Извращенная Преданность

Она снова покачала головой, но ее решимость таяла. Ее пальцы задержались на моем животе, прикосновение было смесью боли и обещания.

— Я действительно не думаю...

— Я не поеду в больницу, — перебил я ее и уткнулся носом ей в горло. — Я хочу почувствовать тебя. Хочу почувствовать что-то еще, кроме этой гребаной боли.

Она открыла передо мной пассажирскую дверцу Мерседеса. Я поднял брови.

— Ты не умеешь водить.

Я без возражений протянул ей ключи, наслаждаясь ее удивлением.

— Тогда буду.

Я видел, что она боится разбить мою машину. Как будто мне было не наплевать на это.

— Отвези нас на холм, — приказал я, когда она выехала со стоянки.

Она снова нахмурилась, но сделала, как я просил. Когда она припарковалась, я вылез из машины и направился к капоту. Я опустился на землю и позволил глазам охватить мой город. Леона подошла ко мне.

— А теперь? — прошептала она.

Я притянул ее к себе между ног и поцеловал мягко, затем сильнее, но мне пришлось отстраниться, когда мое зрение начало кружиться. Я попытался скрыть головокружение, но глаза Леоны сузились.

— Твое тело в полном беспорядке, Фабиано. Пойдем в больницу. Ты все равно ничего не сможешь сделать прямо сейчас.

Я поднес ее руку к своему члену, который становился твердым под ее прикосновениями. Ее голубые глаза встретились с моими.

— Значит, каждая часть твоего тела болит, кроме него, — сказала она, сжимая мой член через ткань. Я усмехнулся и тут же пожалел об этом.

— Кажется так.

— Конечно, — с сомнением пробормотала она. — Тебе действительно нужно сходить к врачу.

— Позже, — тихо сказал я. — Теперь я хочу вспомнить, почему жизнь лучше, чем гребаная смерть.

Она снова наклонилась вперед, целуя нежно и почти застенчиво, как будто что-то в ее голове отвлекало ее. Когда она отстранилась, ее неуверенность сменилась решимостью.

Она скользнула вниз по моим шортам, задев по пути несколько ран, и опустилась передо мной на колени. Мой член дернулся от дразнящего зрелища. Я не ожидал, что она сделает это после того, что она сказала о том, что сосать член унизительно и все такое, но я не собирался напоминать ей. Она обхватила пальцами основание моего члена, открыла рот и медленно взяла меня дюйм за дюймом.

Твою Мать. У меня было так много женщин, но каждый опыт с Леоной затмевал мое прошлое.

Она поперхнулась, когда мой кончик коснулся ее горла, и быстро отодвинулась, и мне пришлось сопротивляться желанию схватить ее за волосы и удержать на месте, чтобы я мог трахнуть ее сладкий рот. Вместо этого я заставил свое тело расслабиться под ее мягким языком, позволяя ей исследовать и пробовать меня на вкус. Но в конце концов мне нужно было больше, поэтому я взял все под свой контроль. Я начал двигать бедрами, с каждым разом все сильнее и быстрее просовывая член в ее теплый рот.

Леона и я могли быть уже мертвы. Но это не так. Я дернул бедрами вверх, и она позволила мне. Она изо всех сил старалась взять в рот как можно больше меня, и это зрелище, черт возьми, уничтожило меня. Мои яйца напряглись, и я выкрикнул предупреждение, но Леона не отстранилась, и я кончил ей в рот.

Это был самый болезненный оргазм, который я когда-либо испытывал, и все же, наблюдая, как Леона неуверенно облизывает губы, я решил, что это также чертовски лучший.

Она провела рукой по губам, глядя на меня. Я видел уязвимость в ее глазах. Я притянул ее к себе, несмотря на боль, пронзившую мои ребра, нуждаясь в том, чтобы она выкинула из головы, что все, что я делаю, унижает ее и, наконец, понимает, что я чувствую к ней, даже если мне самому трудно это понять.

— Леона, я ничего не сделаю, чтобы унизить тебя. И никто никогда не посмеет унизить тебя. — я смягчил голос. — Ты в порядке?

Я провел большим пальцем по ее мягким губам. Она провела рукой по моим потным, испачканным кровью волосам.

— Теперь мы можем быть вместе? Я имею в виду по-настоящему?

— Мы можем и будем. Я хочу, чтобы ты переехала ко мне. Я хочу привязать тебя к себе, хочу, чтобы ты больше никогда не уходила.

Это было не романтично, не мило. Но я не был ни тем, ни другим.

— Тогда я в порядке.

Я издал короткий смешок, затем поморщился. Она слегка коснулась моих ребер, но даже это причиняло боль.

— Но почему ты хочешь меня в первую очередь? Я думала об этом с самого начала, но я знала, что ты никогда не скажешь мне правду, — сказала она.

— И теперь ты думаешь, что я скажу?

Она провела пальцем по порезу под моей скулой.

— Сейчас ты довольно потрясённый. Я думаю, что сейчас мой лучший шанс.

— Ты становишься все хитрее.

Она пожала плечами.

— Выживает сильнейший и все такое. Или как ты это называешь?

Я просунул руку под ее рубашку и лифчик и провел указательным пальцем по ее соску. Он сморщился сразу же под действием служения. Леона облизнула губы, ее глаза остекленели.

— Почему? — она повторила ранее заданный вопрос. Я потянул ее за сосок. Она улыбнулась. — Перестань меня отвлекать.

Я скользнул другой рукой вверх по ее бедру и в ее шорты. Мой большой палец оттолкнул ее стринги и скользнул в ее влажное тепло. Она все еще была напряжена, но сопротивления не было. Ее стенки сжались вокруг моего пальца, когда я медленно скользнул внутрь и наружу. Она застонала и начала покачивать бедрами.

— Почему, — снова выдавила она, покачивая своей киской в моей руке.

Я поменял большой палец на два и начал двигаться быстрее. Я встал и приподнял ее рубашку, затем сомкнул губы вокруг идеального розового соска. Я почувствовал вкус пота на ее коже. Она боялась за меня, за нас. Я сильнее пососал ее сосок. Она задохнулась, медленно приходя в себя. Я добавил третий палец, и она вцепилась мне в плечи, выражение ее лица было смесью экстаза и дискомфорта. Боль пронзила меня, когда ее пальцы впились в ушибленную кожу, но это было чертовски приятно.

Я вонзил в нее пальцы сильнее и быстрее, наслаждаясь ее теснотой, ее влажностью, ее всхлипываниями. Черт, эти задыхающиеся звуки были музыкой для моих ушей. Ее стенки сомкнулись на моих пальцах, и она откинула голову назад, издав долгий стон.

Я отпустил ее сосок и смотрел, как мои пальцы входят и выходят из нее. Ее хватка на моих плечах ослабла. Она медленно открыла глаза и посмотрела на меня. Я продолжал очень медленно двигать пальцами, позволяя ей оседлать последние нежные волны удовольствия.

— Потому что ты не судила меня. Ты меня не знала. Ты не вмешивалась в наш разговор, надеясь что-то из него извлечь.

Леона улыбнулась.

— Но я кое-что из этого извлекла. Я тебя поняла.

Я покачал головой на нее. Я медленно вынул из нее пальцы.

— Ты не знаешь, что для тебя хорошо.

Она слегка вздохнула, затем подняла одно плечо.

— Добро переоценивают.

Я снова поцеловал ее, пробуя себя на вкус.

— Ты чуть не умер сегодня из-за меня, — прошептала она.

— Никто никогда не делал для меня ничего подобного. Люди могут продолжать говорить мне держаться от тебя подальше, если они хотят, но это не заставит меня любить тебя меньше.

Мое тело напряглось от ее признания. Любовь была опасной вещью, тем, что ставило на колени самых стойких бойцов. Слабость это то, чего я не могу себе позволить, если хочу оставаться на стороне Римо. Но любовь это не выбор. Это было похоже на пытку. Что-то случилось с тобой, и ты не мог этого остановить. Это была единственная пытка, перед которой я не мог устоять.

Я убрал с ее лица мокрый от пота локон, удивляясь, как она могла пролить слезу на непроницаемый фасад, который я построил с тех пор, как отец бросил меня. Она, с ее приводящей в бешенство наивностью, ее застенчивой улыбкой. В своей жизни я видел, как люди, о которых я заботился, покидали меня один за другим. Я поклялся себе никогда никого не впускать в свое сердце. А теперь Леона все изменила.

— Твое выражение лица немного тревожит меня. Что происходит?