Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 15



Замечание. Если посмотреть вокруг, поискать, таких историй найдётся великое множество. Если посмотреть вокруг внимательно и поискать получше, то можно заметить, что нечто подобное, только в менее феерических масштабах происходит с нами каждодневно и повсеместно. Если уметь видеть, любое сотрясание воздуха в мире уже говорит тебе, именно тебе, о том, что произойдёт, или что нужно делать, или куда не нужно ходить. Весь мир непосредственно кричит на человека по поводу его жизни, а тот и не замечает.

Отсюда очень легко перейти и ко второму волнительному моменту, собственно, почти озвученному. Это ведь кому-то надо, получается. Хорошо, можно легко представить себе некую бабку в деревне, которая может такие дела свои тёмные и неясные творить, что не то что люди дополнительные откуда ни возьмись появятся, а и черти на огонёк заглянут средь бела дня. Но ведь свидетельств масса, и явно уж на всех такими бабками не напасёшься. И чаще это всё возникает по причинам, вообще словно бы от человека независящим. Значит, кому-то надо с человеками в неких таких вот, обычно довольно крайних, опасных, экстремальных ситуациях пообщаться, о чём-то сообщить или показать. Или наоборот – умолчать. Значит, кому-то человече понадобился. И тут вот становится уже не по себе окончательно.

Замечание. Действительно, весь мир орёт на человека, а один какой-нибудь голос (а может быть и не один даже) орёт громче остальных. И вот что хочешь с этим делай и думай себе всякое. Бесспорно неверно также говорить, что сам человек тут не при чём. Это уж совсем несусветная глупость.

Так вот, возвращаясь к нашему рассказу, здесь имело место, конечно, первое воплощение этого концептуального естества. Оно разворачивалось на протяжении последующих четырёх дней, о которых, собственно, здесь и пойдёт речь.

Заканчивая же тот, нулевой, день, стоит сказать о некой канве, некоем общем духе, который постиг меня в то время. Его видение открылось мне полностью только на последний день моей болезни за одной из внезапно распахнувшихся дверей, но для логичности повествования стоит описать это здесь, в самом начале, говоря о том моменте, когда оно возникло. Мне явился я сам, за которым я наблюдал со стороны. Был словно бы сам себе призраком, сам себе Большим Братом, только таким, который не вмешивается, который живёт и наблюдает, испытывает свои переживания и молчит, ибо не может ничего сказать. Потому здесь и буду говорить я о себе же, но в третьем лице.

Замечание. Мне вообще нравится говорить о себе в третьем лице. Сразу же возникает ощущение отчуждённости, а оно приносит с собою и более точное, более чуткое понимание происходящего. Даже не знаю толком, почему я начал всё это писать со своей позиции, от своего лица.

Неисповедимы были пути его, да никто и не исповедовал. Не из корыстных побуждений, не из злобных устремлений, просто так сложилось исторически. А он шёл и шёл, шурша всем ближайшим на ухо всяческими наводнениями и водопадами. Известно ведь, что вода, являясь человеку во сне, обычно приводит его к смерти. Он либо тонет, либо разбивается о воду, либо она смывает всё, что у него есть. Может и что-то ещё. А он как будто бы хорошо с нею взаимодействовал. Не то чтобы ходил, аки некий божок, а скорее погружался, дышал ею, и всё было нипочём.

Однажды наступила засуха. А может, это было цунами. Очень сложно точно сказать. Там явно присутствовала японская тема, что-то про самураев, может оттуда и взялось это "цунами". Скорее всего, на самом деле был самый обыкновенный наш русский девятый вал. Или засуха. Да, наверное, всё-таки засуха. И мир превращался в пустыню. Особенно колоритно выглядели в этом случае города. Мегаполисы с развитой и социально ориентированной инфраструктурой, засыпаемые песком чуть не до третьего этажа. Очень важно здесь отметить, что песок не был горячим.



В этой засухе всё куда-то подевалось. И город, и лес (он там тоже был, хоть я и не очень понимаю как. В детстве я бывал в неких лесах, где сосны росли прямо из песка, довольно плотного, впрочем. Он весь был усыпан иголками, шишками, местами даже попадались грибы, и вид от этого был вполне даже обычный, пока не копнёшь землю ногою и не поймёшь, что это вовсе и не земля. Не стоит, однако, умалчивать и забывать о том, что обычно такое встречалось на кладбище, что придавало некие особые цвета и послевкусия всей этой картинке. А тут было иначе. Вовсе не было грибов, почти незаметными были листья и иголки, а деревья стояли, словно бы по колено в песках. Именно так – по колено, потому что их зелёные кроны создавали впечатление, что те вот прямо сейчас сорвутся и убегут из этого постороннего ими мира. Но они не бежали. А листья, иголки были такие зелёные…) стояли на местах, людей не было, но их и всегда почти что не было на Земле. А что-то всё равно было не так. Это ощущение похоже на покойника в дорогом костюме. Пока человек жив, этот костюм прямо-таки блистает на нём, но стоит лишь умереть (такая малость!), и самый дорогущий пиджак расползается на грязные тряпки.

Дело было вовсе не в песке. Привычный со времён песочных часов символ времени теперь вызывал совсем другие ассоциации. Да он и вообще их не вызывал. Тут не было времени. По крайней мере, ему так казалось. Будто солнце и заходит, когда ему вздумается, ехидно усмехаясь. Дни то тянулись неделями, то неслись поминутно друг за другом. И он злился на дни. Дни же в ответ молчали.

Нет, дело было не в песке. Его как будто бы даже и вовсе не было, он его не замечал иногда вовсе. Многие, наверное, позавидовали бы такой вот особенности организма – не замечать повсеместный холодный песок, но дело это, на самом деле, довольно обычное.

Только вот непонятно, о чём же мне говорить дальше. По всей логике повествования, должны быть какие-то свершения, победы, да хоть просто что-то должно происходить. Но ничего не происходило. Он просто жил в этом мире и всё. Жил как все, ничего такого. Так бы и жил себе, наверное, если б не мучали две вещи его.

1. Он не понимал, откуда взялся этот песок. Он не помнил момент, когда тот появился. Это не удивительно, всё произошло очень давно. Теперь у него в голове была такая картина произошедшего: как-то раз, в один из дней, он лёг спать в своём обычном доме в привычном мире, а проснулся в пустыне-городе. Я тоже не знаю, как это произошло, но вижу такой вариант развития событий невозможным, но очень подходящим. Да и, в конце концов, не так уж это и важно, правда? Но вот ему было важно.

2. Это странное и неизъяснимое изменение, скажем так, внутреннего облика города не давало ему покоя. Все, наверное, видели фотографии улиц и домой из Припяти. А теперь и от домов его города возникало такое же ощущение. Нет, они вовсе не выглядели такими же, были гораздо новее, современнее тех известных пейзажей, но ощущение оставляли после себя точно такое же. Может быть даже и посильнее. Глядя на те дома, создавалось стойкое чувство, что там когда-то жили и работали. Здесь же была не менее твёрдая уверенность, что никогда и ничего не происходило. Я сознательно говорю здесь только про город. Пустыня-лес просто пугал его. Это был глубокий мистический ужас, и часто снились сны, как эти родные места, словно целая тайга, разом срываются с места и убегают вдаль, отнюдь не к солнцу, в совершенно противоположную сторону. Он теперь почти не бывал в лесу.

И вот, описав это, я снова сталкиваюсь с проблемой, ибо требуется же некое заключение для злодеяний, выпавших на долю нашего героя, на худой конец – хотя бы какой-то вывод уж должен быть. А ничего нет. Всё так и тянулось, так и продолжалось. Очень долго, наверное, хотя сложно сказать, ведь не было времени вовсе. Он так и ходил по песочному городу. Или дома лежал, коли было совсем уже грустно. И всё пытался что-то понять. А пыльный шарик крутился по небу, унося его вместе с собою в не менее пыльные неисхоженные дали. Вот и всё.