Страница 70 из 120
— За что? — директор насторожился.
— Кому? — уточнила рыжая, прекративши сопротивляться.
— Тому, кто мне толком расскажет, что с Ольгердой приключилось и как ее найти…
— Так… — рыжая прикусила губу. По всему выходило, что получить тысячу ей хотелось, однако она не знала, что и вправду стоит рассказывать, а о чем — умолчать.
— Говори, говори, — помог ей Порфирий Витюльдович. — Не стесняйся. Глядишь, и поболе дам… за откровенность…
…что ж, Фанечка умела быть откровенной. Она вообще полагала себя на редкость внимательной особой с изрядной долей везения. А как иначе? Четвертая дочь, которой только и доставалось всю жизнь, что пинки со щипками да вечное недовольство матери.
Та беременела и рожала.
Отец работал.
Сестры работали. И братья тоже. А малышня, которое в доме прибавлялось, висела на Фанечке. То постирай, то приготовь, переодень… догляди… и ей иного хотелось, а не состариться, как Марфетка с Ильнушей…
…она из дому-то сбежала лучшей жизни искать, свято веря, что хуже точно не будет.
И повезло.
Не на сводню наткнулась, а на вполне приличного господина, который к молоденьким девочкам расположен был, и зажила красивой новой жизнью, а как надоела, так ее в театр пристроили, прощальным, так сказать, подарком.
А что в театре?
Хорошо.
Наряды. Платья. Сцена… сцена очаровала. Никогда прежде на Фанечку не глядели с таким восторгом, никогда не ловили каждое слово ее… она опьянела от восторга и трепета.
А еще от зависти.
Ей бы примой стать, чтобы от как Ольгерде слали цветы корзинами и подарки к ним, чтобы у гримерки толпились, желая хоть бы одним глазком взглянуть, чтобы… только Фанечка прекрасно понимала, что желающих в примы выбиться много.
Вон, последняя кордебалетная девка спит и видит себя на сцене.
И после сцены, в мехах с жемчугами.
И плелись интриги, заговоры устраивались, искались покровители, чтоб побогаче и познатней, да со связями правильными… вечная игра, на которую нынешняя прима смотрела покровительственно. Мол, что ей с этакой возни кошачьей?
Оно, может, и ничего, да только…
Фанеечка наблюдала.
Слушала.
И собирала по крупице сплетни. Кто с кем… кто против кого… сегодня дружат, а завтра уж враги смертные… нет, Фанечка не спешила вступать в игру. Она была тиха.
Скромна.
И вновь же, удачлива. Столь удачлива, что не только попалась на глаза правильным людям, но и…
…у Ольгерды имелись слабости.
Нет, не князь… тот появлялся редко и вовсе любовником был никудышным. Нет, не в том, в чем господа подумали, этого ей не известно, однако разве хороший любовник премьеру пропустит? Ему положено первым цветы послать и не меньше корзины.
И к ним шубу норковую поднести, а лучше — соболиную… колечко там, браслетик… и в театре, поверьте, скоро замечали, кто с какою обновкою явился. Это ж не просто так, это положение. Ольгерда-то, бедненькая, сама себе колечки покупала… придет, ручку отставит, колечко с аметистом показывая, стало быть. И мало, что камень не особо чист и вовсе недорог, так ясно, что сама себе покупала.
Ее в лавке видели.
Нет, с такого любовника одно беспокойство. Одно время по театру ходили упорные слухи, что Ольгерда метит в княгини, и что предложение ей вот-вот сделают, но время шло, а князь не торопился любовницу замуж звать.
Благо, другой дурень сыскался.
Что вы, это не про вас… или про вас, но случайно. Язык-то здесь мигом в жало превращается, иных способов нет… или по малости там, в пудру стекла толченого сыпануть, подрезать шнуровку на корсете… или вот травок…
…травками Ольгерда промышляла. Не сама, отнюдь, она не так глупа, чтоб пить запрещенные зелья, но все знали, что через Маршетку можно всяким разжиться, хоть тертым волчкарником, для голоса, хоть пером сизиф-птицы, если кому похудеть, а Маршетка — единственная Ольгердина подружка.
Как подружка, друзей-то тут нет, верно, при приме нашей держится, за что и получает, то ангажемент маленький, то поклонника из тех, что поплоше… получала, пока минулой зимой шею не свернула. Где? Да тут, в театре… сверзлась с балкона… несчастный случай.
Не в себе была.
Нетрезва.
Нет, Фанечка о том знать ничего не знает и ведать не ведает. Просто девки шептались, что Маршетка, небось, полезла куда не надобно, вздумала Ольгердиного родственничка окрутить. Вот прима ей и отомстила. Сама-то, небось, с Анджи кувыркается. А вы не знали?
Нет, Фанечка свечки не держала, но это ж понятно, он сюда ходит, как к себе домой. Придет. Запрутся в гримерке… а зачем им?
Он, к слову, ей эти травки и таскал.
И за Маршетку кричал, что, мол, дуру отыскала… и запретил кого в помощь брать, так и сказал, сама выпутывайся. Это уже Фанечка собственными ушами слышала. А потом, как Анджи выскочил, то и заглянула, увидала, что прима рыдает, а на щеке у нее ладони отпечаток. Видать, крепко осерчал родственничек.
И вчера заглядывал, верно.
Видели его за кулисами. Ольгерда? Ой, тут ничего не скажешь… может, видела, а может, и нет… тут же не понять. И вообще, Фанечка другим занята была. Ей ангажемент предложили на некоторые Ольгердины роли. И пусть пока не прима, но все не кордебалет. А примой она станет, вот поглядите. У нее таланту, между прочим, не меньше, чем у Ольгерды, а что опыта не хватает, так это даже хорошо.
Молодость, свежесть, искренность, без всякого там притворства.
Фанечка, между прочим, каждую роль, как жизнь проживает, по новой системе. Не слыхали? Вам простительно, вы человек от театру далекий… и что вчера с Ольгердой? Так не в себе она была. Фанечка к ней заглянула после того, как контракт подписала… зачем? Так сказать хотела.
Чтобы по-совести…
Нет, какое злорадство, помилуйте! Она выше эмоций столь низменных, примитивных даже… просто сообщить… Ольгерда выглядела такой… расстроенной? Пожалуй, что да… задумчивой. Опечаленной. Наверное, все-таки заходил к ней этот… и они поссорились.
А с чего иначе ей расстраиваться?
Нет, потом-то понятно, но вот…
…она ведь прима.
И при деньгах, поклонниках… и пусть старая уже, однако…
Что еще?
Ах… этот ее… родственник… разговор не задался. Ольгерда вела себя безобразно. Высмеяла. А еще сказала, будто… впрочем, неважно, это сугубо дел театральных касается… главное, что потом уже, когда Фанечка из гримерки вышла… эта гримерка не надолго за Ольгердой останется, после того, что она учинила, та с собой разговаривала.
О чем?
О глупостях каких-то… кровь… или еще что-то… не удивило? Нет, отнюдь. Это же театр. Может, роль новую репетировала… в драмах-то любят кому кровь пустить. А тут еще надумали постановку ставить… полицейскую мистическую. Там, представляете, главная героиня обладает удивительным даром видеть мертвых… ужас, конечно, если б так в самом деле, то это ж с ума сойти. И она почти безумна. И помогает полиции… и вот Фанечка решила, что Ольгерда эту самую роль репетирует, даже обиделась, потому как роль обещали ей… но тут к выходу уже готовиться пора было. В нынешней-то пьеске она второй план, однако это не значит, что к работе можно относиться безответственно, как некоторые…
Что?
Ах… да… она шла к себе и встретила Анджи. Тот будто бы прятался… и еще подумалось, что могла бы своему любовничку контрмарку выписать, чтобы не лазил, где ни попадя.
Как выглядел?
Обыкновенно.
Такой, знаете ли, прилизанный… нет, одевается неплохо, но глаза… по глазам сразу видать, когда с человеком не в порядке. А ним точнехонько все не в порядке было. Он еще Ольгердины перчатки держал. Фанечка сразу узнала. Она такие же прикупить думала, но где бедной актрисе до приличных ангажементов…
…нет, перчатки точно Ольгердины.
Из лайки.
И тот еще их в руках крутил, задумчиво так, будто не знал, вернуть или нет… что дальше?
Ничего.
Она на грим пошла.
И потом уже ее отыскали, сказали, что Ольгерда домой уехала. Как? Обыкновенно. Извозчика взяла и укатила… она же ж панна, она ж ногами ходить не умеет. С чего? А никому не сказала… взяла и… и главное, после первого акта… мало, что спектакль не сорвали…