Страница 53 из 144
Старик перешёл на шёпот, едкий, такой же дурманящий и опустошающий, как и крик. Холодные руки коснулись моих висков, и последняя мысль этого мира покинула меня.
Но пустоты не оказалось. Одно бытие заменилось бытием другим.
Я почувствовал холод, нестерпимый, убивающий, но, по какой-то ужасной насмешке, оставляющий быть! Чёрная пустыня возникла перед глазами. Не было ни неба, ни ветра, ни самого дыхания, а только леденящий подошвы босых ног песок выделялся материей чуть более светлой, чем непроглядная тьма вокруг.
Я стал наблюдать.
Барханы, барханы ледяного песка… Ах да, ещё тени. Много теней блуждало кругами, сталкивались на несколько минут, чтобы выжать друг из друга пару простых, ничего не значащих слов, и снова разойтись.
Я попытался закутаться, но одежды на мне не оказалось. Да и сам я себе едва был виден: только клок тумана, более густого, чем тьма, да неизвестно откуда взявшееся осознание того, что я и есть этот клок.
Я заметил приближающуюся тень. Словно удерживаемая гравитационной силой, она двигалась, постоянно смещаясь влево, и должна была неизбежно столкнуться со мной.
Я бросился ей навстречу, но прошёл томительный, ужасающе длительный час прежде, чем мы оказались на расстоянии вытянутой руки. Я уже устал, проголодался, замёрз. За это время я пытался лечь, но лёжа было ещё тяжелее, голоднее, холоднее. Решил, что надо двигаться. Только в движении я смогу не сойти с ума.
- Простите...
Я хотел сказать это так, как всегда говорил в гостях, на службе, дома, словом, в своём мире, а получилось иначе. На последнем слоге сбилось дыхание. Тень неизбежно проскальзывала мимо меня, а надо было много чего спросить.
- Где мы и как...
Опять кончилось дыхание, голова закружилась от нехватки воздуха, но тень уже поняла меня:
- Старик Валериан... Вспомните...
«Старик...»
И я вспомнил всё, что со мной произошло после того, как я опустился на берег реки. Деревня, девушка в гробу, люди-мертвецы...
- Там… были вы? - обернувшись, спросил я у исчезающей тени.
- Да, - таков был ответ.
Так вот оно что! Старик отнял у жителей деревни и заблудших путников души и заточил их в единую темницу. Для чего? На этот вопрос не было ответа, и я вытянул вперёд руку, не веря, что рука эта и правда существует и что она осязаема.
- Выйди из самой себя!
Мимолётное жжение хоть как-то согрело меня. А когда на песок упал отливающий серебром томик, я исполнился истинного благоговения перед дедом Переяславскими его удивительным подарком. Я опустился и по-восточному подогнул под себя ноги. Холода теперь я почти не ощущал. В сердце не осталось для него места: теперь там жила вера в спасение.
Тени перестали двигаться. Я чувствовал на себе их поражённые чудом взгляды. Я положил на ноги Ламбридажь, щедро обмакнул перо в чернила и вывел на светящейся бумаге:
"Хочу спастись и спасти остальных".
Слова исчезли, как будто их не было. Прошло несколько секунд, показавшихся пятью минутами, но ничего не произошло.
"Не так скоро", - решил я и подождал ещё минуту.
Увы, никакого действия.
Я написал те же слова ещё раз, и они тоже исчезли, и тоже ничего не произошло.
"Может, их уже нельзя спасти? - подумал я, и от этой мысли ему стало противно, будто я проглотил слизняка. – Ламбридажь твоя и только тебя способна вызволить из юдоли вечного холода".
Я отбросил Ламбридажь и поднялся. Стал бродить, но вскоре напал страх, что песок, находящийся во власти старика, может поглотить томик. Я поднял книгу и повертел в руках. Далёкие тениза стыли в сумраке и казались такими одинокими, что сердце моё рвалось от боли и сострадания. В эти мучительные мгновения я вдруг до конца осознал, что должен совершить один удивительно безрассудный, но неизбежный поступок…
Я оглянулся вокруг, как бы обращаясь взглядом ко всем теням, вдохнул как можно глубже и закричал:
- Я вас спасу!
Пески словно зашипели от моего сорвавшегося голоса.
«Да, я должен… я не могу, просто не могу иначе…»
- Клянусь!
От этого простого слова содрогнулась твердь, созданная злодеем Валерианом.
Чувствуя, как пылают щёки в стране вечной мерзлоты, я схватил книгу и черкнул:
"Спастись".
Боль вонзилась в тело, словно молния заживо сожгла кожу. Я закричал, выронил Ламбридажь, чернильницу и перо и упал на бок. В глазах исчезла даже тьма. Я решил, что это настоящий конец, но всё равно нашёл в себе силы прошептать: