полной безоговорочной защиты: он был уязвим к магии, как и все прочие. Даже физически могучий, способный тычком локтя пробить стену, он оказался в плену, жалкий, беспомощный, избитый, повисший в сплетении лоз зачарованных пут.
«Спи, – одернула себя Мидж. – Подумай об Айнаре и спи.»
Но она не могла сомкнуть глаз: она не просто мучилась бессонницей. Она впервые по-настоящему открыла глаза и действительно проснулась, сбросив с себя опасные иллюзии.
И, как следствие, ее догнали еще и другие воспоминания – о тех случаях, когда она видела, как страдают анинане, айнианки от рыцарей-ищеек уризениан. Она ведь и прежде видела несправедливости – просто отрицала, ограждая разум от переживаний.
«Просто мне и так было слишком тяжело, – подумала Мидж, и тотчас себя оборвала. – Нет. Ты просто трусиха.»
Сердце заныло, но эта боль изгнала все мысли из головы. Так, страдая от стыда, Мидж заснула.
В «Оседланного оленя» они отправились все втроем – и Грейсон, и Мидж, и Геселин. Решили, что Мидж сделает вид, будто бы она одна, на случай, если Айнар может быть против ее спутников. Возможно, он даже не подозревал об их существовании.
Решили, что Грейсон войдет первым, через несколько минут – Мидж, как наживка. После же зайдет Геселин, прикрыв лицо вуалью.
Внутри «…оленя» пахло прогорклым жиром и перегаром – от посетителей. В углу брехала лишайная собака. Половина свечей на дешевой люстре не горела, и оттого все – липкие столы, стулья, пьянчужки и картежники, стены и прочее, – казалось исключительно желтого цвета.
Когда Мидж вступила в таверну, сердце ее забилось в горле. Из-за недосыпа она все утро чувствовала себя вялой, но теперь в крови забурлил адреналин, заставляя плечи девушки вздрагивать. Вот, сейчас она увидит Айнара: мужчину, которого она любит, с которым они плохо расстались, который дал ей самый благой дар, являющийся по совместительству проклятием, отнял возможность защитить себя, и спас сутки назад. Противоречивая картина вырисовывалась, если произнести все это сходу – и Мидж заметила это, мысленно прокрутив все основные вехи их с Айнаром истории.
Она все еще ощущала себя недостаточно красивой для встречи с ним, и пониже натянула на лицо капюшон, забывая, что он видел ее прошлым днем, избитую, связанную и мокрую.
Мидж села за свободный столик в углу. Айнар должен был узнать ее по маске птицы, привязанной к бедру, и спускающимся на грудь рыжим косам. Грейсон небрежно подпирал плечом колонну невдалеке от нее. Геселин еще не вошла. А Айнара… не было видно.
Неужто они опоздали? Он не стал их ждать?
И тут, обескураженно озираясь, Мидж встретилась глазами с тем, кого искала. Айнар стоял к ней спиной, а теперь обернулся. Он также был в темном потрепанном плаще, как и она, с маской птицы, привязанной к ремню. Сердце запрыгало в груди у девушки, ей вдруг стало жарко и неуютно. Нет, она ошиблась, им с Айнаром не стоило видеться! Мидж попыталась спрятать глаза под капюшоном, натягивая его до самого носа. Но мужчина уже заметил ее и подсел.
– Я боялся, что Вы не придете, леди.
Он выглядел не менее напряженным, чем она. Белые руки на столе нервно сплетали пальцы то так, то иначе. И при том девушка не сомневалась, что в любой момент он вынет остро отточенный крохотный металлический диск, что прошьет ее шею насквозь, а никто из посетителей «Оседланного оленя» этого даже не заметит.
– Я знаю, кто ты, – шепотом выдавила из себя Мидж. – Айнар…
Мужчина напрягся, готовый ринуться вперед, но не успел: все произошло быстрее, чем за секунду.
На стол перед ним, выламывая щепки, опустился кулак Грейсона. Точь-в-точь, как в их первую встречу с Мидж, когда она сломала карточный стол.
– Только попробуй тронуть ее, – прогрохотал Тигр.
Мужчина осторожно поднял руки, чтобы телохранитель не подумал, что он собирается атаковать, и снял с головы капюшон. Мидж мгновенно расслабилась, откинулась на спинку стула. Но была в этом облегчении и доля разочарования.
– Ты же видел, что у нее есть защитник, зачем же сунулся, маг?
– Он не маг, – сказала Мидж. Грейсон обернулся и пораженно уставился на нее.
Мужчина по ту сторону стола кивнул.
– Это не Айнар.
Даже близнецы, вырастая, становятся отличны друг от друга. Незнакомец в плаще походил на Айнара, это правда, но Мидж хватило одного взгляда, чтобы понять – это не ее возлюбленный. Знакомый раскосый разрез глаз, но все же иной. Волосы темные, почти черные, уложенные в замысловатую прическу мелуккадской аристократии, иная линия подбородка, скраденная щетиной. У Айнара, светловолосого, ни усов, ни бороды как следует никогда не было видно, пока они не отрастали на целый фут, и он их брил. Да, сумеречный воин походил на любимого Мидж, но не как две капли воды – как два листа с одной ветки. Похожесть иллюзорная, для неискушенного взгляда. Грейсон и Геселин обманулись, но Мидж – нет.
– Вы правы. Я его брат, – в голосе мужчины не слышалось и тени приветливости, глаза на миг прищурились в неудовольствии. – И я не маг – я сумеречный воин, как принято говорить в Мелуккаде. Можете называть меня Джорди.
– Мидж, – девушка склонила голову.
– Грейсон по прозвищу Серый Песчаный Тигр, гроза прерий.
– Наслышан. – Джорди перевел взгляд с собеседницы на ее спутника и обратно. – И больше о Вас, мсье.
К столу подошла Геселин. Несмотря на то, что несколько ночей назад она признавалась Мидж, что устала от своей красоты и больше не видит в ней смысла, сейчас лже-принцесса намеренно двигалась чарующе, рассчитывая поразить Джорди. Или Айнара, как она думала. Вуаль она откинула со лба с грацией танцовщицы.