Страница 12 из 55
И, уронив голову на руки, тихо, беззвучно заплакала.
В эту же ночь пришли за ней. Сколько их было! Чего они боялись? Она молча сидела, пока шел обыск. Потом осторожно, боясь разбудить дочь, нагнулась к ней и коснулась губами щеки.
— За дочку не бойтесь, — услышала она торопливый Варин шепот. — Все сделаю, что надо.
Она крепко обняла девушку.
Ксению поместили в тот же самый номер, в котором раньше сидел Александр.
Когда она шла по коридору, напротив неожиданно открылась дверь. На пороге она увидела генерала Петренко.
Он смущенно смотрел, не зная, куда девать руки.
Ксения слегка задержалась и, глядя ему прямо в лицо, громко и отчетливо сказала:
— Какая вы гадина, господин генерал!
Сзади громко захлопнулась дверь.
Всю ночь до рассвета по приказанию генерала Петренко на горе, у солнечных ванн, солдаты строили виселицу, и стук топоров далеко разносился в ночной тишине.
В сумерках часовой приоткрыл дверь и поставил на пол судки с обедом.
— Да вы меня еще откармливать хотите? — услыхал он спокойный голос и удивленно оглядел арестованную. — Ужасно курить хочется. У вас нет папирос?
— Все кончились, — с сожалением ответил он. — Сам мучаюсь.
Дверь снова закрылась.
Ксения быстро поела. Ей теперь надо было много сил.
Она достала из кармана тысячерублевую бумажку и осторожно постучала в дверь.
— Чего вам? — удивленно спросил часовой.
— Купите мне, пожалуйста, папирос, — сказала она. Вот деньги. Сдачи не надо. Да вы не бойтесь. Ну, куда же я денусь?
Он стоял, не решаясь принять деньги.
— Уходить мне от вас нельзя, — колеблясь, сказал он и пристально всматривался в лицо женщины. Но оно было спокойно, и так же спокойно улыбались большие голубые глаза.
— Да ведь убежать-то я не могу. У меня рядом ребенок, — уговаривала Ксения. — Уж очень курить хочется. Еще утром кончились папиросы.
Часовой долго думал, а потом протянул руку за деньгами и тихо сказал:
— Вы уж того. Я мигом обернусь. Только меня не подведите.
Она немного постояла около прикрытой двери. Затем осторожно выглянула в коридор. Там никого не было.
Приглушая шаги и поминутно оглядываясь, Ксения поспешно побежала к черному ходу.
На узкой маленькой лестнице было темно. Спотыкаясь о какие-то доски, она быстро спустилась вниз. На дворе стояли распряженные двуколки, у забора оседланные лошади хрустко жевали сено.
Стараясь идти по темной стороне двора, она подошла к воротам и, открыв калитку, вышла на улицу.
Кто-то крепко схватил ее за руку и повернул к фонарю.
— Вы куда это? громко окликнул мужской голос.
От неожиданности она испуганно вздрогнула и оглянулась. Рядом стоял заведующий Гранд-отелем и пристально смотрел на нее.
— Пустите, — спокойно сказала Ксения. Мне больно. Я вышла только в лавку за папиросами.
— В лавку за папиросами? — удивленно переспросил он. — Да вы же арестованная!
— Ну, что ж, — непонимающе передернула она плечами. — Я же не бегу. Мне просто хочется покурить. Разве это преступление?
— Идите вперед, — резко сказал он. Я не маленький, чтобы надо мной смеяться.
Они возвращались через парадный подъезд. Их с удивлением рассматривали служители, швейцар и офицер, который спускался по лестнице.
Ксения шла, слегка улыбаясь, и никому не могло придти в голову, что несколько минут тому назад рухнул один из планов ее побега.
В двери снова щелкнул замок.
Слышно было, как в коридоре на кого-то громко кричали, взад и вперед бегали люди.
Кто-то звонко приказал: «Позвоните генералу Петренко!»
Ксения чувствовала огромный упадок сил. Теперь надо было придумывать что-то новое.
В коридоре послышались шаги.
— Пожалуйте на допрос, — остановился в дверях начальник караула.
«Надо оттянуть решение», — думала Ксения, подходя к комнате следователя.
За столом сидели офицеры, лампа в синем абажуре затемняла их лица.
Ксения подошла к столу и, не дожидаясь приглашения, присела; ее видно было со всех сторон.
— Имя, отчество, фамилия? — привычно задавал вопрос полный офицер со светлыми усиками, подстриженными по-английски, и с орденом на груди.
Ксения чувствовала на себе любопытные взгляды и спокойно разглядывала офицеров.
— Вы, кажется, дочь сенатора Карташевского? — слегка картавя, спросил следователь.
Ксения молча кивнула головой.
— И жена известного анархиста Александра Ге?
— Да, — ответила она, пристально глядя ему в глаза, — Александра Ге, которого вы вчера без суда зарубили в степи.
Следователь опустил глаза, точно не слышал ответа.
— Вы коммунистка? — в упор поставил он вопрос.
— Да, коммунистка.
— Давно?
— С семнадцатого года.
— Я не пойму, — слегка насмешливо поморщился следователь. — Дочь сенатора Карташевского, получившая блестящее светское образование, знающая несколько языков и музыку, связалась с людьми, которые разрушают все устои, губят родину! — повышал он голос. — Как вам не стыдно пачкать имя отца?
Ксения почувствовала, как кровь прилила к ее щекам.
— А мне стыдно за вас, — с трудом сдерживаясь, перебила она его. — Человек интеллигентный, а занимаетесь жандармскими обязанностями.
— Это уж слишком, — подскочил на стуле следователь. — Вы забываетесь.
Он сердито поправлял соскочившее с носа пенсне.
— Когда ваш муж уехал за границу? — вдруг переменил он тон и предупредительно предложил папиросу.
— Он эмигрировал туда еще задолго до войны. В России он играл большую роль в студенческих кружках до тех пор, пока ему не пришлось скрыться.
— Это верно, что вы прятали в доме вашего отца нелегальную литературу, когда еще были гимназисткой? — задал вопрос пожилой военный, сидящий рядом со следователем.
Ксения удивленно посмотрела на него.
— Я петербуржец, — пояснил он, — и когда-то знакомился с вашим делом. — Вы, кажется, бежали из дому в Швейцарию к Александру Ге?
— Да, — сказала она, — по-видимому, вы и тогда работали в этой самой области.
— На что вы там жили? — спросил следователь. — Ваш отец помогал вам?
Она, улыбаясь, передернула плечами. Зачем она рассказывала этим людям об Александре? Нужно ли это? И сразу решила: «Конечно, нужно. Пусть все знают о нем».
— Стирала, шила, ходила на поденщину, — продолжала она. — Ге занимался всяким ремеслом: был переплетчиком, плотником, даже письмоносцем. Он работал там вместе с большевиками: сколько брошюр и листовок проходило через его руки! Я думаю, что при обысках вы находили литературу, которую мы отсылали в Россию.
— Мне жалко вас, — вздохнул следователь. — Такая красивая женщина и загубила свою молодость.
— Видимо, у нас разные вкусы, — засмеялась Ксения.
— Вы напрасно смеетесь, — прервал ее следователь. — Вам предъявлены очень тяжелые обвинения. Вы были членом ЧК. Не думайте, что у нас нет сведений. При первом налете генерала Шкуро вы мобилизовали на фронт всех женщин. Значит, вы играли не последнюю роль?
— Это еще ни о чем не говорит. Как вы не понимаете, что мобилизовать всех женщин нельзя. Они пошли сами, потому что не хотели допустить сюда вас. А вы уверены в том, что народ сидел и с радостью ожидал вашею прихода?
— А что вы скажете о драгоценностях, которые при обыске вы присваивали себе?
— Драгоценности? — громко засмеялась Ксения. — Почему же вы их не нашли при обыске?
Следователь долго молчал и нервно стучал по столу пальцами.
— Вы напрасно шутите, — наконец сказал он. — Или вы не понимаете своего положения? Вас могут расстрелять, если вы не одумаетесь. Надо прямо отвечать на поставленные вопросы.
— Я думаю, что вам нет смысла меня расстреливать, — медленно ответила Ксения. — Может быть, я смогу вам пригодиться?
Следователь с довольным видом откинулся в кресле.
— Ну, вот это совсем другой разговор, — улыбнулся он. — Вы можете себя спасти только одним.