Полотно Судьбы

— Я пока затрудняюсь ответить на этот вопрос, — признался Снейп. — Но, думаю, рано или поздно мы узнаем об этом.

— Главное, чтобы с Томом всё теперь было хорошо, — прошептал Гарри. — Это главное.

«Кого ты спасёшь?»

Гарри вздрогнул и прикрыл глаза, когда голову снова опоясала тупая ноющая боль.

— Сэр, мне что-то нехорошо, могу я… могу я идти?

Снейп с минуту рассматривал бледное, покрытое испариной лицо подростка.

— Идите, Поттер. И, прошу вас, будьте осторожны.

— Конечно, сэр, — Гарри поднялся на ноги, дошел до двери и, помедлив на пороге, обернулся: — Спасибо, что рассказали мне, профессор.

— Вы имеете право знать, — с трудом ответил тот.

Дверь тихо закрылась, и только тогда Северус позволил себе грязно выругаться. Он не знал, как может закончиться этот разговор и в тайне надеялся, что мальчишка отреагирует со своей неизменной сдержанностью, либо даже беспокойством, но он совершенно не ожидал такой реакции. Декан Слизерина окинул свой разгромленный кабинет мрачным взглядом, после чего поднялся на ноги и в задумчивости прошелся по комнате, равнодушно переступая через разбросанные по полу книги и свитки пергамента. Добравшись до шкафов, он открыл разбитую дверцу, от которой осталась только деревянная рама, и снял с полки чудом уцелевшую бутылку брэнди, после чего в задумчивости на неё уставился. Поклонником алкоголя Северус никогда не был, но сейчас ему страшно хотелось выпить чего-нибудь покрепче успокоительной настойки. Потому что после разговора с мальчиком в голову приходил только один вывод.

Гарри Поттера не было в школе в ночь, когда возродился Волдеморт. Каким-то непостижимым образом ему удалось выбраться из замка и рискнуть своей жизнью ради спасения Томаса Арчера. И теперь по его вине магический мир оказался на пороге войны. Но даже сам Гарри об этом не знал. На мальчишку были наложены чары забвения. Настолько сильные, что любая попытка восстановить в памяти минувшие события сопровождалась физической болью и приступами паники. Как это случилось, и почему Волдеморт не убил мальчика в то же мгновение, как увидел, Северусу было неизвестно. Конечно, он мог попробовать добраться до заблокированных воспоминаний с помощью легилименции и выяснить что произошло. Но Снейп не был уверен, что не навредит этим Поттеру.

Сейчас Северус мог думать лишь о том, что скорее умрет, чем расскажет кому бы то ни было правду.

Эту правду не следовало знать даже Гарри.

Но как много времени понадобится Поттеру, чтобы во всём разобраться?

Как скоро он осознает, что история про шрам, которую скормил ему Снейп сегодня — полнейшая чушь? И как мальчик будет с этим жить?

*

Гарри не помнил, как добрался до своей кровати. Перед глазами всё дрожало и расплывалось, а в памяти далеким эхом звучали чужие голоса, разговоры, которых он не помнил, места, которых не видел. Снейп сказал, что все эти образы преследуют Гарри из-за его шрама и непонятной связи с Волдемортом. Возможно, так оно и было. Но как тогда объяснить это отвратительное чувство в груди, будто он совершил нечто ужасное? Почему ему кажется, что в возрождении Волдеморта виноват именно он? И что ему делать, если это окажется правдой?

Гарри закрыл глаза. Ему не хотелось больше думать об этом. Он лучше будет верить декану. Будет верить, что ни в чем не виноват. Что эгоистичное желание спасти одну единственную жизнь не станет причиной гибели сотен людей. Только отчего же собственный голос из воспоминаний, с ледяным спокойствием утверждающий, что его не волнует, сколько погибнет людей, после возрождения Волдеморта, казался таким реальным? И почему где-то в глубине души он до сих пор так думал?

«Интересно, знает ли Дамблдор, что взял под свое заботливое крылышко волшебника куда страшнее Волдеморта?» — рассмеялась в его воспоминаниях темноволосая женщина.

«Это не правда, — проваливаясь в сон, подумал Гарри. — Я просто хотел защитить друга. Разве это плохо?»

*

— Гарри, шагай ещё медленнее, и поезд уедет без тебя, — раздраженно бросил Арчер, наблюдая за другом из тамбура.

Поттер втащил в вагон свой чемодан и, отдуваясь, посмотрел на друга.

— Почему в школу наши вещи доставляют домовики, а обратно мы должны их сами тащить? — пожаловался он.

— Мир жесток, — равнодушно пожал плечами Арчер, разворачиваясь на каблуках и направляясь вглубь вагона, Гарри с ворчанием поплелся следом. — Мне вот что не понятно, Гарри. Ты четыре года отучился в волшебной школе, прошел три весьма непростых испытания на Турнире Трёх Волшебников, из года в год проявлял весьма незаурядные способности к магии, так за каким же дьяволом, объясни мне, ты тащишь этот чемодан сам, когда есть прекрасное заклинание, с которым справился бы и первокурсник?

Поттер застыл посреди коридора, выпустив ручку чемодана.

— И ты говоришь мне об этом только сейчас?

Арчер тоже остановился и вполоборота взглянул на Поттера.

— Я всё ждал, когда тебя посетит озарение, — равнодушно сообщил он.

Гарри сердито фыркнул и, взмахнув рукой, поднял в воздух всю свою поклажу.

— Знаешь, Том, — процедил он, — иногда мне хочется тебя придушить.

Тот немного помолчал, иронично глядя на него.

— И это желание взаимно, Гарри.

Уже в купе, которое они делили с Драко и Блэйзом, Гарри со стоном рухнул на свободное место у окна.

— Всё, — выдохнул он. — Объявляю этот год законченным.

— Карты или шахматы? — уточнил Забини, копаясь в сумке.

— Карты, — тут же откликнулся Малфой.

— Я пас, — Том раскрыл книгу.

— Я тоже, — Гарри отвернулся к окну.

Блэйз и Драко переглянулись.

— Тогда шахматы, — вздохнул Малфой.

Гарри мысленно хмыкнул и вытащил из кармана чёрного шахматного коня, который валялся у него в чемодане ещё с прошлого лета. Целый год он всё не решался трансфигурировать его, опасаясь, что испортит так же, как и белого, но вдруг понял, в чем именно всё это время ошибался.

Положив коня на ладонь, он пустил по руке легкий импульс магии, одновременно представляя, как должна будет выглядеть фигурка, и через мгновение на его ладони лежала красивая статуэтка лошадки.

— О, — протянул Арчер, глянув на шахматного коня поверх книги, — тебе удалось.

— Да, — Гарри улыбнулся, разглядывая свое творение, — я понял, наконец, в чем ошибался. Я пытался изменить саму структуру, заставить фигурку стать чем-то другим, но это же глупо. Избыток магии неизменно уничтожал другие пешки. Но это ведь всего лишь шахматная фигурка из пластика и ею она должна оставаться, как бы ни менялась внешняя оболочка. И если в этой фигурке нет чего-то большего, что позволило бы изменить её на более глубоком уровне, то не стоит и пытаться, так?

— О да, — насмешливо протянул Том. — И тебе понадобился год, чтобы это выяснить?

— Пожалуй, я всегда это знал, — Гарри пожал плечами. — Просто не понимал до конца, — он немного помолчал. — Другой вопрос: во что бы могла превратиться эта фигурка, если бы в ней было что-то ещё.

Арчер опустил глаза в книгу.

— Возможно, — помедлив, произнёс он, — однажды ты узнаешь и это, Гарри.

====== ЭПИЛОГ ======

Комментарий к ЭПИЛОГ К эпилогу прилагается музыка для настроения. Слушать рекомендую в таком вот порядке:

Lorde — Everybody Wants To Rule The World

Schyzomaniac — Higher (Doberman OST)

The Synthetic Dream Foundation — On whom the dreadful claw

Jetta -I'd Love to Change the World

Память — обманчивая и странная материя. Память дарит знание. Память есть составляющее самой сущности человека. Каждое отдельное воспоминание, каждое событие в жизни, каждое крохотное мгновение — есть те нити, из которых соткана ткань разума, чувств, мыслей и поступков. Память — нераздельная часть души человека. Что же происходит, когда душу разрывают на части, вытягивая из сердца все чувства и воспоминания, запирая их в инородном, чуждом душе объекте и обрекая вечность существовать в тесной клетке неподвижности? Определенного ответа на этот вопрос никто бы дать не смог. Душа и воспоминания — настолько тонкие субстанции, что проследить или предугадать последствия практически невозможно. Лишившись какого-то чувства, ты никогда не сможешь ощутить его отсутствия, лишь сердце будет становиться все безразличнее, а разум всё холоднее. Ты не поймешь, что теряешь человечность, пока от души не останется лишь жалкий осколок, но тогда для сожалений или раскаяния станет слишком поздно и человек в тебе исчезнет. Останется лишь безжалостное, жестокое существо не способное на любовь или сострадание. Память о прожитых днях будет существовать лишь в сознании, не затрагивая израненную, покалеченную душу, не тревожа сердце. И когда тела не станет, воспоминания исчезнут вместе с ним, сохранившись лишь далекими отголосками, навечно вплавленными в частички души, отрезанные от человека и запертые в своих мрачных клетках. Но что произойдет, если последняя частица души со всеми оставшимися воспоминаниями окажется не в предмете? Что если она растворится в другой душе? Цельной и чистой? В сознании, где нет ни одного ясного воспоминания? Где нет ни одного тёмного чувства?