Страница 48 из 60
Всю ночь они собирались в дорогу. С вечера съездили в госпиталь и, пока Галина Николаевна вместе с врачом-инфекционистом укладывали медикаменты и всё необходимое, Джайя метался по госпиталю в стремлении учесть и предусмотреть всё возможное и невозможное. Он перераспределил плановые операции по двум другим хирургам, навестил прооперированных ранее и самолично убедился, что все идут на поправку; в своём кабинете долго терзал заместителя, пытаясь выдать ему инструкции на все случаи жизни, от чего тот досадливо морщился, но так в этом и не преуспел. Переговорил с главным бухгалтером, начальником гаража и двумя - тремя уборщицами, регистратором и заместителем по снабжению. Наконец, рухнул в кресло в приёмном покое, тщетно стараясь припомнить, что ещё не предусмотрел. Подошедшая Галина Николаевна, выглядевшая, как всегда, собранной и спокойной, села рядом и взяла его за руку: - успокойся, пожалуйста, ты всех взбаламутил. На самом деле ты знаешь, что люди справятся, сделают всё, как надо. Я думаю, нам пора ехать домой.
Он вздохнул: - ты права, как всегда, родная. Поедем, там ведь тоже нужно многое собрать.
А дома их встретила Шилангма, и процесс сбора вещей сразу приобрёл стройную упорядоченность.
В три большие дорожные сумки были уложены вещи Джайя, Галины Николаевны и Сантоша. На робкие попытки Джайи обратить внимание женщин на то, что возвращаться им придётся, скорее всего, пешком через перевалы, по узким горным тропинкам, Шилангма заметила, что двое сильных здоровых мужчин уж как-нибудь донесут до дома вещи единственной женщины. Галина Николаевна, с улыбкой глянув на мужа, сказала: - мы ведь что-то сможем просто оставить в деревне, правда? Необязательно тащить по горам простыни, полотенца и посуду. Возьмём только самое необходимое: спальные мешки, тёплые вещи, консервы… Что-то ещё. Там видно будет.
Также были опустошены домашние запасы медикаментов, резиновых перчаток и прочего.
Поспать не получилось, и в четыре утра Джайя и Галина Николаевна выехали в аэропорт.
***
Кажется, аэропорт Катманду ни на секунду не прекращал работу. Взлётная полоса ярко освещалась прожекторами, а где-то в тёмном небе гудел заходящий на посадку самолёт. Джайе стоило немалых трудов уговорить охрану пропустить их в здание аэропорта, где расположилось гражданское и военное руководство. Лишь после нескольких звонков начальству, хмурые и недовольные охранники опустили автоматы, и Джайя с женой смогли войти в здание.
Их встретил худой, загорелый до черноты офицер. Он устало махнул им рукой, приглашая следовать за собой. Подхватив свои сумки, они торопливо вышли из здания и следом за офицером устремились в дальний конец взлётного поля. Обогнув какие-то, не до конца разобранные завалы из покорёженных бетонных плит, разбитых блоков с торчащей во все стороны арматурой, они увидели небольшую, наспех расчищенную площадку, на которой стояли три армейских вертолёта. Около ближайшего их уже ждала знакомая госпитальная машина - маленький фургончик: вчера они грузили в него коробки с медикаментами.
Офицер коротко переговорил со стоящими у вертолёта лётчиками и, едва кивнув на прощание пассажирам, чуть не бегом поспешил обратно.
Джайя, Галина Николаевна и водитель фургончика принялись грузить коробки в брюхо вертолёта. Вскоре к ним присоединились лётчики.
Они управились с погрузкой за полчаса, после чего кое-как разместились в тесном проходе за спинами пилотов. Вертолёт сразу же взлетел и, развернувшись, направился к горам, одновременно набирая высоту.
Галина Николаевна нервно схватила мужа за руку: ощущения были не из приятных. Желудок устремлялся к горлу, грохот двигателя и шум рассекаемого лопастями ветра, бессонная ночь - всё способствовало плохому самочувствию. Джайя привлёк её голову к себе на плечо, предлагая подремать, что показалось ей смешным: обстановка не располагала. Она отрицательно качнула головой, потому что говорить было невозможно. Тогда он просто обнял её, и она сразу успокоилась, благодарно прижалась к нему боком, как-то сразу поверив, что всё будет хорошо.
Галина Николаевна никогда не видела горы так близко. Только теперь она поняла, что за более чем тридцатилетнюю жизнь в Непале она видела Гималаи - Крышу мира! - только через иллюминатор самолёта, с высоты нескольких тысяч метров. Сейчас рядом, рукой подать, проплывали величественные громады ледников, искрящиеся на ярком солнце и длинными языками спускающиеся в долины у подножия гор. Бурные реки стремительными потоками вырывались из-под них, играючи перекатывая огромные валуны, шумными водопадами низвергаясь в ущелья.
Потом вертолёт опять потянулся вверх, а отвесная каменная стена рядом всё не кончалась. Галине Николаевне было жутковато, казалось, что надрывно гудящий двигатель не выдержит, и вертолёт рухнет в бездонную пропасть.
Затем они вновь летели над зеленеющей долиной, над крошечными разноцветными домиками и люди внизу махали им вслед.
Перевал Лантаг выглядел жутко, и женщина со страхом думала о том, как же люди пешком преодолевают его. Мрачные чёрные скалы, устремлённые ввысь, кое-где покрытые белыми пятнами ледников и снега. У них на глазах лавина, со всё увеличивающейся скоростью сорвалась с отвесного склона и помчалась вниз, взметая снежное облако. Искрящаяся пыль заволокла иллюминаторы вертолёта. Когда вновь засияло солнце, Джайя показал рукой куда-то вправо и крикнул ей в ухо: - там - Солу Кхумбу! - Галина Николаевна всмотрелась, но ничего не увидела: ни долины, ни зелени. Одни камни с острыми изломами и снег.
***
Сантош был в отчаянии. Лекарства почти закончились, а от отца не было известий. Он не мог даже позвонить и спросить, что с помощью. Сигнала сотовой связи не было, а Махендра, виновато улыбаясь, сказал, что для того, чтобы позвонить, надо два дня идти до ближайшей горы, на которой ловится сигнал. Всеми богами проклятый и забытый Нувакот умирал, и Сантош ничего не мог с этим поделать. В выделенном старостой доме, на собранных со всей деревни одеялах, метались без сознания, кричали от страшной головной боли, корчились в судорогах тридцать восемь детей разного возраста и четверо взрослых. Сантошу помогал Махендра и трое женщин, не побоявшихся заразиться. Все они часто мыли руки, протирали их местным вином и носили марлевые маски. Ещё трое женщин ушли в горы в поисках трав. Но, самое главное, Сантош велел им найти ярсагумбу. Этот гриб-паразит, выросший на гусенице, являлся природным антибиотиком. Он был довольно редок, потому что встречался лишь на большой высоте, в горах. Тем не менее, местные жители его знали, хотя и не пользовались.
Никто из деревенских не заглядывал к заболевшим, боясь заразиться, лишь женщины, чьи дети метались в жару и судорогах, сидели в отдалении, в пыли, завернувшись в тонкие цветные покрывала.
Сантош знал, что трое его пациентов не доживут до завтрашнего утра, но он упорно делал массаж судорожно сведённых рук и ног, растирал их виноградным уксусом и вином, насильно вливал в сжатые рты питьё из мяты и мёда, менял на головах компрессы.
Он не сразу услышал, как кто-то громко кричит на улице. Махендра тронул его за плечо: - Сантош, - он помялся, отводя глаза, - там колдун, Бахадур. Он собрал у этого дома жителей деревни и…требует сжечь всех больных на погребальном костре! Вообще-то, в деревне он - единственная реальная власть. Люди в панике, родители больных детей плачут, но возражать Бахадуру не смеют.
Сантош разогнулся над тазом с уксусом и отжал компресс. Только после того, как он положил мокрую тряпку на лоб стонущему мужчине, он спросил: - а что же староста?
- Старосту никто не слушает. Колдун кричит, что если не сжечь заразу, мы все умрём, и люди с ним согласны. За исключением родителей, конечно.
Сантош жёстко сжал губы: - я поговорю с ними.
Пригнувшись в дверном проёме, он вышел на улицу, под палящие лучи солнца. Перед домом кипела толпа, не менее трёх сотен взбудораженных людей, Увидев его, кто-то истерично закричал: - лекаришку тоже на костёр! Зачем он нужен нам, если не может нас спасти! - Вперёд выступил колдун, важно сказал: