Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 18

– Так она полуцунцу!

– Нет, не на половину, только на четверть – иначе у нее были бы крылья, пусть и небольшие. – Рыцарь постарше подошел к Мидж, нагнулся над ней, изучая. – И мордочка посмазливей. Значит, нечего с ней возиться. Цунцу – не люди. Они животные. Если дуреха не пойдет на контакт, прирежь ее, капитан.

– Да, сэр.

Юноша встал рядом. Он смотрел на пленницу широко раскрытыми глазами: в его взоре читались и ненависть, старательно внушенная строгой религией, и интерес – очевидно, парнишка никогда не видел прежде цунцу. И еще – вожделение. Последнее немало напугало Мидж. В отличие от старшего воина, желторотый капитан не побрезгует воспользоваться ситуацией.

– Прочь руки! – Мидж отвернулась, хватая ртом воздух и стараясь скрыть дрожь ужаса. – Если в Эльзиле я была бы полностью в вашей власти, то здесь, в Межевых землях, у вас нет таких прав! Я экзорцистка, и каждый должен оказывать мне содействие! Таково соглашение между Мелуккадом, Эльзилом и Бралентией!

– Вот уж не думал, что в наши сети попадет такая птичка! – Старый рыцарь засмеялся собственной шутке. – Только ты промахнулась, дурочка. Знаешь ли ты, где находишься? В городе под названием Гэппл. И правит тут лорд Джеффкин. Он ненавидит айнианцев. Капитан! Заставь эту суку посмотреть тебе в глаза.

Молодой рыцарь сжал подбородок Мидж пальцами, и она повиновалась его движению – взглянула на него прямо, с вызовом. Страх и смущение капитана прошли, он осмелел, почувствовав, что девушка и впрямь полностью в его власти.

– Знаешь, сладкая, как называют у нас таких, как вы? Айнианок? Веселые шлюхи. Всем известно, что айнианки трахаются с кем попало.

– Айнианки спят только с теми, кто их достоин и кого они сами выбирают, – промычала Мидж. Пальцы рыцаря мешали ей говорить внятно. – А Вас, наверное, и коза не одарила своим вниманием.

– Ах ты дрянь! – Капитан хлестнул девушку по щеке, да так мощно, что потерял золотой наруч – он покатился по полу, бренча. Было больно, и в голове у нее зазвенело, но Мидж только рассмеялась. Ее не раз били сильнее, это – так, шлепок котенка. – Я думал, все экзорцисты – смиренные, а у тебя язык, как грязное помело!

– Нет, смиренны только ваши несчастные рабы. А наша земля никогда не покорится вашей ущербной религии!

Молодой рыцарь замахнулся, но помедлил, прежде чем опустить кулак – не хотел испортить личика девушки прежде, чем насладится ею. В том, что после он найдет удовольствие, изуродуя ее, Мидж не сомневалась. Но секундная заминка позволила ей заметить татуировку на запястье юноши.

– Что я вижу, капитан? – Волосы упали на лоб Мидж, она смотрела из тьмы под их путаницей, так что выглядела, словно злая нимфа из детских сказок. – На Вашей руке – паук… Знак той самой религии, которую Вы только что проклинали!

Рыцарь вздрогнул, глянул на напарника, опасаясь, что тот успел заметить татуировку.

– Вы скрываете его. Ведь как признаться, что был айнианином, но предал свою веру, а? Что же Вас так в ней не устроило, что Вы перешли в уризенианство?

– Известно что, слишком нахальные шлюшки! – рявкнул старший рыцарь. – Капитан ошибался семнадцать лет, но ему хватило ума перейти в истинную веру. Кончай с ней, парень. Эта кретинка не скажет нам ничего полезного. Кичится своим кощунственным званием, будто оно спасет ее. Делай с ней, что хочешь, только побыстрее. Нам еще нужно заняться здоровяком, сержант там в одиночку явно не справится.

Мидж снова ощутила прикосновение влажных пальцев молодого рыцаря. Он сжал ее шею, заставляя запрокинуть голову.

– Умоляй меня, – ощерился рыцарь.

Мидж похолодела. Во-первых, она терпеть не могла просить. Во-вторых, она поняла: дело не просто плохо, а предельно катастрофично. Ее убьют в любом случае, только сперва поиздеваются. И одна Айне ведает, как. Впрочем, должно быть, пытки состоят в ведении Айфе, злой ипостаси Всевысшей.

– Ну!

Нет, этого просто не может быть! Мидж не могла поверить. Беды всегда обходили ее стороной. Она была беззащитна долгие годы, но с ней ни разу не случилось ничего плохого – а теперь она, видимо, вышла, как говорится, из-под сени Святого Древа. Благословение Айне покинуло ее.

– Хочешь умереть молча? Что ж…

– Пожалуйста, не надо, – промямлила Мидж. Если б от страха у нее не холодели затылок и не отнимались руки, она бы сгорела со стыда. Но одной секунды понять, что все взаправду, хватило, чтобы перешибить все прочие чувства. – Прошу, не убивайте меня.





Капитан засмеялся, довольный. От возбуждения слюна в его рту забулькала, брызжа на Мидж. Ничего привлекательного в его внешности больше не осталось: голубые глаза горели жаждой крови.

– Еще!

Но больше ничего капитан не услышал. Окно разбилось – рыцари успели только обернуться и раскрыть рты. И в следующий миг оба рухнули на грязный пол, хрипя. А между ними спиной к пленнице стоял высокий стройный юноша в черном. Два крохотных кинжальчика, которые и назвать-то так было трудно, торчали в горлах и первого, и второго уризенианина. Убийца дождался, пока бульканье в горлах его жертв стихнет, и по очереди освободил их от своего оружия. Вытер кровь о штаны капитана, помедлив несколько мгновений – должно быть, боролся с брезгливостью. Не всякая ткань достойна касаться благородного оружия.

Все это время Мидж пораженно молчала, не в силах расслабить брови, изумленно изломившиеся дугами на лбу.

Наконец, ее нежданный спаситель обернулся. На нем была птичья маска – точно такая же, что болталась на ее поясе.

– Встретимся в таверне «Оседланный олень». Ты свободна.

Мидж не успела глазом моргнуть – на самом деле, буквально это сделать, – как юноша оказался у нее за спиной. И так же быстро она ощутила, что ее руки больше не скованы цепью.

– Я буду ждать тебя там сегодня и завтра на закате. Но после – уеду.

Мидж обернулась, однако позади нее уже никого не было. Она могла поклясться, что это не магия: легкий ветерок коснулся ее щеки за миг до того. Гость скрылся через окно, точно так же, как проник в комнату. Он не был магом. Он был искусным сумеречным воином.

И у него был голос Айнара.

Мидж выпуталась из цепей и, перескочив через трупы, помчалась вон из комнаты, вниз по лестнице – в поисках Грейсона.

Он оказался на первом этаже. Израненный, залитый кровью, прикованный к стене, но уже почти свободный: закусив кончик языка, в замке его кандалов копошилась Геселин. У двери ничком лежал воин в кольчуге – очевидно, сержант, заботам которого поручили Грейсона. Неподалеку валялась издохшей змеей плетка, и на досках пола отпечатался кровавый двойник орудия пытки.

– Грейсон! Геселин?!

Мидж плотно сжала губы, чтобы подбородок не дрожал.

– О, я брызнула на стражника сонным зельем, – сказала Геселин. – Он не очнется еще часа четыре. А больше никого в доме я, кажется, не заметила. То ли кто-то отправился за подкреплением, то ли эти дураки были уверены, что справятся с вами втроем…

Мидж не слушала, и аристократка нахмурилась, раздосадованная непривычным ей пренебрежением. Экзорцистка подбежала к своему телохранителю, выхватила у Геселин ключ из рук, принялась судорожно крутить его в замках кандалов. И вот когда оковы спали, Мидж бросилась к нему на шею, ощупала лицо, задержала руку над рассеченным виском.

– Грейсон, Грейсон! О, святое древо, что они с тобой сделали! Тебе больно? Нужно обработать, чтобы не осталось шрама…

Грейсон рассмеялся, запрокидывая голову назад, и рука Мидж таким образом оказалась далеко от раны. Девушка смутилась и отшагнула от Грейсона. Ей вдруг стало стыдно за проявленное беспокойство.

– Я и так весь в шрамах, птичка, что мне еще один?

– Что ж, это верно подмечено.

Мидж тряхнула волосами, прогоняя последние капли жалости к телохранителю, засевшие у нее в голове. И принялась рассказывать им с Геселин о том, как ее спас загадочный мужчина в черном. Но договорили они уже на ходу: Грейсон обыскал трупы наверху и спящего сержанта, взяв в качестве, как он сказал, компенсации, деньги и оружие, а после все втроем покинули пыточную. Когда мужчина развернулся, поднимаясь по лестнице, Мидж увидела, что спина его жестоко исхлестана, и чуть не охнула от ужаса, но жалость истаяла, стоило ей подумать, что ее сострадание напарнику не нужно. Стыд, что накатывал на девушку, когда она проявляла чувства, которые не были нужны адресату, глушил любые чувства, даже самые сильные.