Гретхен

Папа выложил все как на духу, и бабушка пришла в неописуемое негодование. Гретхен еще ни разу не видела ее такой сердитой. С бабушкиной точки зрения, вся эта мамина диета – чистой воды предательство по отношению к роду Закмайеров.

– Мы, Закмайеры, все фигуристые и пышные. Это у нас наследственное!

Гретхен возразила, что наследственность в данном случае ни при чем, ведь мама не из Закмайеров, а только вышла замуж за одного из представителей этого рода.

– Глупости! – отмела этот довод бабушка. – Теперь-то она Закмайер, а все Закмайеры – пухлые и упитанные! До замужества на нее без слез смотреть было нельзя! Соломина какая-то была, ветром сдуть могло!

Бабушку понесло: она все никак не могла остановиться и ругала на чем свет стоит все эти диеты, манию похудения, идиотские женские журналы, которые толкают недалеких читательниц на такие безобразия.

Папа сказал, что на сей раз виноваты не журналы, а некая Мари-Луиза – крайне неприятная особа, которую он сто лет уже не видел. Смутно помнит только, что она все время вертелась возле мамы, когда они только познакомились. Слава богу, потом она уехала в Англию, там вышла замуж и родила троих детей.

– Но теперь, – с тяжелым вздохом сказал папа, – она вернулась. Без мужа и с одним ребенком. Двое других остались с отцом в Англии. После развода она похудела на тридцать килограммов!

– Еще и разведенная! – презрительно проговорила бабушка. – И двоих детей сбагрила мужу! Ну молодец, нечего сказать! Разве ж это подходящая компания для твоей жены? Я бы на твоем месте запретила им общаться!

Папа попытался втолковать бабушке, что мама не малый ребенок, чтобы он мог ей запрещать с кем-то общаться.

– Да, но ты муж! А муж имеет право запретить своей жене делать то, что ему не нравится! – заявила бабушка.

– Я же не тиран! – возразил папа.

– А жаль, – тут же отреагировала бабушка. – Женщина, бросившая своих детей, – совсем не подходящее общество для приличных людей! Таких подруг надо гнать поганой метлой! – совсем уж разошлась бабушка.

– Правильно! Гнать поганой метлой! – поддакнул Гансик, уплетая за обе щеки маковый рулет.

В этот раз папа стал собираться домой раньше обычного. Бабушкины тирады ему явно действовали на нервы. Бабушка, со своей стороны, не стала их удерживать, потому что была недовольна папой. Она даже не поцеловала его на прощание, а только пробурчала:

– Нельзя быть таким мямлей! И в кого ты такой уродился?

Молча катили папа с Гансиком и Гретхен по разбитой дороге.

– А все-таки бабушка странная, – сказала вдруг Гретхен.

Папа ничего на это не ответил, зато Гансик тут же подал голос:

– Никакая не странная! Она права! Нечего маме водиться с этой Мари-Луизой!

– Да при чем здесь Мари-Луиза? Я о другом! Что такого плохого в том, если дети остаются у отца? Она так говорит, будто отцы – какие-то звери несусветные!

– Ничего такого она не говорила! – возразил Гансик. – Она говорила, что хорошая мать никогда не отдаст своих детей.

– Ага, а хороший отец, получается, отдаст… Интересно, почему? – ехидно спросила Гретхен.

– Потому что в природе существует материнский инстинкт, а отцовского инстинкта, кажется, не бывает, – вмешался в разговор папа.

– Значит, у тебя нет отцовского инстинкта? – решил уточнить Гансик.

– Не знаю, – честно признался папа.

– А вот если ты разведешься с мамой…

– Я не собираюсь разводиться с мамой, – не дал ему договорить папа.

– Ну хорошо, а вот если мама с тобой разведется, то…

– Мама не собирается со мной разводиться! – опять перебил его папа.

– Это понятно, но ведь можно представить себе такое, – продолжал гнуть свою линию настырный Гансик.

– Можно, – согласился папа, – теоретически.

– Я и говорю, теоретически, – не отставал Гансик. – А что будет тогда с нами?

Папа бибикнул и пошел на обгон молоковоза. Гретхен замерла. Обгонять здоровенную машину с цистерной на извилистой дороге – дело небезопасное, особенно если у тебя самого автомобиль, который выжимает максимум девяносто пять километров в час.

– Так кому мы достанемся? – спросил Гансик, когда папа опять вырулил на свою полосу.

Папа ответил, что не знает, потому что никогда на эту тему не думал.

– А ты бы взял нас к себе? – не отставал от него Гансик.

– Всех троих? – в папином голосе явно прозвучало легкое смятение.

– Да, всех троих! – ответил Гансик.

– Мама вас никогда не отдаст! – уклонился от прямого ответа папа.

– А если все-таки отдаст? – упрямо стоял на своем Гансик.

Папа всерьез задумался над неожиданной проблемой и попросил Гретхен дать ему сигарету. В трудных ситуациях ему всегда надо было закурить. Такая у него была вредная привычка. Гретхен выудила пачку из кармана папиной куртки и передала ему. Гансик, который в подобных случаях всегда рвался выступить в роли ассистента, был настолько поглощен проблемой разделения детей, что даже пропустил этот момент. Он неотрывно смотрел папе в затылок и напряженно ждал ответа.

– Значит, вы бы хотели жить со мной? – спросил папа.

– Ну допустим, – ответила Гретхен.

– Тогда я попытался бы как-то устроить нашу жизнь, – твердо сказал папа и, похоже, почувствовал себя настоящим героем. – Вот только как с Магдой быть – не знаю, – добавил он гораздо менее героическим тоном. – Мне будет с ней довольно трудно справиться. Ведь она еще такая маленькая!

Продолжая рулить одной рукой, папа принялся другой теребить усы и скоро уже навертел множество вопросительных знаков вперемешку с восклицательными.

– Вот видишь! – воскликнула Гретхен, поворачиваясь к Гансику. – Может быть, у Мари-Луизы была такая же ситуация! Старшие дети захотели остаться с папой в Англии, а малыша он не смог взять к себе!

– Что ты все время защищаешь эту тетку! – возмутился Гансик и бросил в сторону Гретхен сердитый взгляд. – Если бы она была хорошей матерью, дети не захотели бы жить с отцом!

– А если он – хороший отец? – с хитрой улыбкой спросила Гретхен.

– Чушь cобачья! – заорал Гансик.

Гансик всегда так орал, когда у него не хватало аргументов. Гретхен знала эту его особенность и не обижалась. Она просто отвернулась от него, помня мамин совет: никогда не демонстрировать глупцу свое умственное превосходство. Папа же продолжал вслух развивать неожиданно возникшую тему, прикидывая так и этак, как будет выглядеть их жизнь втроем. В результате он пришел к выводу, что главное – правильно распределить обязанности и перестроиться, тогда все будет работать как часы. Без проблем! Гретхен вслушивалась в папины рассуждения и не переставала удивляться, как ловко он все придумал: в основе гипотетической жизни втроем лежало справедливое распределение обязанностей между Гансиком и Гретхен, которым предстояло заниматься совсем не детскими делами – стиркой, уборкой, готовкой и прочими домашними заботами. Папе же самому особо перестраиваться не придется. На его долю выпадало только зарабатывание денег да приготовление яичницы со шкварками. Так что в целом жизнь втроем представлялась папе вполне приемлемой и даже приятной.

Гретхен не успела высказать критические замечания по поводу такого плана, потому что они как раз подъехали к дому.

– А ты все еще сердишься на маму? – спросил Гансик.

Перед их отъездом в Цветль папа с мамой не обмолвились между собой ни словом и смотрели друг на друга не слишком ласково.

– Нет, больше не сержусь, – ответил папа. – Я все обдумал. Чего сердиться? Нет никакого смысла. Рано или поздно она плюнет на это свое голодание. Надо просто набраться терпения.

Гретхен не любила вмешиваться в чужие дела, но сегодня, решила она, придется поступиться правилами.

– А знаешь, – сказала она, когда они с папой и Гансиком подходили к дверям квартиры, – может быть, тебе действительно не стоит все время называть ее мамой. Она не любит этого. Звучит как-то не очень, правда!

– Да? Ты считаешь? – переспросил папа, доставая ключи от квартиры.