Мастера беззакония

Когда дирижабль наконец зависает над рекой и мостом на доступном для ведения диалога расстоянии, Драко сканирует Нотта подозрительным взглядом, ступив на край выступа из люка и обеими руками взявшись за перила. Гермиона вместе с ним тоже чует недоброе.

Теодор будто в трансе скалится им неестественной клоунской ухмылкой; в глазах его кромешная тьма.

— Гляжу, вы таки разворошили рой диких пчёл, — непринуждённо замечает он потусторонние крики, что оркестром звучат с небес от Айолы Блэк. Где разразилась масштабная битва тёмных искусств: Верховная своими неконтролируемыми вспышками стихийной магии составляет конкуренцию магии вуду Чёрной Вдовы.

— Да уж, видок у тебя жуткий, — отмечает Драко и сходу спрашивает: — Что в кейсе?

— Что ты сделал с Дафной? — в свою очередь требует ответа Гермиона.

— А что? — Нотт картинно оглядывается по сторонам. — Забини нигде не наблюдается, чтобы помешать мне делать с ней всё, что пожелаю... — нараспев протягивает он, расплываясь гадкой улыбочкой и торжествующе вытягивая по сторонам руки.

Гермионе вспоминается образ Блейза, метавшегося, словно зверь в клетке. Будь только его воля, Нотт бы и на метр к Дафне не приблизился.

— Что. В кейсе, — Драко начинает терять терпение. Знакомое красное свечение тёмного артефакта говорит за себя, но он хочет знать наверняка.

— Ах, это? — Нотт одним взмахом палочки воспаряет перед собой пылающую ярким красным пламенем сферу, подтверждая догадку Малфоя. И от этих его на пару с Грейнджер застигнутых врасплох взглядов, все это время не представляющих серьёзной опасности в чудаковато спятившем Теодоре Нотте, его снова пробивает на гомерический хохот.

— Ха-ха-ха! Знаю-знаю, неожиданно! — хихикает он и, резко переставая, кривит рот в злодейской ухмылке. — Но, что поделаешь, так уж я люблю преподносить сюрпризы.

— Ещё разлюбишь, — хладно угрожает ему Драко. Гермиона может буквально почувствовать, как в нем пробуждается его тёмная сторона. — Рискни только подумать о том, чтобы запустить эту хрень в дирижабль к Забини, — манерным шелковым тоном предупреждает он, — и тебе больше никогда не придётся утруждать свою больную головешку раздумьями.

Нотт вскидывает бровь, как бы напрашиваясь на пояснения. И Малфой их ему сладким голосом предоставляет:

— Я её тебе, шизик, в ту же секунду снесу.

Улыбка смертника. Иначе физиономию Нотта не назовёшь.

— А ты думаешь, я хочу только Забини подорвать, Малфой? — Он трепещуще ловит крупицы опасения, исходящие от Грейнджер и Малфоя. Воинственная парочка все же рискует занести на подрывателя свои палочки. — А-а-а, — Тео покачивает указательным пальцем правой руки, тогда как палочкой в левой управляет зависшей подле него бомбой, — одно неверное движение — и я натравлю эту малышку на вас. И чтоб вы знали, взрывчатки у меня тут ещё предостаточно, — Нотт угрожающе кивает на свой кейс и коварно скалится: — На всех хватит...

Драко моргает; желваки заходят на его острых скулах. У него просто в голове не укладывается, что их всех сейчас грозится убить Теодор Нотт. Не кто-нибудь другой. А именно чувак, с которым он в школе зависал и бывало хорошенько оттягивался.

И теперь-то им с Гермионой становилось понятно, что Дафна пыталась остановить Нотта. Но, очевидно, что-то пошло не так, раз он решил её вырубить и пуститься во все тяжкие.

— Ты в край ебанулся, слов нет, — выдаёт Малфой, недоверчиво уставившись на него.

А Нотт всё смеётся.

— Зато у меня есть... Уже в курсе? Я дотла спалил грязнокровкин дом, — с гаденькой ухмылкой сообщает он, будто о хорошо проделанной работе.

У Гермионы спирает дыхание. Она молчала, давая возможность Драко разобраться со своим слизеринским горе-приятелем, полагая, что ей-то с тем говорить не о чем. Но вот Нотт будто почву ей из под ног выбивает. Её дом... Гермионе становится дурно от мысли, что она теперь бездомная. Ей больно за своего кота, все свои вещи и место, где она могла чувствовать себя комфортно. Слезы просятся наружу, и она хватается за локоть Драко, обратившего на неё беспокойный взгляд. Она полагала, её пристанище могут только захватить, но кто знал, что на неё точит зуб ненормальный бывший её лучшей подруги, винивший всех подряд в его с ней разрыве.

Скорбное выражение лица Гермионы вызывает у Драко нестерпимое желание расправиться с его виновником. Его серые глаза темнеют от жгучей ненависти.

— А вот это ты зря, — Малфой обращает на Нотта осатаневший взгляд. И тот внезапно сгибается под ним от невыносимой адской боли.

Сам того не планируя, Белый Дракон применяет невербальную беспалочковую магию. И даже в таком спонтанном исполнении Круциатус у него верно выходит великолепным.

Гермиона резко втягивает в себя воздух, переводя глаза с дрожащей дьявольски-красной огненной сферы в Ноттовском распоряжении на бессознательную Дафну. Есть риск, что Нотт в любой момент может потерять контроль над артефактом, взорвав мост вместе с ней.

— Хватит, Драко! — восклицает она, пока Нотт, корчась от всепоглощающей боли, сейчас и слова не может произнести, чтобы направить бомбу. — Там Дафна!

Опомнившись от слепящей ярости, Драко глубоко дыша прекращает. И гримаса страшной боли на лице Нотта вновь превращается в широкую сумасшедшую улыбку. Он поднимается на ноги и глядит на Малфоя и Грейнджер все тем же предвкушающим маньячным взглядом.

Саундтрек: Hollywood Undead – Fuck The World

— Зачем же так сразу, Дракон. Не можешь удержаться, чтобы лишний раз не показать своей Грейнджер, какой ты у нас крутой сукин сын? — деланно протягивает он, дёрнувшись от остаточных спазмов в мышцах.

Малфой оскаливается.

— Вы ведь ещё даже не все новости услышали... Паркинсон залетела... — само коварство извещает Тео, но встречает от них лишь слабую заинтересованность, которая его совсем не устраивает. — Ну, вы чего, неужели не очевидно? — фыркает он, беспечно разводя руками, отчего «Mediocris Fragor» пошатывается в воздухе. — Всё таки малфоевский род не будет осквернён грязной кровью. Думаю, можно тебя поздравить, а, Драко? — Нотт запрокидывает голову, разразившись поистине бесовским смехом.

Потрясённый вздох срывается с губ обомлевшей Гермионы. Кто-то точно сейчас воткнул руку ей в грудную клетку и вырвал ей сердце. Иначе почему она не чувствует, как оно бьётся? Вся её кровь застывает в теле. Все её счастье разбивается вдребезги. И она не может вдохнуть. Не может даже взглянуть на Драко, который тоже задыхается.

От возмущения.

— Да ни в жизнь! — Глаза Драко приобретают пронзительно тёмный оттенок стали. Он высмеивает эту абсурдную идею, ни на секунду не купившись. — Кого ты развести пытаешься, олух? Я был с ней так давно, что кажется, в прошлой жизни.

— Ух ты, не знал, что через каждые пару месяцев у тебя начинается новая жизнь, Малфой... И это меня-то ещё Дафна называла непостоянным, — глумится Нотт, ловко зацензурив то, как на самом деле Дафна по-французски называла его блядуном, и с наигранным осуждением покачивает головой. — И давай без оскорблений, у меня тут в руках бомба, — он козыряя вертит перед собой адскую сферу, — не у тебя.

— Даже если и так, то я не настолько идиот, чтобы обрюхатить Паркинсон, — Малфою не верится, что ему приходится объяснять Нотту такие элементарные вещи. — В отличии от тебя, — язвительно вставляет он, все же не удержавшись от оскорблений. По крайней мере не таких открытых.

У Драко Малфоя было аристократичное воспитание. Ему с самого наступления пубертатного периода и отец, и мать вталкивали о важности контрацепции. Ведь он — династия. Отречённый от своего титула, Драко наплевал на значительную часть вбитых ему с детства рамок и ограничений. Но один принцип он все же унёс с собой: в здравом уме он бы никогда не допустил появления на свет внебрачного ребёнка. Даже с Гермионой он соблюдал эти правила, и решился бы на создание наследника исключительно после заключения брака с ней. Малфою казалось, Нотт это тоже знал, будучи с ним того же сословия «Священных двадцати восьми». Хотя о чем это он вообще... Нотт же совсем слетел с катушек, чего ему стоило забыть о таких «мелочах», как контрацепция. И теперь спихивать с больной головы на здоровую.