Страница 27 из 28
минеров судорогой сводит ноги от холода.
Когда впереди вырисовываются неясные очертания моста, минеры ныряют
в воду. Через минуту грохочут два взрыва: последний мост через Кубань взлетает
на воздух. Оба минера спасаются чудом...
Немцы спешно наводят через Кубань штурмовые мостики. Это все, что они
могут сделать.
Группа Ельникова рвет мостики плотами со взрывчаткой.
Красная армия все ближе и ближе подходит к родному Краснодару.
КРАСНОДАР НАШ!
Я никогда не забуду 12 февраля 1943 года...
По заданию командования, наша основная группа рвет дороги отступления
немцев в шестидесяти километрах от Краснодара.
На рассвете подходим к маленькому хутору. На задах у сарая стоит
седобородый казак. Несколько мгновений мы настороженно оглядываем друг
друга. Неожиданно старик решительно шагает навстречу, крепко обнимает Елену
Ивановну и трижды истово целует.
— Наш Краснодар! Поняла? Наш, советский! Я что говорил? Не быть
Кубани под немцами! Не сломить проклятым казацкой воли! Была Кубань
вольной вольной и останется. Во веки веков. Поняла, мать?
Краснодар наш!
Как пришла эта весть к старому казаку? Как несется она из хутора в хутор, от станицы к станице, когда вокруг немецкие гарнизоны, когда у перекрестков
дорог притаились немецкие засады и на станичных площадях стоят виселицы с
телами казненных?
Но разве удержишь эту весть? О ней кричат белые хаты, о ней кричат
тополя, кричит небо, кричит тучная благословенная кубанская земля.
Столица Кубани наша!
Мы идем в Краснодар.
Грязь невылазная. По разбитому шоссе бегут немцы, бросая танки, автомобили, артиллерию.
61
Так хочется скорее попасть в город, что, вопреки обычаю, идем днем.
В станицах праздник. Еще вокруг немцы, а казаки уже вылавливают
предателей, нападают на небольшие группы фашистов, сами разбирают мосты на
путях отхода врага.
Нас встречают, как родных. Провожая, казачки суют в карманы вареные
яйца, сало, хлеб...
Боевую разведку ведет Павлик. Его высокая фигура с автоматом у пояса и
мешком за спиной все время маячит впереди.
Если бы ему дать волю, он бы рысью помчался домой. Но мы идем
медленно: Елена Ивановна еле передвигает ноги.
До сих пор она держалась на нервах. А сейчас, когда рядом родной дом, она
сдала.
Я знаю, ее страшит возвращение домой, где каждая мелочь настойчиво, неотвязно напомнит ей, что ребят больше нет, что они не вернутся, что никогда
она не увидит сияющих Гениных глаз и Женя ласково не поцелует ее руки. Она
рвется домой и боится дома...
Наши чувствуют это большое материнское горе и трогательно берегут
Елену Ивановну. Но трудно сдержать радость, брызжущую через край, когда
каждый подбитый немецкий танк на обочине дороги, каждый выстрел на окраине
хутора, отдаленный грохот боя все вокруг говорит об одном и том же: Краснодар наш!
Трудно не думать о Краснодаре, не вспоминать его улиц, родного дома, близких, любимых, друзей...
Наши не говорят об этом, стараясь не коснуться, не разбередить раны
Елены Ивановны. И мы болтаем о пустяках, о ненужных мелочах, будто ничего
не случилось, будто мы не встречали старого казака у плетня и просто вышли на
обычную, будничную операцию.
Но разве закажешь сердцу?
Павлик неожиданно, как горный козел, прыгает через крошечную лужицу.
Не рассчитав прыжка, падает в грязь и весело, заливчато смеется.
Валерий смотрит на серые лохматые тучи и широко, по-детски улыбается.
Потом, быстро взглянув на Елену Ивановну, сурово морщит брови. Но проходит
минута и снова радостно блестят его глаза. И даже наш Ветлугин всегда такой
выдержанный, уравновешенный, спокойный, завидев красные звезды на крыльях
самолета, идущего на бомбежку, вдруг срывает фуражку и машет над головой, забыв, что мы еще не дома, что за каждым кустом, в каждом овражке сторожит
смерть.
Елена Ивановна идет молча, прямо смотря перед собой. Слез нет, глаза
сухие. Наши освободили ее от тяжелой нагрузки. Валерий взял автомат и снял
гранаты с пояса. Остался только револьвер подарок командующего фронтом.
Итти по шоссе нельзя: сплошной пестрой лентой движутся по нему
отступающие немецкие колонны. Мы колесим по проселкам, утопая в грязи.
Где-то близко бьют тяжелые гаубицы и гудят в небе наши самолеты.
Мы переходим линию фронта у Ново-Дмитриевской.
Идет жестокий бой: наши гвардейцы выбивают немцев из укрепленного
рубежа за Георгие-Афипской.
62
Проскочить невероятно трудно. Но Павлик все-таки находит стык в
расположении немецких частей и без боя выводит наш партизанский отряд к
передовым красноармейским постам.
Молодой сержант внимательно читает наши документы. Сурово оглядывает
нас с ног до головы. Потом, ловко закинув автомат за спину, обнимает меня и, как тот старый седобородый казак на хуторе, трижды целует.
— Идите, товарищи, путь свободен!..
Мы идем по улицам родного Краснодара. Какими дорогими кажутся эти
дома, площади, скверы!
В городе масса брошенных немцами танков, танкеток, автомобилей, тягачей, мотоциклов. Они стоят на площадях, в переулках, во дворах. Около них
возятся наши трофейные команды.
Мы с гордостью идем мимо этой еще недавно грозной немецкой техники. В
том, что она обезврежена, в том, что красный флаг поднят над Краснодаром, есть
доля и нашего участия.
Мы идем по улицам. Навстречу выбегают незнакомые люди, жмут руки, обнимают, поздравляют с возвращением.
— Мама, а немцы говорили партизаны страшные! говорит восьмилетняя
черноволосая девочка, глядя на нас восторженными глазами.
Мы входим в нашу квартиру. Она разграблена.
Елена Ивановна молча обходит комнаты, берет в руки случайно уцелевшие
вещи наших ребят и долго смотрит на них.
Потом садится и плачет...
***
Вечером мы с Геронтием Ветлугиным подводим итоги работы нашего
отряда за полгода.
Пущено под откос сто пятьдесят пять вагонов, из них тридцать вагонов со
снарядами, восемьдесят девять с живой силой врага, тридцать шесть вагонов с
вражеской техникой.
Взорвано восемь шоссейных и железнодорожных мостов.
Уничтожено десять танков, тринадцать танкеток, тридцать шесть тяжелых
орудий, свыше ста мелких пушек и минометов, восемь бронемашин, тридцать
грузовых пяти тонных и семитонных машин, четыре легковые штабные машины.