Страница 5 из 16
- Да, приглашал, но сейчас это не то.
- Но почему же не то?
- Разве ты не говорил с Хуаном?
- Да, говорил.
- Но тогда чего же ты хочешь от меня?
- Я думал, что, может, я смогу задать вам несколько вопросов.
- Задай их Хуану. Разве он не учит тебя?
- Он учит, но все равно мне хотелось бы спросить вас о том, чему он меня учит и узнать ваше мнение. Таким образом я бы знал, что мне делать.
- Почему ты хочешь сделать это? Ты не веришь Хуану?
- Я верю.
- Тогда почему ты не попросишь его рассказать тебе о том, что ты хочешь узнать?
- Я так и делаю. И он мне рассказывает. Но если вы тоже расскажете мне о том, чему он меня учит, то, может быть, я лучше это пойму.
- Хуан может рассказать тебе обо всем. Только он может сделать это. Разве ты этого не понимаешь?
- Понимаю. Но я также хочу поговорить с людьми, подобными вам, дон Эльяс. Не каждый день встречаешься с человеком знания.
- Хуан - человек знания.
- Я знаю это.
- Тогда почему ты говоришь со мной?
- Я сказал, что я приехал, чтоб мы были друзьями.
- Нет, ты не для этого приехал. На этот раз в тебе есть что-то другое.
Я хотел объяснить, но все, что я смог сделать, так это - неразборчиво бормотать. Сакатека молчал. Казалось, он внимательно слушал. Его глаза были вновь полузакрыты. Но я чувствовал, что он смотрит на меня. Он едва уловимо кивнул. Затем его веки раскрылись и я увидел его глаза. Он, казалось, смотрел мимо меня. Он бессознательно потоптывал по полу носком правой ноги как раз позади левой пятки. Его ноги были слегка согнуты, руки безжизненно висели вдоль тела. Затем он поднял правую руку; его ладонь была открыта и перпендикулярна земле; пальцы были расставлены и указывали на меня. Он позволил своей руке пару раз колыхнуться прежде, чем вывел ее на уровень моего лица. В таком положении он держал ее с секунду, а затем сказал мне несколько слов. Его голос был очень ясным, и все же я слов не разобрал.
Через секунду он уронил руку вдоль тела и остался неподвижен, приняв странную позу. Он стоял, опираясь на щиколотку левой ноги. Его правая нога огибала пятку левой ноги, и ее носок мягко и ритмично потопывал по полу.
Меня охватило неожиданное ощущение - своего рода беспокойство. Мои мысли, казалось, были несвязными. Я думал о неотносящихся к делу бессмысленных вещах, не имеющих никакого отношения к происходящему. Я заметил свое неудобство и попытался выправить мысли, вернув их к реальности, но не мог этого сделать, несмотря на огромные усилия. Казалось, что какая-то сила мешала мне концентрировать мысли и думать связно.
Сакатека не сказал ни слова, и я не знал, что еще сказать или сделать. Совершенно автоматически повернулся и ушел.
Позднее я почувствовал себя обязанным рассказать дону Хуану о моей встрече с сакатекой. Дон Хуан расхохотался.
- Что же в действительности тогда произошло? - спросил я.
- Сакатека танцевал, - сказал он. - он у в и д е л тебя, а затем он танцевал.
- Что он сделал со мной? Я чувствовал холод и дрожь.
- Очевидно, ты ему не понравился, и он остановил тебя, бросив на тебя слово.
- Каким образом он смог это сделать? - воскликнул я недоверчиво.
- Очень просто. Он остановил тебя своей волей.
- Что ты сказал?
- Он остановил тебя своей волей.
Объяснение было неудовлетворительным. Его заключение звучало для меня белибердой. Я попытался еще порасспрашивать его, но он не смог объяснить этот случай так, чтобы я был удовлетворен.
Очевидно, что этот случай, как и любой случай в этой чуждой системе чувственных интерпретаций может быть объяснен или понят только в терминах единиц значения, относящихся к этой системе. Таким образом, эта книга является репортажем, и ее следует читать, как репортаж. Система, которую я записывал, была для меня невосприемлема, таким образом претензия на что-либо иное, кроме репортажа, была бы обманчива и несостоятельна. В этом отношении я придерживался феноменологического метода и старался обращаться в своих записях с магией только как с явлениями, с которыми я столкнулся. Я, как воспринимающий, записал то, что я воспринимал, и в момент записывания я старался удерживаться от суждений.
Часть первая
Преддверие к виденью
Глава п е р в а я
2 апреля 1968 г.
Дон Хуан на секунду взглянул и, казалось, совсем не был удивлен тем, что увидел меня, несмотря на то, что прошло уже более двух лет с тех пор, как я последний раз приезжал к нему. Он положил руку мне на плечо, улыбнулся и сказал, что я изменился и выгляжу толстым и мягким.
Я привез экземпляр своей книги. Безо всяких вступлений я вынул ее из портфеля и вручил ему.
- Это книга о тебе, дон Хуан, - сказал я.
Он взял ее и провел рукой по страницам, как если бы это была колода карт. Ему понравился зеленый оттенок переплета и высота книги. Он ощупал переплет ладонями, пару раз повернул его и затем вручил мне книгу обратно. Я чувствовал большой прилив гордости.
- Я хочу, чтобы ты оставил ее себе, - сказал я.
Он потряс головой в беззвучном смехе.
- Я лучше не буду, - сказал он и затем добавил с широкой улыбкой: - ты знаешь, что мы делаем с бумагой в Мексике.
Я рассмеялся. Мне показалась прекрасной его легкая ирония.
Мы сидели на скамейке парка в небольшом городке в горном районе центральной Мексики. У меня не было абсолютно никакой возможности дать ему знать о моем намереньи посетить его, но я был уверен, что найду его, и я нашел. Я очень недолго прождал в этом городе прежде, чем дон Хуан прибыл с гор, и я нашел его на базаре у прилавка одного из его друзей.
Дон Хуан сказал мне, как само собой разумеющееся, что я тут как раз во-время, чтобы доставить его обратно в сонору; и мы уселись в парке, чтобы подождать его друга, масатекского индейца, у которого он жил.
Мы ждали около трех часов. Мы говорили о разных неважных вещах, и к концу дня, как раз перед тем, как пришел его друг, я рассказал ему о нескольких случаях, свидетелем которых я был несколько дней назад.
Во время моей поездки у меня сломалась машина на окраине города и в течение трех дней мне пришлось оставаться в нем, пока длился ремонт. Напротив автомастерской был мотель, но пригород всегда действовал на меня удручающе, поэтому я остановился в восьмиэтажной гостинице в центре города.