Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 70

Первые слова Одесса адресовались Моссу, не Венере:

— Вы ожидаете, что мы примем эту … эту, со стороны, в нашу среду?

— Это р-разве не то, чем вы з-заняты? — спросил Мосс. — Х-ходить на ту сторону? — Вздрогнувшая Венера бросила на него косой взгляд. Кажется, за этими стеклянными глазами все же был кто-то живой.

— К-кроме того, б-ботанистка это велела.

— О боже. — Одесс склонил голову на руки. — Она думает, ей теперь все позволено.

Любое легкое отклонение от распорядка или обычая повергало Одесса в панику. Само присутствие Венеры напрягало его, хотя прочие члены делегации трогательно радовалась знакомству с ней. Они бы пировали до рассвета, если бы она не упросила отпустить ее пораньше, упирая на то, что еще не видела комнаты, в которой предположительно будет спать весь остаток жизни.

Эйлен, Мастер Мер и Весов, показала Венере на клетушку чуть в стороне от длинного, заставленного шкафами офиса делегации. Помещение со стенами из беленого камня насчитывало семь футов в длину, семь футов в ширину — и в высоту почти двенадцать футов. Тут нашлось место для кровати и маленького столика. Никаких окон.

— Можешь держать свой сундук под кроватью, — сказала Эйлен, — когда он у тебя появится. Пока что можешь вешать одежду на те колышки.

И это все. Если бы Венера была склонна симпатизировать прочим людям, она бы огорчилась при мысли, что Эйлен, Одесс и другие принимали подобные условия существования за норму. В конце концов, они, скорее всего, родились и выросли в таких крохотных каморках. Площадками для игр им служили пыльные служебные коридоры, их школьными комнатами были оконные ниши. И все же, в отличие от других граждан Лириса, они были людьми привилегированными: как членам делегации им разрешалось видеть что-то за пределами их стен.

Пока Одесс брызгал слюной и пытался объяснить, почему традиция требует, чтобы они поднимались к Малому Спайру в полной церемониальной сбруе, Венера наблюдала, как солдаты укладывают свой драгоценный груз на платформу. Когда вся делегация собралась на борту, они подняли со всех сторон поручни (к ее облегчению) и один согнулся, обследуя архаичную машину. Вот это ее действительно интересовало.

— Если мы все готовы, то споем Гимн Вознесения, — многозначительно произнес Одесс.

Венера оглянулась.

— Споем что?

Ему как будто дали пощечину — но Эйлен положила на его плечо руку.

— Мы ей про него не рассказывали, так откуда ей знать?

— Каждый в Спайре может видеть, как мы поднимаемся, слышать, как... — Он понял свою ошибку. — Ах да. Настоящая иностранка. — Встряхнувшись, он положил обе руки на поручень и надул щеки. — Тогда слушай и учись обычаям цивилизованного общества.

Пока они пели свою недлинную песенку, Венера следила за солдатом, заводящим неуклюжую крутильную машину. Ее стрекочущий рокот немедленно заглушил миниатюрный хор, на что хор не обратил внимания. Колесо повернулось, охватывая трос, и платформа осторожно двинулась вверх.

Назначение поручней вскоре прояснилось. Всего в нескольких ярдах над кровлей они встретились с краем завывающего шторма, который несся к открытому концу Спайра. Этот устойчивый ураган производился вращением огромного цилиндра, Венера это знала; она видела его подобия на меньших колесах, как у Раша. Ветер приходил по оси цилиндра и вырывался обратно вдоль обода. Если бы она просто спрыгнула с платформы в этой точке, ее бы с огромной силой вынесло прочь из Спайра.

Четыре солдата находились здесь, чтобы застрелить каждого, кто попробует это сделать. И теперь, когда они поднялись выше, она могла видеть других гарантов повиновения: в воздухе на других тросах были подвешены оборудованные стрелковые ячейки, и было видно, что часть из них занята. В солнечных облаках за колесом висели еще бункера и башенки. Сейчас казалось чудом, что ей, будучи в бессознательном состоянии, удалось миновать все это и более-менее благополучно приземлиться.

— Отец был бы от этого места в восторге, — пробормотала она.

Чейсон Фаннинг, ее отсутствующий муж, вероятно, счел бы Спайр моральным непотребством, и захотел бы его разнести.

Они поднялись на несколько миль сквозь филигрань пушистых облаков, реющих как озабоченные ангелы над приходящими и уходящими штормами; над пришпиленными другими тросами к земле домами, чьи блестящие окна не выдавали ничего из творящегося внутри них. Земли Большого Спайра ширились и ширились под Венерой, их лоскутные поместья становились завораживающим лабиринтом; блокгаузы сначала дюжины, потом сотни, и наконец великого множества Наций Лириса, казалось, расчерчивали внутренность цилиндра. Прорезая их, оставляя по сторонам рельсовых веток руины и полевые цветы, шли железнодорожные пути сохранистов.

Тем временем Малый Спайр становился все ближе.

Венера однажды видела город из сцепленных колес — в мертвом пустом сердце Листа Хора, когда корабли Чейсона Фаннинга пришвартовались к задохнувшемуся городу Карлинту. Но бледное великолепие Карлинта не могло сравниться с чудом Малого Спайра, потому что тот город был мертв и неподвижен, а Малый Спайр — жив. Его огромные колесоподобные обиталища, каждое диаметром не меньше полумили, поворачивались, будто механизм громадных часов, кромка под углом к кромке,. Горожане одного колеса могли прогуливаться по кромке и запросто переступать на поверхность другого, ибо их ободья почти соприкасались. Колеса удерживались в заданной конфигурации решеткой из гигантских брусьев и толстых канатов, на которых трепетали черные флаги.

При всей хитроумности и подвижности Малый Спайр привлекательностью не отличался. Там были дома и улицы, но на большинстве колес господствовали одно-два растянувшиеся по внутренней поверхности здания. Адмиралтейство на Раше было таким же, да и дворец Кормчего. Но на Раше были еще и колеса, заполоненные тавернами, башнями и кривыми улочками, естественными и манящими, как вечеринка.

Малый Спайр был монолитен, самосодержателен и контролируем. Наружу не торчало почти ничего.

Через некоторое время гондола на тросе полностью преодолела тяготение, ее пассажиры пристегнули свои металлические костюмы к поручням, и ожидали, когда покажется цель пути. Трос заканчивался в узле из дюжин ему подобных в сложном каркасе, уходящем в ось городского колеса. Венера могла рассмотреть других людей, занятых здесь погрузкой и разгрузкой. Они двигались небольшими группами, уступающими друг другу широкий причал.

Она рассмотрела, однако, кое-что еще, впервые за долгие дни пробудившее в ней надежду: здесь ошвартованы корабли. Большей частью — ухоженные яхты, множества разных очертаний и расцветок, — но все иностранные. Они возвещали возможность побега, реального побега, в первый раз после ее прибытия.

Она постучала по жестяному плечу Одесса и показала рукой.

— Наши клиенты?

Он кивнул.

— К нам прибывают паломники из всех княжеств Кандеса, надеясь уехать с какой-нибудь нашей безделушкой или подарком на память. Узнаешь какой-нибудь из кораблей?

Венера кивнула.

— Этот из Гехеллена. — Она узнала только один-единственный, но Одесс явно был впечатлен. — Я знаю, что мы торгуем с ними вишнями, — продолжила она. — Но что продают остальные страны Спайра?

Он засмеялся, и как раз в этот момент платформа встала на стоянку у терминала. Пока они взбирались на ось, как стая железных пауков, Одесс сказал:

— Чем они торгуют? Ты спрашиваешь это с такой забавной невинностью. Если бы мы знали, чем торгует половина наших соседей, мы могли бы выгадать Лирису дополнительные преимущества. Слава многих продуктов Спайра расходится далеко и широко — но не всех. На ярмарке есть секции, куда чужак не войдет, не предоставив гарантий осмотрительности.

— А что это?

— Иногда это заложник, — сказала Эйлен.

Они вступили в длинную цилиндрическую камеру с множеством маленьких дверок на стенах по спирали. Одесс нашел одну из них и, достав массивный ключ, отомкнул. За дверцей оказался щелевидный шкаф, его стены покрывали ржавчина и паутина, и несообразно яркое зеркало в дальнем конце. Одесс и прочие приступили переодеванию, меняя металлические панцири на витиевато выделанные кожаные эквиваленты — за исключением того, что вместо вуали к каждому костюму прилагалась замысловатая маска. Одесс передал Венере комплект, и она скромно отвернулась, чтобы переодеться. Ее маску украшал соколиный клюв.