Страница 34 из 40
Поражение при Менене уже было известно; о последних неудачах в Вандее начинали доноситься смутные вести. Пока неопределенно говорили о поражении, понесенном около Корона, Торфу, Монтегю. Тюрио, отказавшийся вступить в комитет и обвиняемый в принадлежности к партии новых умеренных, встал в самом начале заседания и высказался против интриганов, подрывавших организацию и только что сделавших предложения крайне насильственного характера по поводу продовольствия. «Комитетам и исполнительному совету, – сказал он, – не дает проходу интригующая сволочь, которая напускает на себя патриотизм, только когда ей выгодно. Да, пришло время, и нужно прогнать этих людей, воображающих, что революция произошла для них; чистый и честный человек поддерживает революцию лишь ради блага рода человеческого».
Предложения, против которых восстал Тюрио, отвергаются. Жан Дебри, один из комиссаров, посланных в Валансьен, читает критическую записку о военных операциях и доказывает, что никогда ни одна война не велась с такой медлительностью, несвойственной французскому духу; что до сих пор воевали по мелочи, малыми силами; и что именно в этой системе следует искать причины всех неудач. Потом, открыто не нападая на Комитет общественного спасения, он как будто дает понять, что этот комитет не обо всём известил Конвент: так, например, близ Дуэ будто бы стоял австрийский отряд в шесть тысяч человек, который можно было бы разбить, а между тем этого не сделали.
Конвент, выслушав Дебри, причисляет его к Комитету общественного спасения. В этот самый момент из Вандеи приходят подробные вести, которые вызывают общий порыв. «Вместо того чтобы робеть, – восклицает один из депутатов, – поклянемся спасти Республику!» При этих словах всё собрание встает и клянется спасти Республику, какие бы ей ни грозили опасности. Члены комитета, которых еще не подошли, входят в эту минуту. Барер, постоянный докладчик, начинает говорить:
– Всякое подозрение, направленное против комитета, было бы победой, одержанной Питтом. Мы не должны давать нашим врагам такого громадного преимущества, нам не следует самим подрывать кредит власти.
Потом Барер сообщает о мерах, принятых комитетом.
– Вот уже несколько дней, – продолжает он, – как комитет имел повод заподозрить, что большие ошибки совершены в Дюнкерке, где можно было истребить англичан до последнего человека, и в Менене, где не было сделано ничего, чтобы остановить странную панику, овладевшую войсками. Комитет сменит Гушара и дивизионного генерала Гедувиля, и поведение этих двух генералов будет изучено в скором времени. Затем комитет приступит к очищению всех главных штабов и всех военных администраций; он поставит флот на такую ногу, что мы сможем помериться с неприятелем силами; только что набраны еще 18 тысяч человек и постановлена новая система атаки большими силами; наконец, комитет думает напасть на Рим в самом Риме, и 100 тысяч человек, высадившись в Англии, пойдут в Лондон и там задушат систему Питта. Стало быть, Комитет общественного спасения обвинен безосновательно; он по-прежнему заслуживает доверие, доселе оказываемое ему Конвентом.
Тогда просит слова Робеспьер.
– Давно уже, – говорит он, – всячески стараются обесславить Конвент и комитет, облеченный его властью. Дебри, который должен был бы умереть в Валансьене, подло ушел оттуда, чтобы в Париже служить Питту и коалиции, подрывая уважение к правительству. Недостаточно того, чтобы Конвент продолжал оказывать нам доверие – он должен заявить об этом торжественно и отменить свое решение относительно Дебри, которого он только что включил в наши ряды.
Это требование встретили рукоплесканиями и немедленно постановили не делать Дебри членом комитета и подтвердить единодушно, без голосования, что комитет сохраняет полное доверие Национального конвента.
Партия умеренных, заседавшая в Конвенте, потерпела поражение. Но самые опасные противники комитета, пламенные революционеры, заседали у якобинцев и кордельеров. От последних надлежало обороняться в особенности. Робеспьер отправился в Клуб якобинцев и, рассчитывая на свое влияние, описал всю деятельность комитета, оправдал его в обвинениях, взводимых на него умеренными и крайними, и растолковал, как опасны петиции, требующие учреждения конституционного правительства. «Необходимо, – сказал он, – чтобы какое-нибудь правительство заменяло то, которое мы уничтожили. Организовать в настоящую минуту конституционное правительство – значит изгнать Конвент и уничтожить власть в присутствии неприятельских армий. Эта мысль могла прийти в голову одному лишь Питту. Его агенты распространили ее, обольстили честных патриотов, и народ, страждущий и легковерный, всегда склонный жаловаться на правительство, которое не может помочь всем бедам, стал верным отголоском их клевет и предложений. Вы же, якобинцы, слишком искренние, чтобы вас можно было переманить, слишком просвещенные, чтобы поддаться обольщениям, – вы защитите Гору от нападений и поддержите Комитет общественного спасения, который хотят оклеветать, и с вашей помощью он восторжествует над всеми происками врагов народа!»
Речи Робеспьера аплодировали, а в его лице аплодировали и всему комитету. Кордельеры вынуждены были остановиться, об их петиции забыли, и нападение Венсана, получив решительный отпор, осталось без всяких последствий.
Всё же следовало принять какое-то решение относительно конституции. Уступить место новым революционерам – неизвестным, скорее всего, несогласным между собою – было опасно. Следовательно, нужно было заявить всем партиям, что Конвент намерен присвоить всю власть и, прежде чем предоставить Республику самой себе и данным ей законам, будет управлять ею, пока не обеспечит ее процветание. В Конвент уже поступило множество петиций, упрашивавших собрание оставаться на своем месте.
Сен-Жюст, 12 октября говоря от имени Комитета общественного спасения, предложил новые правительственные меры. Он представил печальную картину Франции и, нанеся на этот холст самые мрачные краски, порожденные меланхолическим воображением, с помощью великого таланта и фактов, совершенно, впрочем, справедливых, вверг слушателей в ужас. Сен-Жюст предложил и убедил Конвент принять декрет, содержавший следующие положения. Первой статьей правительство Франции объявлялось революционным до заключения мира; это значило, что временно приостанавливается действие конституции и учреждается чрезвычайная диктатура до того времени, пока минуют все опасности. Этой диктатурой облекались Конвент и Комитет общественного спасения. «Исполнительный совет, – гласил декрет, – министры, генералы, любые власти и собрания подчиняются надзору Комитета общественного спасения, который каждую неделю будет отдавать в них отчет Конвенту». Мы уже рассказывали, как министры, генералы, все должностные лица, будучи обязаны представлять свои действия на одобрение комитета, кончили тем, что не смели ничего предпринимать от себя и по всякому поводу ждали приказаний комитета.
Далее в декрете говорилось: «Революционные законы должны исполняться быстро. Так как причина бедствий заключается в инерции правительства, то сроки исполнения этих законов будут назначены специально. Просрочка будет приравниваться к покушению на свободу и наказываться соответствующе».
К этим правительственным мерам присовокуплялись меры по части продовольствия, потому что хлеб, как сказал Сен-Жюст, есть право народа. Общий список продуктов продовольствия должен был рассылаться всем властям. Предлагалось составить приблизительную смету того, что требовалось каждому департаменту, и гарантировать требуемое; что же касается излишков, то они подлежали реквизициям либо для армии, либо в пользу провинций, нуждавшихся в самом необходимом. Этими реквизициями заведовала продовольственная комиссия. К 1 марта следующего года Париж, как крепость в военное время, должен был быть снабжен на целый год. Наконец, постановлялось учредить особый суд для рассмотрения действий и состояния лиц, управлявших государственной казной.