Ночной охотник

Необъятный ствол, покрытый выпуклыми буграми и иссеченный глубокими морщинами извилистых трещин, вздымался на сотни футов. Казалось, он почти упирается в синеватое вечернее небо.

Могучие корни напоминали изогнутые колонны. Они уходили в недра земли, вгрызаясь в почву, как пальцы огромного чудовища. Между корявыми «пальцами» этих лап, заполненных землей, и образовывалось пространство, заключавшее в себе нечто вроде полукруглого навеса, высотой примерно в рост человека.

Логово это выглядело вполне пригодным для временного пристанища. Все члены отряда Хрипуна после ужина вполне могли хорошо отдохнуть внутри. Темной глухой ночью любой сёрчер мог почувствовать себя в полной безопасности под толстыми сводами укромной пещеры.

Заросли древовидного папоротника и зубчатого ливидамбараса, кустарника с огромными листьями, напоминавшими пятиконечные звезды, обрамляли опушку почти круглой формы. Место выглядело вполне пригодным для стоянки.

— Все, порядок! Разгружайтесь, бездельники! — по–прежнему тихо скомандовал Кийт. — Пусть рогачки остаются здесь, сами отыщут себе поблизости какой–нибудь жратвы, Мы расслабимся пару дней, имеем право. С утра старина Диал подергает буйволиц за соски, нацедит пару кувшинов молока. Немного отдохнем, а уж потом двинемся дальше!

У входа в пещеру закипела работа. Каждый знал свою задачу, поэтому дело спорилось быстро. Вскоре вещи были аккуратно сложены между корнями, а в центре поляны заполыхал костер, на котором готовилась походная снедь.

— Скажи мне, приятель, о чем обычно мечтают дождевые охотники из твоего племени вечером, после длинного перехода? — спросил у Хорра низкорослый метс по имени Диал.

— О милости Духа Проливного Дождя! О тихой, спокойной ночи усмехнулся иннеец.

— И все? — лукаво спросил Диал.

— Нет, конечно. Милость Духа Проливного Дождя означает хорошую жратву перед сном. Все думают о празднике «большого живота».

— Точно! — ухмыльнулся метс. — В этом все мы похожи. Перед хорошим сном на мягкой лежанке сёрчеры мечтают о доброй кружке хмельного меда, об увесистом куске жирной моцарры. Скоро я угощу тебя на славу этим сыром, ничего вкуснее ты еще никогда не пробовал!

Вся поклажа лесных путников была приторочена к мускулистым спинам четырех кау. Самки этих крупных вьючных животных напоминали по внешнему виду древних доисторических буйволиц, обитавших на Земле еще до Смерти, много тысяч лет назад.

Древнее, почти забытое слово «буйволица» все же оставалось в чести даже спустя несколько тысячелетий после колоссальной атомной ошибки, слизавшей с лица планеты почти все человечество. Оставшиеся в живых многие вещи обозначали по–иному, но и прежние слова остались в языке, так что слово «буйволица» порой иногда употреблялось наравне со словом «кау».

Сёрчеры брали кау в поход, но каждый раз новых. В конце очередной экспедиции животных забивали на мясо, так что совсем недавно, перед очередной экспедицией, искатели выменяли новых мощных самок, отдав за них кое–что из древних предметов, обнаруженных во время предыдущей экспедиции на разрушенный древний космодром.

Особенно ценились кау не только за силу и выносливость, но и за неприхотливость в обращении. Массивные, крепко сбитые животные обладали покладистым нравом. Они находили себе пищу в любом месте, где оказывались, питаясь практически любой зеленой растительностью, попадавшейся на глаза.

Рогачки легко прокладывали путь в самых непроходимых зарослях Тайга, что для небольшого отряда Хрипуна было особенно важно. Их раздвоенные копыта легко пробивали дорогу и по упругой лесной подстилке, и посреди черных топей болот.

В придачу ко всему, здоровенные невозмутимые буйволицы даже во время долгих переходов, несмотря на усталость, постоянно носили в своем вымени сладковатое жирное молоко. Этот продукт, конечно, сам по себе не пользовался особым успехом у людей Хрипуна, — как и все уважающие себя крепкие мужики, сёрчеры предпочитали пить что–нибудь покрепче. Но ни единая капля надоя не пропадала. Все молоко сливалось во вместительные фляги, притороченные к седлам, где во время переходов болталось, пенилось и скисало.

Раз в несколько дней, по вечерам, во время привалов, умелец Диал наполнял содержимым фляг вместительный закопченный чан. На костре он готовил для прожорливых приятелей свое любимое блюдо — «моцарру».

Куски вкусного и питательного подсоленного сыра, приправленного ароматными лесными травами, немного отдававшие древесным дымом, мгновенно исчезали в бездонных животах голодных бродяг, запивавших вкусную жратву хмельным медовым вином.

Иногда, в самых отчаянных ситуациях, когда невозможно было достать никакое другое пропитание, Диал снабжал сёрчеров особой едой, в которой использовалась кровь буйволиц. Он поочередно вскрывал их яремные вены, осторожно проткнув шкуры острием клинка, и сливал густую темную кровь во вместительную флягу.

Смешивая эту кровь с молоком, повар изготавливал нечто вроде темного сыра, — бурую моцарру, ломоть которой по питательности не уступал хорошему куску жареного мяса. Животные после этого не то что не умирали, но даже и не заболевали. Раны хорошо обрабатывались и бесследно заживали до того, когда сёрчерам требовалось снова воспользоваться теплой кровью.

Вечерний воздух наполнялся однообразным тихим звоном мошкары, роями слетавшейся к стоянке. Дым ночного костра надежно защищал от гнуса, так что люди Хрипуна могли спокойно поужинать у огня.

Лишь из темноты раздавались звучные хлопки. Хвосты буйволиц, с хрустом обрывавших мясистые листья и побеги с близлежащих кустарников, безостановочно хлестали по мускулистым тушам, сгоняя со шкур зловредных кровососов.

Во время походов самки кау обычно самостоятельно добывали себе пропитание. В любом месте они постоянно умудрялись выискивать для себя что–нибудь вкусненькое. И в этот вечер, еще пока сёрчеры раскладывали поклажу, буйволицы успели с легким пофыркиванием отойти немного в сторонку. Вскоре их сильные губы уже звучно срывали с зарослей ливидамбараса молодые, сочные побеги.

Где–то вдалеке несколько раз утробно проревел грокон, огромное лесное животное, чем–то отдаленно напоминавшее древнего вепря, но после Смерти выросшего до огромных размеров. Этот массивный, мускулистый кабан, покрытый жесткой щетиной, не уступал по весу взрослому баферу — хорошо откормленному быку.

— Неплохо было бы эту аппетитную крошку загнать в ловушку, — мечтательно вздохнул Джиро, прислушавшись к далеким воплям. — Клянусь голодным брюхом Хрипуна, я не отказался бы сейчас от пары кусков горячей свиной печенки.

Его ярко–красный язык невольно скользнул по краям пухлых, рельефных мясистых губ. Чернокожий гигант недаром облизывался: все сёрчеры были большими любителями мяса грокона. Конечно, не так и часто им удавалось настичь и одолеть такую добычу, — эти животные отличались редкой хитростью, сообразительностью и злобой.

Если уж грокон попадал в их руки, сёрчеры своего никогда не упускали. Несколько дней они не трогались с места, отъедаясь и отдыхая, а в это время неутомимый Диал коптил оставшееся мясо, нарезанное брусками, чтобы запасти его впрок.

Но в этот вечер огромный кабан, на его звериное счастье, бродил где–то совсем уж далеко. Не было смысла даже пытаться искать заманчивую добычу в глухих дебрях ночного леса. Во мраке он был особенно опасен, — глаза грокона хорошо ориентировались в темноте, и вдобавок ко всей своей сообразительности он отличался лютой злобой.

К тому же жратвы в этом походе хватало и так, жаловаться было не на что. Кроме традиционной моцарры, сваренной из кислого молока буйволиц кау, и традиционных сухих лепешек, Диал порадовал всех печеными личинками мускусного жука. Он обнаружил их вечером, пока все остальные разбивали лагерь, и первым делом стал готовить ужин.

Ждать угощения пришлось недолго. Повар отряда работал ловко и сноровисто. К тому же Джиро откупорил вино, и на душе у каждого стало веселей.