Страница 25 из 65
— Измаил, я ни слова не сказал о содержании христианства и о том, почему я считаю свою веру лучше твоей…
— Правильно, дорогой, не надо так рисковать, могу и голыми руками придушить.
— Не сомневаюсь, что попытаешься, и не хочу без дела злить такого героя. Просто говорю: тебе непонятна моя вера просто потому, что ты о ней ничего не знаешь. Я не считаю, что ислам — это истина, но сейчас не стану с этим спорить. Одно хотел сказать: даже если ислам — истина, газават — ошибка. Мечом веру не утвердить. Пусть бы ты остался при своём, а я — при своём. Неужели так нужна война между нами?
— Если газават — ошибка, тогда ислам — тоже ошибка, а этого я не могу допустить. Неужели не понимаешь?
— Боюсь, что понимаю. Тогда значит — война вплоть до приведения одной из сторон к полной покорности?
— Для гяура ты не плохо чувствуешь ислам.
— Потому что для меня важно твоё сердце, Измаил.
— А мне твоё сердце совершенно безразлично. Я — воин, а не сердцевед. Окажись ты на моём месте, я бы приказал тебя обезглавить, ни секунды не думая. Скажи, почему ты не хочешь убить меня? Ведь я же твой заклятый враг.
— Если я убью тебя, как будто внутри себя что-то убью, хотя ты вряд ли это поймёшь. Мне очень нравится твоя религиозная воодушевлённость, то что ты искренне служишь Всевышнему. Мне бы хотелось иметь такого друга, как ты.
— Принимай ислам и нет проблем.
— Ты прав. Ислам — это и есть проблема, причём, на данный момент неразрешимая. Может быть, мне и придётся тебя казнить, но я не хочу с этим торопиться.
— Странные вы люди, христиане. Нет в вас настоящей твёрдости. Поэтому я — мусульманин.
После этого разговора на душе у Ариэля, как ни странно стало легче. Конечно, они ни о чём не договорились, но Ариэль этого и не ждал, понимая, что никакая договорённость между ними невозможна, во всяком случае — сейчас. Идёт священная война, одни распространяют ислам, другие защищают христианство. Ни Измаил, ни Ариэль не могут уклониться от этой войны, они оба будут сражаться, а значит — останутся противниками. Измаил не может перейти на сторону христиан, так же как Ариэль не может перейти на сторону мусульман. Для них обоих нет ничего дороже веры, и ни один из них свою веру не предаст. Всё это было понятно ещё до разговора, и никакими словами этого было не изменить. Что же так порадовало Ариэля? То, что они слышали друг друга. Каждый вполне воспринимал содержание того, что слышит и реагировал на смысл услышанного. Между ними нет ненависти, которая лишает разума, не даёт воспринимать своего противника рационально, вынуждает видеть в нём только чудовище, подлежащее уничтожению. Пусть Измаил не пытался понять Ариэля, но он попытался донести до него свою правду, он счёл диалог между ними возможным. Они проявили взаимное уважение, а для начала это было уже очень не плохо. Если они будут воевать без ненависти, без тех ублюдочных эмоций, которые позорят человека, значит есть надежда, что они не озвереют на этой войне, не потеряют человеческий облик, а ведь это так важно — остаться человеком посреди кровавой бойни. А пока надо было думать о том, как уничтожить исламское войско. Ариэль думал об этом постоянно и напряжённо, симпатия к Измаилу вовсе не произвела на него размягчающего действия, не остудила пыл, не уменьшила боевого рвения. Человеческое отношение к противнику не мешало ему понимать, что это по-прежнему противник.
— Орден вскоре начнёт закисать в этом тихом городке, мы должны первыми атаковать мусульман, — решительно сказал Стратоник. — Только находясь в непрерывном движении, мы получим шанс на успех.
— Не забывай, что эффекта неожиданности на нашей стороне больше не будет, — парировал Ариэль. — Войско мусульман уже полностью отмобилизовано и готово к бою. У них десятикратное превосходство в живой силе, а бойцы не хуже наших. Нам просто не с чем наступать. У нас нет необходимых сил для того, чтобы ломать оборону противника.
— Ты прав, Ариэль, — как всегда сухо и по-деловому вставил слово Марк. — Серьёзной обороны противника нам не сломать, для этого потребовалось бы четырёхкратное превосходство живой силы, мы же напротив пребываем в подавляющем меньшинстве. Но ты не учитываешь следующего: мусульмане хоть и готовы к бою, но к обороне не готовы совершенно. Поставь себя на их место. Ты узнал, что горстка христиан захватила городок. Тебе докладывают, что эта горстка непрерывно растёт. Что бы ты решил? Как можно быстрее атаковать и раздавить этот городок. Имея такое превосходство сил, тебе и в голову не пришло бы готовиться к обороне.
— Марк, если они уже собрали стотысячный кулак, так какая разница, к чему они готовятся — к обороне или к нападению?
— Разница огромная. Начиная с психологического настроя. Люди, которые морально подготовились к наступлению, просто теряются при необходимости обороняться. К тому же они не укрепляют ближайшие населённые пункты. К тому же они подтягивают все свои припасы из тыла поближе к месту наступления. И все приказы отданы только на случай наступления, при необходимости обороняться, они обычно вообще не знают, что делать.
— Марк, где ты проходил всю эту науку? — немного растерянно спросил Ариэль.
— Я, собственно, преподавал эту науку нашим будущим полководцам, — по-прежнему сухо заметил Марк.
— Между прочим, Марк — автор учебника по стратегии, — вставил Стратоник.
— Так ты — учёный?
— Да, всего лишь кабинетный учёный. Профессор.
— Но на поле боя ты чувствуешь себя, как рыба в воде.
— Так надоело в кабинетах. Ещё до войны пошёл служить в полевые подразделения. Стало понятно, что если стратег — только учёный, то и учёный он плохой.
— То-то я смотрю, ты всё время, как лекции читаешь.
— Дурная привычка.
— А меня вот учили только мечом махать.
— Для другого готовили.
— Это точно. И что конкретно ты предлагаешь, господин профессор? Ведь сил для наступления у нас и правда нет.
— Кто же нам велит наступать по всему фронту? Сосредоточим железный кулак, создадим на участке наступления превосходство сил, от столкновения с основными силами противника будем уклоняться и проломимся к побережью.
— Но так мы не сможем уничтожить мусульман.
— Конечно не сможем. Но мы рассечём их территориально на двое, разрушим их коммуникации, а самое главное — посеем в их рядах панику. Им будет казаться, что мы — везде. Наша основная задача — добиться деморализующего эффекта. К тому же наступление обеспечит нам приток добровольцев, наши силы будут непрерывно расти.
— Но на побережье мы окажемся в окружении.
— Окружение — вещь очень условная. Наша задача — внушить мусульманам, что в окружении — именно они. И тогда они побегут. А мы будем наступать им на пятки.
— Красиво излагаешь. Даже не вериться, что всё так и будет, — улыбнулся Ариэль.
— А во что тебе верилось, Ариэль, когда ты прибыл к нам и застал у нас триста бойцов? — усмехнулся Стратоник. — На что ты тогда рассчитывал?
— Да ни на что не рассчитывал, просто знал, что надо драться.
— Ну так и дерись. Хуже-то не стало.
— Честно скажу, ваш план похож на авантюру.
— А это так и есть, — продолжил Марк. — Мы по-прежнему находимся в положении безнадёжном. Чтобы мы не делали — это будет авантюра. Мой план может провалиться по тысяче причин, ни одну из которых мы не сможем даже предвидеть, не то что предотвратить. Только полный дурак на моём месте гарантировал бы успех. Впрочем, одно я могу гарантировать — оборона нас погубит. Надо доказывать?
— Не надо, — Ариэль встал и махнул рукой. — Когда выступаем?
— Наши лазутчики докладывают, что мусульмане готовы выступить через неделю. Но они не успеют. Мы выступим послезавтра.
Глава IX, в которой все планы рушатся
Иоланда и Ариэль прогуливались под руку по улицам городка. Последние распоряжения были отданы, завтра на рассвете они должны были выступить в поход.