Страница 214 из 219
— Свет без тьмы выжигает всё вокруг себя. В своей чистоте он намного опаснее тьмы. Поверь, мир не знал бы диктатора страшнее светлого мага. Его нельзя испугать или подкупить, он не ведает страха, ненависти, зависти и алчности. То, что выходит за границы порядка, автоматически причисляется к злу и хаосу, — Альбус задумчиво уставился в свою треснувшую чашку. — А как известно, нет порядка идеальнее, чем смерть, — отстраненно протянул он. — Свет не чувствует милосердия и сострадания, — вырвавшись из капкана собственных мрачных мыслей, директор поднял взгляд на собеседника и улыбнулся. — Слава Мерлину, подобные преображения случаются крайне редко. Чтобы довести до такого светлого волшебника, нужно очень сильно постараться. К тому же я говорю сейчас о чистой, несформированной энергии.
— Выходит, если Поттер — абсолютно светлый маг, то он не испытывает чувств? — Снейп думал о вечно фонтанирующем эмоциями мальчишке. — Как такое возможно?
Словно в ответ на этот вопрос в памяти всколыхнулся равнодушный взгляд двенадцатилетнего мальчика, стоящего возле обездвиженной василиском ученицы Хогвартса и его спокойный голос: «…не могу нащупать пульс. Она умерла?» Разве могут дети в подобном возрасте настолько безразлично спрашивать о таком?
— О, нет-нет, — опровергая эти слова и мысли, сказал Дамблдор. — Все чувства Гарри настоящие и искренние. Как правило, к десяти-одиннадцати годам абсолютно светлые волшебники уже выстраивают некий каркас характера и личности. Поначалу их эмоции могут быть несколько примитивными и простыми, но наблюдая за окружающими людьми, они учатся чувствовать и постепенно начинают формировать собственные оценки. Они знают, когда злиться, когда радоваться. Они понимают, когда можно дать сдачи обидчику или заплакать. Они осознают тяжесть горя и огонь ярости. Сложность лишь в том, что их эмоции — это самодельный корабль, дрейфующий в океане безразличия и пустоты. Кроме внешнего мира им негде черпать примеры поведения, и если в характере не заложено некого шаблона или реакции, они ничего не испытывают. Никак не воспринимают происходящее. Не знают, как воспринимать.
— О… это, пожалуй, чертовки многое объясняет, — проворчал Снейп.
— Не сомневаюсь, — согласился Дамблдор. — Но помимо окружения, так же есть один важный фактор. Особенность, на которой в каком-то смысле формируется вся его личность.
— И это…
— Любовь.
«Ну безусловно».
*
Сквозь полупрозрачную пелену тумана виднелись стремительно рассыпающиеся стены крепости. Но Гарри не тревожило это разрушение. Куда важнее были воспоминания, проносящиеся перед глазами стремительной вспышкой света, так похожей на падающую звезду: коридоры Хогвартса, витражные окна, оранжевый диск солнца, плавно опускающийся за горизонт, раскрасив кроны деревьев в красно-желтые цвета, тепло огня в камине.
«Я надеялся, ты достаточно хорошо знаешь меня, чтобы догадаться — я ни за что не стану мешать или препятствовать тебе, я всегда, по крайней мере, выслушаю тебя…»
«… я всё это делал только ради тебя!»
Крик Тома эхом разнёсся в белом пространстве и стих, поглощенный мглой.
«Куда мы идем?» — тихо спрашивает Арчер, в то время как Гарри торопливо тянет его за собой по узкому тёмному тоннелю тайного хода.
Он жадно всматривался в каждый образ, в каждую тень и виток серой дымки. Здесь жило его прошлое. В каждом камне, падающем на землю, хранились мысли и чувства. Каждое видение, тающее и исчезающее, было частью его самого: горящие факелы, порывистый холодный ветер, бьющийся в окна и трепещущие тени на стенах, силуэт невысокого мальчика, выхваченный из темноты неярким светом, кровавые буквы на сером камне.
«…поверь, это что-то особенное!»
Магический огонёк на конце волшебной палочки Тома озаряет его восторженное лицо и пылающие нетерпением глаза. Усевшись поудобнее на кровати Гарри, он опускает на одеяло старую тетрадь в потертой обложке из чёрной кожи.
Воспоминание всколыхнуло в душе щемящую боль, тревогу и недоумение. Поттер отвернулся и от него, и от поврежденной стены, и от чувств, которые начали постепенно угасать и пропадать. Он шагал сквозь пелену тумана, сквозь тени и пепел, переступал рассыпающиеся на земле камни, а в молочно-белой дымке, поблекшие и далекие формировались и меркли миражи прошлого: маленькая, уютная комната, письменный стол возле окна, и он сам, сидящий на кровати Тома, привалившись спиной к стене.
«…чем людей пугает темнота? В ней может крыться что угодно. Во тьме можно заблудиться. Она слишком сложная… слишком запутанная».
«Свет проще, даже примитивнее, там нельзя ничего скрыть, нельзя спрятаться и нельзя потеряться».
Тогда почему он блуждает здесь, среди тумана и пепла в бескрайнем белом пространстве, не способный вырваться из лабиринта воспоминаний? И хочет ли он вырваться?
«Безумцу тьма не под силу».
Его шаги разносились в пустоте гулким эхом. Следом за ним, неотступной тенью, шел двойник.
— Если ты оберегаешь цитадель, то почему не остановишь меня? — спросил Гарри, не оборачиваясь и не сбавляя шага.
— Ты хочешь, чтобы я остановил тебя? — голос двойника раздавался отовсюду, и на мгновение пустота будто наполнилась холодным ветром, от которого мгла пришла в движение, расступаясь перед Гарри.
— Нет.
Больше двойник не произнёс ни слова.
«…у тебя не возникало мысли, что этот волшебный мир совершенно другой? Не такой, каким казался, когда мы только поступили в Хогвартс...»
Гарри бросил взгляд на тускнеющее воспоминание.
«О да, — подумал он. — Этот мир куда ужаснее, чем мы могли себе вообразить».
«...тьма и свет неразделимы, — шепнула скользнувшая мимо тень голосом Тома, — потому что одно не может существовать без другого».
«Если это так, то почему я всё ещё здесь?»
«А чего бы ты сам хотел?»
«Исчезнуть».
«…оставаться собой».
«Но я — это пустота».
*
— Откуда возникает привязанность в пустоте?
— В душе светлого мага с самого рождения существует безусловная любовь. Это чувство не направлено ни на что конкретное и до определенного момента весьма инертно. Но на каком-то этапе появляется нечто очень важное и дорогое. Это может быть человек, семья, дом, место, а иногда даже страна. И тогда любовь в душе светлого мага приходит в движение. Она наполняет всю суть его существования, придает смысл поступкам и питает его. Эта привязанность становится своего рода якорем. Фундаментом, на котором камень за камнем светлый маг возводит собственную личность. Якорь для светлого мага — центральная фигура всего его существования.
«Арчер», — холодея, понял Снейп.
— Воспринимая мир как свод законов и правил, светлый маг формирует свою реальность таким образом, чтобы якорь стал для него вектором, который будет направлять и удерживать его личность. Как только в жизни светлого мага появляется нечто настолько ценное, оно становится для него непогрешимой константой.
— Но если этот кто-то превращается в тирана и убийцу…
— Светлый маг примет это как норму. Научится принимать. Он не оценивает якорь с перспективы мира. Он оценивает мир с перспективы якоря.
— И сам он станет убийцей? — ужаснулся Северус.
— Не обязательно, — успокаивающе ответил директор. — Всё зависит от среды, в которой растет и развивается светлый маг. Некий каркас присутствует уже с самого раннего детства и с годами только растет и укрепляется. До того момента, пока не появляется подобная привязанность, светлый маг следует тем нормам, которые заведены в его семье или окружении. И если в основу заложена ценность и уважение к человеческой жизни, честность, порядочность и доброта, светлый маг примет их как правила. По мере взросления и приобретения опыта он, конечно, постоянно формируется и меняется, как любой человек. Но если в его жизни существует якорь, то в первую очередь именно он будет отправной точкой принятых решений и совершенных поступков.