Мёртв и невредим

Единственный синдром похмелья, с которым я никогда не могла быстро справиться, – это стыд. Головная боль, тошнота и ломота в теле проходили, желудок переставал недовольно ворочаться, а стыд оставался на целый день и не унимался никакой таблеткой. Не важно, помнила я, что творила или нет – совесть терзала беспощадно.

Тот вечер благополучно стёрся из памяти. Но разумом я понимала, что могла вести себя так непристойно. Потому что моё отношение к Импу изменилось, как по щелчку пальцев. Теперь мне было не всё равно.

А если честно, никогда не было, просто началось всё с противоположных симпатии чувств. Наркотик по имени «Егор» я попробовала в самую первую встречу, только из-за маленькой дозы не поняла, что подсела. Так происходило со всеми джанками. Покурил или укололся – нет зависимости. Потом ещё – и тот же результат. Каждый считал, что держит всё под контролем, особенно поглощающую тело и душу пагубную привычку. Главное, вовремя осознать и остановиться, но как это сделать, если отрицаешь зависимость?

То же случилось и со мной.

Я хотела остаться с Импом, но сбежала, испугавшись силы чувства, способного задвинуть сознание, разум и выпустить тайные желания моей глубинной личности. Так я промучилась «стыдливым похмельем» весь день, а поздно вечером мне написал Егор.

«Хочу тебя видеть».

Просто, дерзко и до мурашек остро. Я буквально видела, как он стоял на балконе, прислонившись спиной к стене, выпускал в холодный воздух клубы белого дыма и ждал ответа, вглядываясь в экран сотового, освещающего мертвенным светом его лицо.

Но он не дождался, ни тогда, ни на следующий день. Стыд ли помешал мне ответить? Или то новое чувство? Я боялась встречи. Казалось, увижу его, и в ту же секунду потеряю волю. И сильнее пугало то, что мне отчаянно хотелось её лишиться.

Мало того, ночью я увидела занятные кадры, подтверждающие моё падение. Проснувшись, я поняла, что это не фантазии одурманенного влечением рассудка, а болезненная правда. Но хоть тело плавилось от прикосновений, а губы – от поцелуев, я видела только картинки, не помня ощущений. Даже как-то обидно.

От родителей мне влетело. Помятый вид опровергал любые объяснения, поэтому я не стала даже спорить, когда мне на неделю запретили всяческие передвижения. С работы я должна была идти строго домой, и в идеале начать учить какие-нибудь лекции наперёд, и по фиг, что следующий семестр ещё не скоро.

Но с другой стороны, у меня теперь была уважительная причина не появляться в тусовке. Я не знала, как смотреть парням в глаза, не имея возможности прояснить ситуацию. Слово Егора против моего. Или достаточно красноречивого молчания. Разве он в здравом уме и задетой гордости признается, что ничего не было, лишь бы обелить меня?

Поэтому я удивилась, когда он написал снова.

«Когда меня не станет, ты будешь жалеть, что не стала моей».

Современное поколение, общаясь в соцсетях, научилось «озвучивать» текст. Фантазия расходилась не на шутку, наделяя слова интонациями. Мне сейчас слышались насмешливый сарказм и выпячивание своей неотразимости. Будто вскользь обронённая фраза истекала обидой и юношеским максимализмом. Эдаким «вот я умру, и вы все поплачете». Короче, или Имп брал меня на понт, или прямо и честно писал, что чувствовал.

Несколько минут я мялась над телефоном в нерешительности. Егор не бросал попыток сблизиться, а я глупо отмалчивалась, алея, как заря, каждый раз, когда вспоминала эротический «сон». От сообщения веяло горькой обречённостью, и я задумалась, не упускаю ли что-то важное в жизни? Правильно ли поступаю, не видясь с ним? Не пожалею ли через месяц, год, несколько лет, что не позволила себе испытать сильные и яркие чувства? Когда уже за два дня разлуки ощущала острую нехватку общения.

Я поняла, что с молчанкой пора завязывать. Мой ответ улетел адресату.

«Лучше вспыхнуть и сгореть, чем медленно тлеть».

Строчки из предсмертной записки Курта Кобейна. Отправив их, я прикончила свою жизнь, в которой не было Егора.

Прошло пять минут, десять – ничего. Не дождавшись мгновенного ответа, я вернулась к сериалу, но без прежнего внимания и интереса. Меня задевало, что теперь молчал Имп. Забросил крючок и в кусты? Опять играл моими чувствами?

За час издевательской тишины я докипела до того, что решилась позвонить.

Егор трубку не взял, и через несколько минут я набрала снова. На этот раз вызов приняли, но грубоватый голос, зазвучавший в динамике, Импу не принадлежал.

- Алло, кто это? – растерялась я.

- Артём. Привет, Ирин.

- Ой, привет, Тём. Я тебя не узнала. А… Егор далеко?

- Нет, но поговорить не удастся. Он в операционной морга.

- Чего? – выдохнула я. – Что он там делает?

- На него напали в парке. Но ничё, вроде живой.

- Вроде? – воздух сгустился и выстроил ледяную стену вокруг. Хорошо, что я сидела, иначе грохнулась бы. – Что случилось?

- Мы сами толком не знаем. Похоже, ограбить хотели, зацепили ножом, и кажется, по голове треснули. А может, сам ударился. Это он Максу вкратце по телефону рассказал, а когда я по дороге расспрашивал, уже нёс всякий бред, периодически отрубаясь.