Страница 57 из 65
— Ну вот!
— Дослушай. Мы никогда не будем считать природу Богом, никогда не уравняем в нашем сознании Христа и священный дуб. Мы любим природу, как творение Божие, а не как Бога. Если кто-то не видит разницы между творением и Творцом, для христиан это безумие. Мастер создал табуретку. Мастер и табуретка — два разных объекта. Если кто-то объявляет табуретку мастером и говорит, что между ними нет разницы, для нас это, мягко говоря, утверждение, с которым мы не можем согласиться.
— Теперь уже вы кощунствуете, ваше высочество.
— Ну вот видишь. Ты понял, что наши религиозные убеждения непримиримы, и никакое ваше почтение ко Христу, и никакая наша любовь к природе, ничего в этом не меняют. Для вас Бог есть то, что для нас не есть Бог. Это главное, и мы в этом расходимся.
— Но ведь я предлагал дружбу.
— Как будто я против дружбы… Ты предлагал религиозный компромисс, а мы на это не пойдем. Как тебя зовут?
— Называйте меня Друид.
— Значит, ты уже отрёкся от своего христианского имени. А от своих религиозных убеждений, насколько я пониманию, ты отрекаться не собираешься и каяться в них не будешь.
— Нет, — виновато улыбнулся Друид.
— Так что же мне с тобой делать? Убивать не хотелось бы.
Друид вздрогнул, Ариэль жёстко продолжил:
— А ты думал, мы тут шутки шутим? По всему царству полыхает страшная война. Эта война ведётся против Христа. Наше войско — христианское. В рядах нашего войска не может быть людей, для которых Христос ничем не отличается от зайчика в лесу. А если вас отпустить, вы же опять окажетесь у драконов и опять будете сражаться с нами.
— Драконы — тоже Бог.
— Вот-вот. Вы обожествляете тех, кто добивается нашего полного уничтожения. Какой тут может быть компромисс? Я мог бы взять с вас клятву, что вы никогда не поднимите оружие против нас, но боюсь, что на этой войне клятвы не работают. Разве, что попытаться вывести вас из войны… Кто ты по гражданской специальности?
— Земледелец. И все наши — земледельцы.
— Так отправляйтесь-ка вы в наш глубокий тыл и пашите землю. Согласен?
— Ну… да… Но как же наша вера?
— Верьте, во что хотите, никто вам слова не скажет. Но проповедовать свою веру не смейте. Наказание будет жестоким. Ещё раз тебе говорю — шутки кончились.
— Принято, — понуро заключил Друид.
Пантеистов среди зелёных отыскалось две сотни, их тут же отправили в тыл. Поклонники Юпитера покаялись в своей приверженности этому богу и воссоединились с Церковью. Они сделали это настолько единодушно, что поневоле возникло сомнение в их искренности. Но эти люди искренне могли служить только государству, а Белый Орден уже создал своё государство, причём довольно крепкое, и этому государству они готовы были служить, так что на отсутствие у них религиозной воодушевлённости пришлось закрыть глаза.
Целую неделю белые занимались похоронами и реорганизацией своих вооружённых сил, куда влилось множество пленных. Вся армия составляла теперь около 35 тысяч человек. Половина армии была весьма ненадёжна. Белые вожди это понимали, но что тут можно было сделать? Нарыв прорвался сам собой, вспыхнул мятеж красных. Мятеж быстро локализовали и задавили, в нём участвовало не более трёхсот бойцов, они пытались повести за собой бывшие красные части, но недавние товарищи их не поддержали. К Ариэлю притащили возглавившего мятеж красного командира. Тот кривился разбитыми губами и, с ненавистью глядя на принца, начал брызгать кровавой слюной:
— Всё равно вам всем конец, вы не знаете, что такое драконы, вам не победить их никогда. Сейчас вы радуетесь, как дурачки — разбили нашу армию. Да драконы выставят против вас десять таких армий, хотя десять и не потребуется, у вас больше не будет побед, всех вас порежем на мелкие кусочки.
Ариэль внимательно посмотрел на бесноватого и тихо сказал своим: «Выполняйте». Они знали, что надо выполнять. Красного утащили, принц тут же приказал собрать совет.
— Надо наступать, — сказал Ариэль.
— Вопрос, куда? — спросил Стратоник.
— Всем объявить, что идём на Бибрик. Громогласно объявить, чтобы каждая собака в нашем лагере была в курсе столичной директивы. Мы пойдём по направлению к столице, а потом резко повернём к апостольской горе. Нам надо туда.
— Всё правильно, — поддержал идею Марк. — Драконы сейчас собирают новую армию. Узнав о наших планах, они будут прикрывать столицу. Вот и пусть прикрывают. А нам пока не нужны большие сражения.
— А тем временем драконы укрепят столицу так, что нам её будет никогда не взять, — горячился Стратоник.
— Столица уже укреплена так, что нам её никогда не взять, — парировал Марк. — Чуть не половина всех драконьих сил — в Бибрике. Нам сейчас не по зубам этот орешек.
— И что же такое должно произойти, чтобы она стала нам по зубам? Ну зайдём мы на гору, ну сядем на неё, а дальше что? Обороноспособность столицы от этого не ослабнет.
— Если мы зайдём на гору, возникнет второй центр власти. Мы для людей до сих пор не власть, а повстанцы, чуть ли не разбойники, которые подняли руку на законных правителей. В человеческом сознании любая власть законная, если она единственная. Вот эту-то ситуацию и надо переломить. Апостольская гора — сакральный центр нашего царства. Если мы там водворимся, станем властью не менее легитимной, чем драконы. Только тогда люди смогут свободно выбирать, к кому примкнуть. К нам может полстраны перебежать, — объяснил Ариэль.
— Самое главное — короновать принца, — заключил Марк. — У нас сейчас царство без царя. Если у нас будет царь — люди пойдут за ним.
— Надо, чтобы люди встрепенулись, — продолжил Ариэль. — Вы думаете, зачем мы дали драконам последнее сражение? С военной точки зрения в этом не было необходимости, эффективнее было бы продолжать выбивать драконов небольшими нападениями. И город лучше было отдать драконам, пусть бы они в нём завязли, а мы бы перерезали все драконьи коммуникации. И вскоре их армия сама по себе перестала бы существовать. Но что потом говорили бы люди? Повстанцы трусливо бегали от драконов, а их просто погубила жара пустыни. Никого бы это не воодушевило. А мы дали сражение, хотя и не было гарантий успеха, ведь драконы по-прежнему превосходили нас численно. И что теперь говорят? Белые нанесли драконам сокрушительное поражение. Этот слух переполняет царство и меняет души людей. Не важно, что драконы могут собрать против нас ещё десять таких армий, как тут один красный визжал. Люди всё равно продолжают говорить: белые победили драконов. Вот этот-то эффект нам и надо закрепить. Победу нам принесёт только победа в сознании людей.
Белый Орден шёл железной поступью, сметая на своём пути всё, от чего пахло драконами. Шли почти непрерывно, отдыхая только по ночам. Обнаруживая перед собой драконий гарнизон, как на учениях, быстро перестраивались в боевые порядки и сметали врагов первым же натиском. Гарнизоны на их пути не были большими, лишь несколько раз белые столкнулись с отрядами численностью до пяти тысяч человек, с ними разделались так же молниеносно, полностью перебив чёрных, часть красных и зелёных, а остальных приняв в свои ряды. Армия вошла в жёсткий, железный ритм, воспринимая боевые столкновения, как технические остановки на своём стремительном пути. Боевые потери были очень незначительны, больше людей теряли из-за болезней. Случалось, что бойцы просто падали от нервного истощения, и поднять их было уже невозможно. Многие страдали расстройством пищеварения, ели на ходу что попало грязными руками, не каждый желудок такое выдерживал. Все, у кого было слабое сердце, уже свалились с инфарктами и остались в тылу. После такого естественного отбора Орден стал уже воистину железным, эти люди были способны выдерживать любые перегрузки, не боялись никакой крови, а бой воспринимали, как возможность развеять скуку бесконечного монотонного марша. При этом численность Белого Ордена и всей армии в целом постоянно росла, добровольцы шли к ним непрерывно. Несмотря на всю свою воодушевлённость, в основной своей массе добровольцы были совершенно не готовы и не пригодны к войне. Отсев происходил стремительно. Кто-то падал от смертельной усталости на марше. Кто-то тихо сбегал, сознав, что такая служба не по нему, кто-то в первом же бою, растерявшись, падал под мечами врагов. Но на каждую тысячу пополнения оставалось сотни две настоящих прирождённых бойцов, для которых армия стала естественной средой обитания, а война — привычной работой, порою, к сожалению — любимой работой. Впрочем, все сожаления по этому поводу приходилось оставлять для мирного времени после победы, а пока шла война, люди, не отравившиеся насмерть трупным ядом, получившие прививку и ставшие нечувствительными к страданиям, своим и чужим, составляли лучшую часть войска.