Хищный зверь (ЛП)

«Странно». Он бросил фотокарточку на ее захламленный стол, а затем попытался определить по ее шагам, где она находится сейчас. Ее шкаф был только наполовину заполнен одеждой: несколько платьев аккуратно висели в ряд, а все остальное пространство было заполнено коробками. Следующим его внимание привлек комод с четырьмя ящиками. Словно по наитию, он выдвинул второй ящик и обнаружил там клад в виде трусиков. Они были самыми разными. Шелковыми и хлопковыми. Тонги, стринги и бикини. Всех цветов радуги…

Его брови взметнулись от удивления, когда он выудил из этого разнообразия красные кружевные трусики.

«Прозрачное кружево? Ах, Мойра, Мойра…»

— Что ты делаешь?

Он обернулся в ее сторону, все еще держа ее трусики на указательном пальце, и ухмыльнулся, увидев ее обескураженное выражение лица, и как ее руки настолько крепко вцепились в дверной проем, что костяшки пальцев побелели.

«Хотя, куда уж белее».

— Где они были той ночью? — он протянул ей их, когда она вошла в комнату.

Покраснев и стиснув зубы, Мойра сорвала кружево с его пальца, обдав его ароматом цветов, и, протиснувшись к комоду, запихнула трусики обратно в ящик. Задвинув его, она бросила на Северуса суровый взгляд.

— Мы здесь не для того, чтобы обсуждать мое нижнее белье.

— Я поддержу эту тему, если ты захочешь, — задумчиво произнес он. Облокотившись на комод, он широко улыбнулся, когда услышал ее раздраженный вздох. — Сегодня днем я открыт для всего.

— Нет, спасибо, — проворчала она, пересекая маленькую комнату и закрывая дверь. На несколько мгновений она застыла, вцепившись в дверную ручку. Гнетущая тишина сгущалась вокруг них, и ухмылка Северуса сползла с его лица.

Затем, с привычной ей нерешительностью, Мойра потянулась рукой к своей шапочке, которая была слишком теплой для этого времени года, и вцепилась в нее. Прикусив нижнюю губу, она, наконец, стянула ее. Белые волосы рассыпались по ее плечам и спине, они были абсолютно прямые, какими он их запомнил, но не имели ничего общего с волосами на фотографии. Мойра застенчиво провела по ним рукой, глубоко вздохнув, а затем крепко сжала свою шапочку в руках перед собой.

Он жадно скользнул по ее телу быстрым взглядом. В то время как Северус находил ее застенчивость крайне милой, а ее белый цвет волос крайне гармоничным с ее бледной кожей, его внутренний демон, взревел при созерцании ее. Дрожь пробежала по его правой руке, а сердце бешено заколотилось. Его член тоже сразу отреагировал, и все, к чему побуждал его внутренний демон, — это преодолеть пространство комнаты, прижать ее к этой шаткой двери и оставить на ней отпечаток своих зубов, когда она будет кричать в агонии или же от удовольствия — это не имело большого значения.

Это выбивало его из колеи. Довольно серьезно.

«И кто теперь марионетка?»

Он уже сделал шаг в сторону нее, но заставил себя остановиться и проигнорировать желание, которое кипело в его венах. Вместо этого он схватил фотографию, которую оставил на ее столе ранее и показал Мойре.

— Что с тобой произошло?

— Я не знаю, — ответила она. Вся ее прежняя враждебность и недовольство исчезли. Ее щека дернулась, когда она протянула руку за фотографией, и Северус сократил расстояние между ними еще на один шаг. Она осторожно взяла ее, внимательно рассмотрев, нахмурилась и прижала фотокарточку к груди. — Это то, что никто не в силах объяснить. Ни врачи, ни узкие специалисты.

Он усмехнулся. Очевидно, что медицинское сообщество было некомпетентно в этом вопросе, потому что изменения, по всей видимости, носили сверхъестественный характер. Она еще больше побледнела, вероятно, удивленная его реакцией.

— Перед смертью моя мама сказала мне, что когда мне исполнится двадцать два года, все изменится, — продолжила Мойра, опустив руки. — Я сначала подумала, что возможно она имеет в виду… мою личность. Мой характер. Мою профессиональную деятельность. Я не знаю. Она ничего не объясняла мне, тем более она постоянно была на обезболивающих. Она так же, много говорила что-то о луке. Настойчиво. Постоянно. Поэтому и ее слова про мои двадцать два года я списала на то, что она была под воздействием препаратов.

— Но сейчас ты подозреваешь, что она имела в виду, — Северус указал на ее тело, остановив свой взгляд на ее белоснежных волосах. — вот эти изменения?

— Наверное.

Она закрыла глаза, сделала глубокий вдох, а затем медленно выдохнула. Собравшись с духом, Мойра бросила шапочку и фотографию на стол и, обойдя его, двинулась по направлению к шкафу. Он с интересом наблюдал, как она потянулась к коробке на самой верхней полке. Но интерес сменился желанием, когда ее кофта задралась, оголяя нежно-белую кожу в области ее поясницы. Абсолютно чистую. Не единой родинки или еще чего-нибудь. Его взгляд скользнул ниже, к ее упругой миниатюрной попке, плотно обтянутой зелеными леггинсами в тон ее шапочке.

Северус раздраженно расправил плечи и сжал губы. Это становилось просто смешным. Он был чертовым инкубом. Симпатичная фигурка и оголенная поясница не должны на него так влиять.

Когда, наконец, Мойра достала нужную коробку, она слегка поколебалась с ней в руках, а затем подошла к кровати и присела на самый краешек.

— Как только мне исполнилось двадцать два, начали происходить кое-какие изменения. Сначала исчезли веснушки. Затем ушел вес. А прошлым летом у меня выпали волосы, — она посмотрела на Северуса, и ее щеки зарделись. — Все волосы. По всему телу. А потом они снова отрасли, но уже такими.

«По всему телу?» Его взгляд скользнул к ее бедрам, когда он попытался вспомнить, соответствует ли цвет волос там цвету волос на ее голове. Если он все правильно помнил, то там не имелось никакой растительности, но большая часть их встречи прошла для него как в тумане. В ту ночь он был словно пьян от нее, от запаха ее кожи и от ее стонов.

— Затем цвет моих глаз тоже изменился…

— Они у тебя удивительные, — произнес он, сцепив руки за спиной и нахмурив брови. — Как ты это объясняла всем?

Она пожала плечами.

— Сказала, что я всегда носила контактные линзы, а теперь сняла их.

Северус поджал губы. «Неужели в ее окружении такие идиоты?»

— И они поверили тебе?

— Некоторые. Большая часть, но не все.

— Не все… эээ, — Северус снова потянулся к фотографии на столе, взял ее и указал на девушку, которая, как он понял, являлась его лучшей подругой, — а как насчет нее? Вы двое, кажется, особо близки… ты и Элла.

— Как долго ты преследовал меня? — неожиданно сменила тему она, отставив коробку в сторону.

— С воскресенья.

— С какой целью?

— Потому что ты заинтересовала меня, — ответил он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно увереннее. — Продолжай свой рассказ.

— Но…

— В конце концов, мы пришли сюда, чтобы поговорить о тебе. Мое наблюдение за твоей жизнью в течение недели не такая интересная тема, как твоя необычность.

Мойра пристально смотрела на него, не шелохнувшись, пока не вернулась к коробке и не приоткрыла ее.

— Договорились. Давай не будем об этом. Но не забывай, что я запросто могу…

— Да, да, свернуть мне шею, — он поднял руки вверх. — Я помню.

Любой разумный человек на ее месте так же потребовал объяснить причину преследования, поэтому он не мог винить ее за это, но Северусу было важнее услышать ее историю. И ей следовало бы тоже сконцентрировать свое внимание на этом. Это было важно для понимания всего происходящего.

Догадки Аларика о том, что она может являться полукровкой, обретали все больше и больше смысла. Не все полукровки проявляют обе свои сущности. Аларик был больше человеком, нежели демоном, несмотря на то, что ему посчастливилось быть отпрыском бывшего князя Ада. Он всегда был убежден, что его темная сущность рано или поздно выйдет наружу, но никто не мог сказать, когда именно. Возможно, в случае Мойры вторая сущность уже начала себя проявлять.

«Но почему именно сейчас? Почему ее мать говорила именно о двадцать втором дне рождения Мойры?»