Фараон

Однажды ночью, в конце весны, Брестед встретился с дедом моего друга Али где-то на берегу Нила, а затем его на лошади доставили в дом, где хранились предметы. Брестед проявил исключительную заинтересованность, как только увидел папирус, но его собеседник хотел продать всю партию, чтобы затем не попасться на целом ряде отдельных сделок с различными покупателями.

Брестед попытался настаивать, но продавец запросил за один только папирус ненамного меньше той цены, которую он назначил за всю партию продаваемых предметов, так что учёный оказался не в состоянии заключить сделку с теми средствами, которые были в его распоряжении в Каире.

Он ни в коем случае не хотел отказываться, но в этот момент был вынужден запросить дополнительную сумму в Чикаго телеграммой. Брестед попросил разрешения сфотографировать находки, но поскольку это невозможно было сделать на месте немедленно, то ему разрешили скопировать папирус. Учёный только приступил к переписи текста, как прибежал запыхавшийся феллах и сообщил, что люди Брюгша идут по их следу.

Естественно, учёный не захотел быть застигнутым в такой ситуации врасплох и незаметно в спешке убрался восвояси, оставив деньги, которые у него были с собой, в качестве задатка. Дед Али припрятал всё, а позже с папируса и предметов, предложенных для продажи, была сделана фотография, но ещё много дней и недель он чувствовал за собой неотступную слежку людей из Службы древностей, из-за чего ему больше не удалось встретиться с Брестедом.

Бедняга был вынужден отказаться от своей мечты добиться любви горничной из «Уинтер Пэлис Отель». Пару лет спустя он женился на девушке из Эль-Квирны, чья семья жила в такой нищете, что отец невесты согласился принять в качестве выкупа несколько мешков проса и четверик риса.

Прошло несколько месяцев после свадьбы, когда однажды, работая на выступе скалы в окрестностях Дейр-эль-Бахри, молодой человек поскользнулся и сорвался вниз. Его принесли в дом умирающим, но перед тем, как испустить дух, он успел сообщить жене, беременной их первенцем, где он спрятал эти предметы.

Таким вот образом секрет передавался из поколения в поколение...

Хуссейни прервал его:

— Мне кажется странным, что маленькое сокровище поколениями хранилось в секрете. Полагаю, что отец твоего друга Али тоже не купался в деньгах.

— Так оно и было, доктор Хуссейни, и если бы он мог, то продал бы, как только представится такая возможность. Дело в том, что они не могли сделать этого, и в первую очередь сам Брестед остался с носом... Видите ли, некоторое время спустя после смерти этого человека дирекция Службы древностей приказала построить барак для охранников, которые должны были наблюдать за этой обширной областью, представляющей собой огромную археологическую и историческую ценность.

— Понял, — догадался Хуссейни. — Барак построили как раз на том месте, в котором дед Али закопал своё сокровище.

— Точно. Более того, со временем барак был перестроен в небольшую кирпичную казарму, то есть в капитальное и постоянное здание. Только недавно его снесли, чтобы освободить место для прокладки новой дороги. В ночь новолуния мой друг Али, следуя указаниям, оставленным его дедом и отцом, возвратил себе небольшое сокровище Дейр-эль-Бахри.

— Но ты... как тебе пришла в голову мысль обратиться именно к своему другу Али?

— Потому что по Эль-Квирне всё время ходили слухи о спрятанном сокровище и папирусе неимоверной ценности, за которым охотились как Брестед, так и Эмиль Брюгш. Я сказал об этом доктору Блейку, когда увидел, что он занимается этими тремя строками папируса Брестеда и именно из-за него решил перенести свои исследования в Эль-Квирну, в Египет.

— Ничего не скажешь, — согласился Хуссейни, — ты проделал первоклассную работу. Что же произошло потом?

— Ну, более или менее то, что вам уже известно, доктор Хуссейни. Я начал вести переговоры по приобретению всех предметов комплекта, потому что Али, как и его дед, хотел продать только все вместе, но вот запрашиваемая цена была уж больно высока...

— Сколько же? — поинтересовался Хуссейни.

— Полмиллиона долларов на счёт в швейцарском банке.

Хуссейни невольно присвистнул.

— После долгих переговоров мне удалось сбить цену до трёхсот тысяч долларов, но всё равно это была огромная куча денег. Доктору Блейку пришлось использовать всю свою кредитоспособность, чтобы добыть сто тысяч долларов наличными для задатка. Как только поступили деньги, я организовал встречу, но, когда доктор Блейк явился на место в условленное время, египетская полиция произвела налёт. Они ворвались совершенно неожиданно, как будто ожидали нас...

— А папирус?

— По правде говоря, мне неизвестно, что с ним сталось. Али удалось смыться, и, возможно, он унёс его с собой. Или же вообще не брал его с собой в этот раз: он — парень очень подозрительный и недоверчивый. Однако Али принёс другие вещи: два браслета, подвеску... очень красивые, настоящие шедевры. Они лежали на столе, когда вломилась полиция.

— Ты мне не сказал только одну вещь, — заметил Хуссейни. Селим поднял глаза и в замешательстве уставился на него, как будто почувствовал себя виноватым, что повёл себя ненадлежащим образом.

— Доктор Блейк рассказал мне, что один факт прежде всего убедил его в подлинности папируса: то, что им интересовались другие таинственные и могущественные покупатели. Ты ничего не знаешь об этом?

— Нет, доктор. Ничего...

Хуссейни приблизился к окну: на улице падал снег, и белые хлопья танцевали в воздухе, как конфетти во время карнавального шествия, но улица была пустынна, словно вымерла, и вдали, будто приглушённый зимними холодами, раздавался зов, сходный со звуком охотничьего рога: возможно, гудок какого-то судна, блуждавшего в тумане по озеру в поисках невидимого порта.

— Что ты делал потом? — внезапно задал вопрос Хуссейни.

— Я не присутствовал при вторжении полиции, потому что ждал снаружи, в автомобиле. Но у меня хватило дел и после этого, когда я увидел, что его увозят с воющими сиренами: бедный доктор Блейк...

— Как ты считаешь, где теперь папирус?

— Не знаю. Возможно, у Али или этих, других... покупателей, если правда то, что вы сказали...

— Или у египетского правительства, или у американского. Даже, может быть, у Блейка.

— У Блейка, доктор?

— Да это я так... В действительности нам не известно ничего о том, что случилось в тот день в Хан-эль-Халиле. Али сбежал, тебя там не было... Там был только доктор Блейк.

— Это правда, и, полагаю, вы не единственный, кто так подумал.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Вчера я остался допоздна работать в своём кабинете в институте и видел, как доктор Олсен с ключом вошёл в кабинет, в котором работал доктор Блейк.

— У тебя есть представление о том, что он там искал?

— Не знаю, но я стал следить за ним и выяснил другую вещь: доктор Олсен — любовник бывшей жены доктора Блейка. И эта история тянется с давних пор. По моему мнению, это должно иметь какое-то значение.

— В этом я не сомневаюсь, Селим. Но теперь мы должны найти конец нити в мотке и посмотреть, каким же образом нам надо действовать. Дай мне подумать. Я вскоре свяжусь с тобой.

— Тогда я пойду, доктор Хуссейни. И спасибо за кофе.

— Мне это доставило удовольствие, Селим. Продолжай информировать меня обо всём, что ты увидишь.

Он проводил его до двери, подождал, пока автомобиль Селима не исчез в конце улицы, и затем вернулся в гостиную. Хуссейни сидел в квартире, где царила тишина, и почувствовал себя задавленным одиночеством: в этот момент в его жизни не существовало ничего такого, что могло бы пробудить в нём какое-либо чувство или переживание. У него даже пропал интерес к продолжению своей научной карьеры. Он хотел только одного: прочитать до конца папирус Брестеда.

Зазвонил мобильный телефон, и Хуссейни бросил взгляд на часы, но не шелохнулся. Телефон продолжал трезвонить, наполняя квартиру тревожным ожиданием грядущих бед. В конце концов Хуссейни жестом робота подобрал его.