Встать с колен

— Ха-ха-ха! С Кровольдом подбивает нас воевать! Ха-ха-ха! — не унимался тот здоровый гном. — Как? Почти все кланы за него. Это же пятьсот гоплитов, не меньше! Да, они просто сметут нас как кроши со стола и не почувствуют!

К концу этой тирады Тимур, пересилив себя, поднялся на ноги, чтобы все его видели.

— Вы не понимаете… Через неделю здесь будет самая настоящая крепость! Мы поднимем стены еще на несколько метров, добавим башню для стрелков. Город даст продуктов столько сколько нужно для всех… Нас тут не выкурить, — с лихорадочным блеском в глазах начал парень, вглядываясь в глаза угрюмых бородачей. — Дайте мне неполный месяц и у вас будет новое оружие! — вот тут кое у кого скепсис сменился интересом. — Дальнобойные стрелометы, камнеметы… Стрела из такого оружия пробьет навылет любые ваши латы! — он ткнул пальцем в массивный покрытые серебряными рунами нагрудник старого гнома. — Я знаю, как построить машину, которая забросит каменный шар весом со взрослого гнома на пятьсот шагов… Гоплиты, железная стена, она посыпется как пластиковые кегли!

Некоторые из гномов после слов о чудодейственной машине, которая могла метать тяжеленные глыбы, скосил глаза на странную конструкцию из бревен, похожую на уродливые весы.

— С таким оружием перед нами полностью ляжет эта недоделанная фаланга! — Тимура вновь понесло. — С всадниками все еще проще… Наварим, наклепаем железного гороха, ежей. Не танки чей, как миленькие встанут! Да, и с пехотой также можно бороться! Ха-ха-ха! Попробуй-ка потопать сапожищами по острым железякам… Ха-ха-ха! Но вы не знаете главного, — парень уже с трудом выталкивал слова из своего рта. — Есть средство, которое может с легкостью каждого из вас лишить страха. Ха-ха-ха! На некоторое вре…

Тут Тимур покачнулся и начал заваливаться набок. Однако, не дремлющая гнома сразу же подхватила его и осторожно усадила на землю.

— Оставьте нас, — вдруг негромко буркнул глава и собравшиеся довольно быстро разошлись; чувствовалось, что отец Амины пользовался серьезным авторитетом в клане.

Старик задумался. В данную секунду его обуревали противоречивые мысли и чувства, что приводила гнома в настоящее бешенство… С одной стороны, вся его сущность главы клана, как хранителя традиций, во весь голос негодовала на такого же гнома, как и он, который смеет оскорблять священные для подгорного народа символы и вещи. Только за один пренебрежительный тон его высказываний о троне подгорных владык и роли самого владыки старому гному зверски хотелось придушить этого сопляка. Ведь трон подгорных владык для гномов был не просто вырезанным из черного камня и покрытым рунами глубоким стулом, а самой настоящей святыней. Это был символ власти над всем подгорным народом, наделявший сидящего на нем право казнить и миловать по своему усмотрению любого гнома! Да только за один намек косой взгляд на эту святыню, у старика уже тянулись руки к этому пацану.

Однако, его что-то останавливало… Если честно, то и он сам до конца не понимал, что именно. Старик внимательно смотрел на бледное лицо гнома, который в лихорадочном забытье что-то бормотал и все порывался вскочить. Что-то внутри него, где-то глубоко внутри, шептало, что паренек-то может и прав. Ведь Кровольд, действительно, выродок, каких свет не видывал и сидение на троне подгорных владык вряд ли его вылечил от этого недуга. И он, чего тут уж скрывать, не задумываясь бы отправил любого несогласного с ним на прогулку к горным троллям.

… Или может быть причиной его обуревавших его противоречивых чувств было странное поведение его дочери, его звездочки Амины, единственного близкого и родного существа, ради которого он еще и шевелился на этом свете. Старик не был слепым и прекрасно видел, что его дочь безоговорочно верит этому странному гному, а он точно так же верил ей.

17

Вот уже около тысячи лет многочисленными тропами, дорожками и трактами в самый центр Серкульского плоскогорья каждый год весной и осенью устремляются сотни и сотни гномов-паломников. По одиночке, целыми семьями, небольшими группками гномы, мужчины и женщины, дети и даже глубокие старики, приходили из о всех уголков Гордрума — с южных земель, где жили искусные мастера по бронзе; с севера, где жили кланы неистовых воинов-гномов; с востока, на котором приют нашли непревзойденные горные мастера и т. д.

Все эти гномы, терпя лишения, шли лишь с одной целью — даже не прикоснуться, а хотя бы увидеть главную святыню их народа — Великую книгу памяти.

Каждый гном, даже кроха или выживший из ума старик, знал, что на ее страницах священными рунами написаны слова богов о прошлом, настоящем и будущем их мира. Написанные рукой Кальбора, первого хранителя книги и единственного пророка гномов, эти откровения, который знал почти каждый, но не каждый мог осознать о чем они, являлись настоящими катренами Нострадамуса. Естественно, всякий приходящий старался и видел в этих письменах что-то свое и только ему известное…

Великая книга памяти хранилась в гигантской подземной пещере, где по легенде после страшного сражения и оказался Кальбор. Весь израненный, умирающий от голода и холода, он не мог пошевелить ни ногой ни рукой, когда перед его глазами появились два светлых силуэта — подгорные боги, которые сжалились над умирающим героев и исцелили его. Когда же он спросил для чего они это сделали, то получил следующий ответ — подгорный народ избран среди всех остальных для получения откровения о прошлом и будущем этого мира. Только понять их он сможет ни сразу… С той поры каждый день на протяжении долгих двух лет Кальбор вырисовывал священные руны, записывая пророчества богов о мире.

Со временем в скале, вокруг этой пещеры возник целый город — Замодонг — город гномов — хранителей Великой книги, который ухаживали за Кальбором и охраняли его покой.

Было в Замодонге и еще одно место, о котором простые гномы говорили со священным благоговением. Это зал совета старейшин клана хранителей!

… В нескольких бронзовых светильниках, прикрепленных к стенам, метались небольшие огоньки, пламя которых с трудом отвоевывало у тьмы большую часть массивного каменного стола и сидевших за ним пятерых склоненных фигур.

Скрытые за плотными темными плащами в этом неровном пляшущем свете они казались застывшими в неестественных позах статуями. И лишь лежавшие на столе коричнево-серые руки, сцепление которых образовывало из их тел круг, напоминало, что они живые существа.

— … День сменяет ночь…, — в полумраке небольшого зала раздавались бормочущие в унисон голоса. — Ночь сменяет день… И лишь память… память о величии народа остается в вечности.

В руках этих пятерых старейшин клана, контролировавшего доступ к одной из двух главных святынь подгорного народа — Великой книги памяти, концентрировалась гигантская по меркам этого мира власть — власть идеологии — власть многовековых традиций и обычаев. Пусть и незримая и не имеющая неких внешних атрибутов (огромной сверкающей латами армии, многочисленных крепостей, набитых золотыми монетами сундуков и т. д.), мнение Хранителей, тем не менее, не просто определяло взаимоотношения между кланами, но и подчас влияло на бытовую жизнь гномов. Сотни и сотни гномов чутко прислушивались к тому, что вещали хранители на собраниях кланов, общих праздниках и т. д. В каждом из гномьих кланов можно было с легкостью найти и тех, для кого мнение хранителей вообще было непреложным законом и не могло подвергаться ни какому сомнению.

Вскоре за столом стало тихо. Тогда сначала один откинул капюшон, затем это сделали и остальные.

— Трон подгорных владык гномов больше не пустует… Прошло больше тысячи лет с того дня, как погиб последний владыка и великий старейшина Кальбор предрек гномов многие века забвения и прозябания, пока на троне опять не появиться новый владыка, — заговорил первый, скинувший капюшон, высохший почти до состояния мощей гном. — Этот день настал! — его скрипучий голос был наполнен настоящей радостью. — Наши отца, а до них их отцы, а до них и их отцы, делали все, чтобы подгорный народ стал единым и склонился перед истинным правителем — настоящим владыкой, который сможет вернуть нам утерянное величие…