Главный подозреваемый

– Даже если спросят, какое сегодня число?

– А вот об этом – в особенности. Если ты вдруг вспомнишь, что сегодня пятница тринадцатое, тебя понесет, а куда тебя занесет, одному Господу Богу известно, да и тому вряд ли.

– А если спросят о тебе?

– О себе я сам скажу все что надо. Что бы ни говорил, ты соглашайся, лучше молча. Дело серьезное, тут одно неосторожное слово может привести к непредсказуемым последствиям.

– Ну, ты в этом, наверно, лучше меня разбираешься, – протянула Таисия.

– Хоть в этом, и на том спасибо, – проворчал Северин, впрочем, довольно добродушно, – ладно, сейчас заварю кофейку, ты выкуришь свою любимую сигарету, можно даже две, проникнешься серьезностью момента. У нас есть пока время, там – надолго.

Но дело наверху продвигалось довольно быстро, чего немало способствовало то, что часть списка сержант доверил заполнить самим свидетелям. Инициаторами выступили молодые люди из одиннадцатой квартиры, которые заявили, что они все время сидели вместе, глаз друг с друга не спускали, а из рук не выпускали бутылки с «Клинским», и вообще они в гости пришли, студенты, москвичи, вот и паспорта с постоянной регистрацией у всех есть. Засим и были отпущены восвояси, продолжать сэйшн и чтобы не мельтешили. Единственным оставшимся был уже известный нам Ромик, тот самый юноша, что вывел блондинку из квартиры погибшего. Блондинка, немного пришедшая в себя, сообщила, что зовут ее Вероникой Владимировной Дегтяревой и что она является подругой погибшего Говорова Вениамина Викторовича, с которым они намеревались отправиться в ночной клуб. Сержант начал иронично хмыкать еще при слове «подруга». Когда же шокированная этим Вероника с явным возмущением заявила, что она является владелицей модельного агентства, хмыканье усугубилось ироничной ухмылкой.

Забегая вперед, скажем, что хамство старшего сержанта при проведении опроса свидетелей послужило поводом для коллективной жалобы жильцов дома в УВД по городу Москва. Жалоба была признана обоснованной, старшему сержанту Утюжеву вынесли порицание и перевели из Центрального округа в Северное Бибирево. Но в описываемый момент всеобщее и единодушное возмущение сыграло даже положительную роль, выведя людей из естественного шока от вида близкой и неожиданной смерти.

Пропустим опрос уже известного нам Магомедова с легко представимыми вопросами и комментариями, возникающими у любого московского милиционера при виде лица кавказской национальности, и обратимся вместе со старшим сержантом к семейству врачей.

– Клацман Иосиф Давыдович, Клацман Мира Марленовна, проживаем в квартире номер восемь, – приосанившись, ответил доктор.

– Через «ы» или через «и»? – только и спросил старший сержант.

– По паспорту – через «ы»?

– А мне и нужно, как в паспорте, как на самом деле, я и сам вижу.

– Кузнецова Наталья Ивановна, в библиотеке работаю, а живу здесь, в шестой квартире, – поспешила сгладить напряженность полная женщина с приятным лицом, – а это Кузнецов Алексей Михайлович, – она ласково прикоснулась рукой к своему спутнику, – однофамилец, из соседнего подъезда, в гости пришел, – с каким-то девичьим смущением пояснила она, так когда-то давно, во времена ее молодости, смущались девушки, теперь так не умеют.

– Так и запишем – приходящий, – усмехнулся старший сержант, впрочем, довольно добродушно, на фоне предшествовавшего.

– Григорий Воркутинский, десятая квартира.

– Воркутинский, – протянул старший сержант без малейшей усмешки, цепко оглядывая того, задержался взглядом на руках, заглянул в глаза, спросил вкрадчиво, – в законе или как?

– В законе, – без малейшего смущения ответил Воркутинский, – член Союза писателей и международного ПЕН-клуба, тоже, между прочим, писательская организация.

– Понятно, – только и сказал старший сержант и обратился к последней паре: – Вернулись, наконец.

– Вот, – сказала в ответ Таисия и протянула паспорт, – это – все!

– Чащеева Таисия Алексеевна, – диктовал сам себе сержант, переписывая паспортные данные, – квартира номер три. Ну а вы? – он поднял глаза на мужчину.

– Северин Евгений Николаевич, – ответил тот, помахивая паспортом, но не отдавая его сержанту, – приходящий, – прибавил он, показывая, что появились они не наконец и не только что, а несколько пораньше.

Старший сержант только хмыкнул иронично в ответ и на той же ноте продолжил:

– Интересный дом, гости да приходящие, а хозяева по квартирам сидят, как и не произошло ничего.

– Так ведь нет больше никого, – сказала Кузнецова, – кто за границей, кто на даче, лето же, праздники.

– Получается, все здесь? – уточнил сержант.

– Пелагея Федоровна отсутствует, – сказал Воркутинский, – пенсионерка, из первой квартиры, но ее не стоит беспокоить, она неважно себя чувствует. Я был у нее около часа назад, занес свежего хлеба, посидел немного, – словоохотливо пояснил он, – она сказала, что приляжет.

В этот момент лифт, поскрипывая, двинулся вниз.

– Не дождетесь! – громко сказал подполковник. – Чтобы заслуженная чекистка да убийство на вверенной ей территории пропустила… Со смертного одра восстанет!

– Тише, Леша, тише, – зашептала Кузнецова, – нельзя же так… Вот вечно ты так…

– Как есть, так и говорю. Правда шепота не терпит.

Впоследствии подполковник утверждал, что говоря о правде, он имел в виду лишь регалии Пелагеи Федоровны, а отнюдь не убийство. Но слово было сказано, и кое-кто даже обратил на него внимание, остальным же переварить его помешало лишь прибытие новых действующих лиц.

Первым из вернувшегося лифта выскочил молодой парень в тесных черных джинсах и бежевой спортивной куртке с надписью «Columbia», немного расхлябанный. Узрев столпившихся на ступеньках и лестничной площадке людей, он постарался придать себе солидный вид, достал из нагрудного кармана удостоверение, раскрыл его и медленно провел перед лицами собравшихся. Так же медленно, поверх удостоверения, следовал его взгляд, внимательно ощупывающий стоявших перед ним людей. При этом он раздельно произносил: «Московский уголовный розыск, отдел особо тяжких преступлений, оперуполномоченный старший лейтенант Мезенко Максим Остапович».

Тем временем за его спиной появился мужчина средних лет, висящий на его шее большой фотоаппарат со вспышкой и дермантиновый, с никелированными уголками чемоданчик в руке вызывали куда большее доверие, чем красные корочки молодого фертика. Последним степенно выступил пожилой мужчина в помятых брюках и потертой кожаной куртке, с пышной седой шевелюрой и крупным, в склеротических прожилках, носом.

– Аркадий Иосифович, приступайте! – обратился к нему парень.

– Есть, товарищ старший лейтенант! – ответил тот со всей серьезностью и скрылся в квартире, аккуратно прикрыв за собой дверь.

– Та-а-ак! – многозначительно протянул оперуполномоченный, его взгляд с претензией на проницательность вновь прошелся по лицам собравшихся и уперся в старшего сержанта. – Докладывайте!

– Сигнал поступил в двадцать двадцать семь, – бойко доложил тот, – наряд прибыл в двадцать тридцать четыре, обнаружили, – он кивнул головой в сторону квартиры, – доложили… Согласно приказу составили список свидетелей, – он протянул два исписанных листа.

– Вот ведь врет на голубом глазу и даже не краснеет, – громко сказал Северин в пространство, – подгоняет под инструкцию. А на самом деле прибыли в сорок восемь. Двадцать одна минута! Да если бы здесь на самом деле было незаконное проникновение, то за это время можно и проникнуть, и вникнуть, и умыкнуть, и самим умыкнуться. И на кой ляд в таком случае эти сигнализации ставить!

– Вы что – специалист? – с наездом спросил старший сержант.

– Вроде того, – протянул Северин.

– Начальник службы технической безопасности крупного коммерческого банка, – выпалила Таисия.

– Молчи! – процедил сквозь зубы Северин.

Оперуполномоченный бросил на Северина быстрый взгляд, поднял брови, несколько иронично, и обратился к милиционеру, уже строго: