Фараон

— И ты считаешь, что мы можем рисковать подобным образом только на основании этой надежды? Ты прекрасно осознаешь, что это было бы безумием, Омар. Или я должен называть тебя — Абу Гадж?

Хуссейни внезапно поднял голову и уставился ему в глаза с непоколебимым бесстрашием.

— Боже мой, как ты мог согласиться программировать истребление миллионов невинных людей?

— Неправда! Я сражался в тяжёлую годину и считаю, что выполнил свой долг, но иногда прошлое возвращается... даже когда считаешь, что ты похоронил его навсегда. От меня потребовали занести над головой этой нации страшную угрозу, пока не будут восстановлены права наших народов... И ничего другого. А я это сделал... должен был сделать это. Но я не палач: никакого кровопролития не будет.

— Ещё три часа, Омар, и потом миллионы людей умрут, если нам не удастся остановить этот неумолимый механизм: только ты можешь помочь нам. Я снабдил техников Пентагона ключом доступа к файлу, который ты назвал «Армагеддон». Теперь ты веришь мне?

Хуссейни широко раскрыл глаза, покрасневшие от усталости:

— Но каким образом...

— У меня нет времени, чтобы объяснять тебе. Я хочу знать только одну-единственную вещь: если компьютер будет заблокирован в ходе выполнения программы, то что произойдёт?

— Я не знаю.

— Где находятся «ослы», купленные на самаркандском рынке?

Хуссейни с изумлением отреагировал, услышав, что Блейк знает язык самой засекреченной памяти его компьютера.

— Я не могу сказать.

— Ты должен.

— Если я это сделаю... У меня есть сын, Блейк... сын, которого я считал потерянным, сын, чьей памяти я посвятил каждый налёт, каждую военную операцию, каждое боевое столкновение, в которых я был задействован все те годы, в которые и создалась слава неустрашимого Абу Гаджа. Я считал, что похоронил его на убогом кладбище в долине Бекаа, но мне дали доказательства того, что он жив и находится в их руках. Если я заговорю, то не будет границ тем мучениям, которым они могут подвергнуть его... ты не можешь понять, ты не можешь представить себе этого. Существует такой мир, в котором нищета, голод, беспощадная борьба убивают любое сострадание, делают возможным любое ужасное деяние...

— Но ведь и Авраам был готов принести в жертву своего единственного сына только потому, что Бог потребовал у него этого. Тебя просят миллионы невинных женщин и детей, которые сгорят или будут заражены и приговорены к длительной и жестокой агонии. Омар, я могу привести доказательство того, что тебе солгали. Бомбы взорвутся, даже если Иерусалим упадёт на колени, умоляя о пощаде. Подожди, прошу тебя...

Он взял телефонный аппарат и набрал номер.

— Говорит Уильям Блейк, — промолвил он, как только услышал ответ, — передайте трубку генералу Хукеру.

— Блейк! Ну что вы наделали! Где вы находитесь? Нам совершенно необходимо...

Блейк прервал его на полуслове:

— Генерал, скажите мне, что происходит в программе «Армагеддон», — и знаком пригласил Хуссейни приблизиться к нему, подозвал его к себе, чтобы тот мог слышать.

— Мы работаем над компьютером Хуссейни, но всё так, как мы боялись: техники обнаружили, как блокировать процедуру запуска взрывателей, но если они это сделают, то в действие вступает вспомогательное управление для второй системы. Если его отключат, то произойдёт то же самое. Бомбы взорвутся с промежутком в полчаса: первая взорвётся через два часа сорок минут, за ней последуют остальные. Мы запросили помощь у русских, но они не смогут помочь нам, если мы не узнаем тип ракет, которые были установлены на нашей территории.

— Генерал, я... — Блейк впился взглядом в глаза своего собеседника, — надеюсь вскоре передать вам важную информацию... Не двигайтесь с места ни под каким предлогом... И передайте от меня привет мисс Форрестолл.

— Блейк, проклятие, скажите мне, где...

Блейк повесил трубку и, повернувшись к Хуссейни, спросил безразличным тоном:

— Ещё кофе, Омар?

Хуссейни медленно осел на стул и опустил глаза, замкнувшись в молчании, казалось, навечно воцарившемся в маленькой пустой комнатке. Когда он поднял их, они были полны слёз.

Он засунул руку во внутренний карман пиджака и вынул оттуда маленькую чёрную коробочку:

— Здесь копия программы, которая задана в компьютер, и она должна всегда находиться при мне в том случае, когда я вынужден удаляться от основного компьютера. Больше я ничего не знаю.

— Она подключается к телефонной сети?

Хуссейни утвердительно кивнул головой:

— Кабель находится внутри. Ты также найдёшь там маленькую пластиковую схему, которая содержит ключ.

Блейк открыл коробочку и увидел схему: на неё была нанесена надпись из клиновидных знаков, которые составляли слово «Nebuchadrezzar» — «Навуходоносор».

— Спасибо, Омар, ты совершил правильный поступок. А теперь будем надеяться, что удача улыбнётся нам, — сказал Блейк, позвонил в оперативный центр и попросил к телефону генерала Хукера.

— Генерал, я заполучил вспомогательную схему, включите ваш телефон на громкоговорящую связь, необходимо, чтобы меня слышал ваш техник-вычислитель: итак, кажется, мы имеем дело с очень мощным и хитроумным переносным компьютером. Сейчас я подключу его к телефону: соедините линию с центральным компьютером. Как только у вас запросят ключ доступа, нажмите «home» и увидите надпись из клиновидных знаков. Щёлкните мышью по этой надписи, и программа откроется... Генерал, распорядитесь прекратить транслирование этого ритма. Мы в нём больше не нуждаемся. Желаю удачи.

Он сидел и наблюдал за светодиодами, которые на крошечном экране сигнализировали о потоке информации, текущем через телефонный кабель.

— У тебя ещё есть кофе? — спросил Хуссейни.

— Конечно, — заверил его Блейк, — и курево тоже.

Учёный налил ему кофе и зажёг сигарету.

Они сидели в молчании лицом друг к другу в комнате, которая начала прогреваться, слушая стук дождя по помутневшим оконным стёклам. Блейк бросил взгляд на часы: до начала апокалипсиса оставалось девяносто пять минут.

Хуссейни трясся: ни накидка, покрывавшая его плечи, ни горячий напиток не могли одолеть холода, завладевшего его душой.

Внезапно светодиоды на миниатюрном компьютере погасли: передача была завершена. Блейк отключил устройство от сети и включил телефонный аппарат.

Он выждал ещё несколько минут и потом перезвонил:

— Это Блейк, что нового? Да, говорите... Я понял: заброшенная фабрика на перекрёстке между скоростной автострадой Стевенсон и дорогой Дэна Райана. Нет, это недалеко от того места, где я нахожусь. Мы можем встретиться на парковке «Мак-Кинли Парк» через полчаса. Согласен, генерал, увидимся там. — Он повесил трубку и повернулся к Хуссейни: — Они обнаружили бомбы. Та, которая должна взорваться в Чикаго, находится поблизости от перекрёстка между автострадой Стевенсон и дорогой имени Дэна Райана, на заброшенной фабрике компании «Подшипники Гувера». Её охраняют три вооружённых террориста. Один из них, единственный, который не носит маску на лице, засел в кабине подъёмного крана, на высоте тридцати метров. Он вооружён пулемётом... Тысячи людей проезжают мимо, спасаясь бегством из города. А под рекой Чикаго проходит туннель. Если бомба взорвётся, ужасная катастрофа неминуема. Не двигайся с места. Я вернусь, чтобы забрать тебя.

Хуссейни ничего не сказал, но в этот момент понял, что Абу Ахмид никогда не переставал считать его дезертиром, и его тотчас же пронзила страшная догадка, какое наказание тот подготовил ему.

Блейк вышел на улицу, по которой гуляли порывы ветра, хлестал дождь, и побежал к своему автомобилю, направляясь к месту встречи. Ему навстречу мчались машины полиции на полной скорости, на углах улиц через равные промежутки завывали сирены воздушной тревоги, как в старых фильмах о Второй мировой войне.

Когда он добрался до парковки, то увидел, как с Тридцать пятой улицы подъехал автомобиль Хукера и несколько раз подал сигнал клаксоном.

— Спецподразделения уже на месте, Блейк. Что вы собираетесь делать?