Страница 4 из 51
В пути мы услышали весть об Октябрьской революции, первых декретах Советской власти о мире и земле. Узнали, что в Харькове состоялся первый съезд Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов Украины, который постановил присоединиться к революционным рабочим и крестьянам России и следовать за ними по пути, указанному Лениным, самим брать власть в свои руки, отбирать у буржуев и помещиков фабрики, заводы, землю. Дошла до нас весть и о вооруженном восстании в Киеве против Центральной Рады.
По дороге от Черкасс в Котельву набрели на какой-то партизанский отряд. Возглавлял его здоровенный бесшабашный матрос. Остались в отряде, думали вместе бороться за Советскую власть, а присмотревшись, увидели — тут совсем не то: пьют, хулиганят, дерутся... В общем ясно— анархисты, с ними не по пути. Пробыли четыре дня и пошли дальше, но уже не группой, а по одному, по два-три человека.
В Котельву я пришел ночью и, никем не замеченный, спрятался в хате у отца. Время было тревожное. Гайдамаки, поддерживаемые кулачьем, убивали людей без разбора. Чуть что не так, и — к стенке.
Мои родные узнали, что в Котельву вернулось с фронта около двухсот человек. Все они, как и я, прятались. Надо было организовывать партизанский отряд из солдат-фронтовиков и устанавливать советскую власть в Котельве. Отец и брат Алексей помогли мне связаться с односельчанами-фронтовиками: Бородаем, Тягнырядно, Гнилосыром, Шевченко, Радченко, Кошубой, Салатным, Гришко и некоторыми другими.
В клуне у отца мы провели свое первое совещание. Выработали план действий, распределили обязанности. Меня избрали начальником штаба (так тогда назывался командир партизанского отряда), Бородая—комиссаром. Сбор отряда назначили через день в лесу, в пяти километрах от слободы. Явилось 120 человек, из которых 70 имели винтовки, револьверы и охотничьи ружья. Многие привели с собой лошадей.
Бойцов без оружия, но имевших лошадей, назначили связными, часть оставили в резерве, а вооруженных разбили па боевые группы. Скрытно подошли к слободе и внезапным ударом захватили почту, телефонную станцию, волостное правление и полицию, находившуюся на казарменном положении.
Мы предполагали, что самым сложным будет бой с полицейскими. Эта задача возлагалась на группу под моим командованием. Однако решить ее удалось без потерь. Мы по-пластунски подползли к часовым, охранявшим казарму, и без шума сняли их. Потом наша группа быстро окружила казарму. Через разбитое окно я предложил полицейским немедленно сдаться. В казарме поднялся шум. Видно, не все согласились капитулировать. Тогда мы дали два залпа по окнам. Слышим — кричат:
— Не стреляйте, сдаемся!
Из окон полетело оружие — винтовки, наганы, шашки, а сами полицейские с поднятыми вверх руками по одному выходили на крыльцо казармы. Партизаны их обыскали. Самых заядлых приверженцев Центральной рады и кулаков задержали, остальных
отпустили под честное слово, что против народа воевать больше не будут.
Одержав победу, партизаны ударили в набат во все церковные колокола. На площади собралось более десяти тысяч человек. Все уже знали о случившемся и с большой радостью встретили сообщение о том, что отныне и навсегда вся власть в Котелевской волости принадлежит народу. Встал вопрос об избрании органов управления. Народ кричал:
— Пусть партизаны командуют, красные!
— Вы власть завоевали, вам и управлять!
Единогласно был избран волостной ревком под председательством Радченко. Меня выбрали председателем земельной комиссии, однако не снимались и обязанности начальника штаба партизанского отряда. Не успели проголосовать, как со всех сторон посыпались вопросы:
— Как с землей?
— Будем ли ее делить?
Слово взял только что избранный член ревкома директор школы Федченко. Слобожане считались с ним, так как он умел создавать видимость, что защищает бедных. На самом деле директор был ярко выраженный меньшевик-соглашатель. Федченко начал длинно и нудно объяснять, что забирать землю у помещиков и кулаков нужно, но делить ее еще нельзя. Необходимо прежде избрать особый комитет, который пригласит специалистов-землемеров, те произведут обмер и наметят, сколько и где каждому прирезать, на каких условиях и т. д. Крестьяне уразумели: коль так пойдет дело, долго им не видать матушку-землю, ради которой они взялись за оружие. Поднялся невероятный шум.
Только тогда и по-настоящему почувствовал всю тяжесть ответственности. Молчать дальше было нельзя. Вышел вперед, поднял руку. Наступила тишина.
— Все земли помещиков, кулаков, монастырей отныне принадлежат народу. Делить землю начнем завтра, а сегодня после митинга пусть все десятские придут на заседание земельной комиссии. Заодно решим вопрос и о разделе кулацкого леса.
Многотысячная толпа воспрянула.
— Ура! — гремела площадь.— Да здравствует Советская власть!
Земельная комиссия собралась в помещении бывшей волостной управы в самой большой комнате. Народу набилось битком. Кроме членов комиссии, членов ревкома и десятских, пришли многие бедняки, были и зажиточные мужики.
— Ну, люди, так как же делить землю будем?
Опять поднялся шум. Самыми активными были бедняки.
— Забрать всю землю и делить подушно! — кричали они. Кое-кто из подкулачников попытался было сбить крестьян о толку, повторяя доводы меньшевика Федченко: дескать, без специалистов-землемеров не обойтись. Но беднота так ополчилась, что они замолчали.
Уточнили количество помещичьей и кулацкой земли. Потом каждому десятскому указали, какую землю отвели его десятку. Условились в первую очередь нарезать участки безземельным. Закончили распределение под утро и прямо с заседания пошли в поле.
Радостные и счастливые, как на большой праздник, вышли люди на весеннюю пахоту. Работали от зари до зари, да только урожай собирать не пришлось. Предательское поведение Троцкого на мирных переговорах в Бресте обернулось нашествием кайзеровских орд. Горе и разорение принесли немецкие оккупанты на Украину. Немецкий кованый сапог подминал под себя все живое, революционное. Притихшие было кулаки повылазили из своих нор и за отнятую у них землю люто начали мстить партизанским семьям.
Сколько женщин, детей, стариков заживо сожгли они в заколоченных снаружи хатах, сколько людей изувечили, растерзали... Реками лилась кровь, раздавались стоны по всей Украине. Не миновала злая участь и нашу округу. Оскверненные трупы революционеров качались на виселицах и в Опонше, и в Бельске, гибли семьи партизан в Диканькс и Пархомовке. Только нам, коте-левским партизанам, удалось Спасти своих близких. При отступлении мы взяли с собой заложников, самых именитых богатеев, двух попов, урядника и крепко-накрепко предупредили кулачье, что если пострадает хоть одна партизанская семья, заложники будут повешены.
Несколько месяцев пробыл наш отряд в Котелевском лесу. Оттуда мы контролировали район четырехугольника: Полтава — Зеньков — Ахтырка — Краснокутск. Совершали ночные налеты на немецкие гарнизоны в окрестных селах, нападали из засад на вражеские колонны, громили осиные гнезда продавшихся оккупантам петлюровских жовтоблакитныкив.
Под ударами созданной из красногвардейских и партизанских отрядов Красной Армии оккупанты вынуждены были отступить на запад. Парод вновь взялся за плуг и косу, по которым так соскучились трудовые руки. Но и на сей раз недолго продолжалось затишье. Нагрянула новая беда: с юга шел Деникин. Опять пришлось бросать семью, мирный труд и идти в поход.
Накануне нашего ухода к нам в Котельву приехал из Ахтырки секретарь уездного комитета партии Подвальный. Собрал он нас, слободских активистов, в ревкоме.