Крепость Луны

Ольга жесткого страдала так, как может страдать женщина, чья жизнь лишена смысла. Её не плен душил, а одиночество, отсутствие любви, по которой тосковала душа, невозможность радовать близких людей и отдавать себя. Рядом она не видела никого, кто бы мог отзываться на ласку, любовь, привязанность. За ней ухаживали, купали, расчёсывали, одевали в яркие дорогие наряды, но она чувствовала, что слуги презирают её, чужеземку, и надсмехаются над её незнанием традиций и луриндорских правил приличия. Августейшая семья возненавидела её, ведь на Рида возлагались большие надежды: ему в жёны прочили первую богачку Луриндории, наследницу древнего рода купцов, пятнадцатилетнюю Патрис. Один только король Ирл смотрел на неё более чем снисходительно, даже ласково. Но причина такой доброты скрывалась не в Ольге, а в нашёптываниях советников, которые с тревогой пытались разгадать замыслы Рида.

А Рид что-то замышлял. Чтобы немного освободиться от подозрений и расчистить поле для действий, принц пустил слух о том, что желает стать управляющим Дальних земель. Ему почти поверили, хотя так и не смогли понять, какую роль в этом может сыграть чужеземка. Кто-то ждал от неё великих способностей пророчицы, в тиши полуденного отдыха просил погадать на руке, но Ольга пожимала плечами и принималась извиняться «на этом варварском ранийском наречии». Одна часть дворцовых интриганов и нахлебников решила, что Ольга притворяется, другая часть (больше женская) утверждала, что Ольга влюблена в Рида, как кошка.

Но никто не подумал, что это сердце Рида пылает страстью. И правильно. Рид сразу понял, что не сможет играть роль влюблённого молодожёна, и был откровенно холоден и даже груб с Кожевиной. Он не бил Ольгу только потому, что не прилично было бы видеть подле себя избитую невесту, хотя руки у него чесались.

Ольга видела Рида насквозь, уж в этом она преуспела. Её представления о нём, как о тщеславном, не в меру гордом, самолюбивом, жестоком проходимце, только укрепились за время пребывания в Крепости. Его тёмное сердце было полно коварства и подлости, которые пустили глубокие корни в детстве и юности, в те далёкие годы, когда он начал понимать, что не может быть королём Луриндории: старший брат стоял преградой между ним и престолом. Чувства Рида огрубели, совесть зачахла, пока он взращивал план мести и захвата трона.

Всё начинается с мыслей. Всякие великие и ужасные деяния начинаются с головы. Так, теша себя надеждами и мечтами о власти, однажды ночью Рид увидел себя стоящим на тропе измены. Ему стало страшно, но самолюбие чёрной гадюкой извивалось от ожогов совести, корчилось от мысли о покаянии хотя бы перед самим собой. Жалость к себе окончательно растлила его. Рид решил, что пути назад более не существует, и начал действовать осторожно, не спеша, рассчитывая каждый шаг. Он быстро вошёл в согласие с собой, совесть умолкла, подавленная, и план начал воплощаться в жизнь.

Рид был хитёр и изворотлив настолько, насколько может быть хитёр и изворотлив человек, у которого за спиной только что обрушился мост, а впереди – скользкие камни среди кипящей лавы. Он стал причиной падения Ириады. Место главной ведуньи заняла француженка, телом которой он утолял похоть, с ранней юности терзавшую его. Жизель быстро смекнула, что может иметь больше, чем предлагает ей принц, и совратила короля. Впрочем, она была под стать Риду: смекалистость, не обременённая совестливостью и какими-либо нравственными границами, помогла ей добиться удивительных результатов, и никто, кроме немногочисленных и терзаемых сребролюбием, а потому покорных слуг, не знал о связи Жизель и Ирла. Даже дворцовые сплетники считали её примером добродетели и невинности, а меж тем, с яростью тигрицы она скакала на обессиленном короле, пока тот не впадал в блаженное беспамятство и не становился негоден для утех.

Но француженка и не думала отказываться от Рида. Во-первых, она считала опасным иметь такого человека в числе врагов; во-вторых, она была всё-таки благодарна за счастливую жизнь; а в-третьих, она видела в нём, что называется сейчас, перспективы. Возможно, она даже любила его. Знаем точно, что Жизель помогала любовнику и рассказала однажды весьма интересную древнюю легенду о трёх Владыках.

Пусть француженка была не лучшей пророчицей в Луриндории, но умела слушать и извлекать из услышанного пользу. Не давая себе скучать, она в свободные часы разгуливала по библиотеке и краем глаза выхватывала название фолиантов. Так она быстро раздобыла необходимые сведения и поняла, что Владыки – не герои сказок, их можно отыскать среди людей.

С той ночи, когда состоялся её разговор с Ридом, последнего не покидала надежда разыскать девушку, которая могла бы подходить под звание одного из Владык. Путешествовал он месяц за месяцем, посетил множество городов и деревень Ранийской империи, пока не нашёл Ольгу Кожевину. В сердце своём он заключил, что она возведёт его на трон.

*   *   *

Мир настиг меня внезапно, подобно порыву холодного ветра перед грозой, ворвался в сознание звуками хлюпающей воды, тихого говора на луриндорском наречии, жаром в шее и горле. Я закашлял и открыл глаза.

Над головой висел тёмный деревянный потолок, а сам я лежал на большом столе совершенно голый.

На мой кашель повернулась женщина, выжимавшая тряпку, вскочил со стула высокий мужчина.

«Они меня не убили, - подумал я. – Решили пытать».

- Очнулся, голубчик, - сказала женщина, среднего роста, чуть полноватая, с огромной высокой грудью. Чёрные, чуть тронутые сединой волосы кольцами падали на плечи. Смоляные глаза горели.