Страница 7 из 17
Потом уставала от боли, снова закрывала глаза проваливаясь в никуда, там, в теплой темноте было не больно.
Однажды мне стало холодно, так сильно холодно, как будто меня положили в ледяную воду. Я поняла, что умираю.
– Я умираю, – сказала я голосу, – жаль.
Голос возразил:
–Как ты можешь умереть, ведь ты такая сильная, и столько времени боролась. И я обещал, что не дам тебе умереть.
– Не, слабая, – возразила я, выдохнула последний воздух из легких, а вдыхать сил уже не было.
– Не смей! – закричал на меня голос, – дыши! Инга! Инга, прошу тебя!
Все верно, мысленно согласилась я с голосом. Инга это я.
Меня тряхнуло, боль снова ожила, обрадовалась, прострелила все тело сверху донизу. Я вдохнула и открыла глаза.
– Были бы у меня силы, я бы тебе врезала, – прошептала я, глядя в бирюзовые глаза моего собеседника.
Он осторожно опустил меня в подушки, нашарил под одеялом мою руку поднял к своим губам и нежно ее поцеловал.
– Ты очнулась, я рад.
Лицо и голос казались знакомыми. Но сколько я не пыталась сообразить, кто этот красивый мужчина, заботливо поглаживающий меня по руке, так и не могла. Вспомнить не получалось. В голове было пусто как в хорошо отчищенной кастрюле.
– Кто вы? – поинтересовалась я, все так же шепотом, говорить в полный голос сил не было.
– Ты меня не помнишь? – в тоне моего собеседника проскользнули довольные нотки, он с кошачьей грацией растянулся рядом со мной поверх одеяла.
Я отрицательно качнула головой.
– Мы собирались пожениться, милая. А потом ты поехала кататься на лошади и упала.
Пошарилась по закоулкам своей памяти, ничего, пусто.
– Кто такие лошади? – уточнила на всякий случай.
Мой собеседник растерялся,
– Это …это животные, на четырех ногах, на них ездят верхом или запрягают в повозки, в телеги. Милая, а ты хоть что-нибудь помнишь?
Я, прикусив губу, сосредоточилась анализируя, что же я помню.
– Меня зовут Инга, – неуверенно выжала я, и он радостно закивал, – это вы мне сказали, когда кричали, чтоб я дышала.
Улыбка сползла с его лица.
– Я устала, – сказала я красивому мужчине и закрыла глаза,
– Ох, милая, – услышала я, перед тем как провалиться в темноту.
В другой раз меня из темноты вынул громкий шепот:
– Он притащил эту дрянь неизвестно откуда, Лоет! И объявляет это…ЭТО своей невестой?! Жениться собрался вот на этой бледной немочи? За все время пока она здесь она даже не очнулась! – Я приоткрыла один глаз и стала наблюдать сквозь ресницы. У двери в комнату стояла высокая девушка, с золотистыми локонами забранными в красивую прическу с заколками из драгоценных камней. «А-ме-тист» вспомнила я название, но здесь их называют как-то иначе. Камни сверкали в лучах солнца падающих через окно. Платье на девушке было из многих слоев тонкой струящейся ткани. Так и хотелось дотянуться рукой и потрогать это нежное цветное великолепие. Рядом с девушкой стояла еще одна, одетая не так ярко и красиво, и без украшений.
Яркая девушка тем временем продолжила:
– И я надеюсь, что она не очнется, Лоет. Зайди ко мне вечером я дам тебе кое-что.
– Да эрра Эдея, – вторая девушка покорно склонила голову и чуть улыбнулась.
Эрра Эдея величественно выплыла из комнаты. Оставшаяся в комнате Лоет опасливо глянула в мою сторону. Из-за подушек ей не было видно мое лицо. И достав из кармана пузырек, стала капать в кувшин с водой, зеленоватого цвета капли. Я прикрыла глаза.
«Если выпьешь слишком много из бутылки, на которой нарисованы череп и кости и написано "Яд!", то почти наверняка, тебе не поздоровится» вдруг всплыла в памяти странная фраза.
Нужно будет спросить у того красивого мужчины, когда он придет, что такое «яд». Я снова закрыла глаза.
В следующий раз, когда темнота закончилась, передо мной замаячило заботливое, миловидное личико с изящной кружевной наколочкой по темным волосам. Ее имя Лоет. Это я помнила.
Край чашки ткнулся мне в губы, я сжала их и мотнула головой.
– Вам нужно это выпить, не упрямьтесь, – Лоет настойчиво покачала чашку прижимая к моим губам, – прошу вас, эрра.
Я опять мотнула головой, не разжимая губ. Она капала что-то в кувшин. Я помню.
Я рукой отодвинула чашку от своего лица, и половина содержимого выплеснулась на одеяло.
– Ох, эрра что вы наделали, – запричитала она, – теперь придется менять постель.
– Хочу в сад, – прошептала я, – там воздух и яблоки.
– Но, эрра, – возразила Лоет, – вам нельзя вставать, вы еще больны.
– Хочу, – я капризно ударила рукой по одеялу.
– Как обстоят дела, Лоет? – в комнату вошел тот мужчина.
– Хочу в сад, смотреть на яблоки, – упрямо повторила я глядя на него, – хочу! Там воздух.
– Милая, ты недостаточно хорошо себя чувствуешь, – он взял меня за руку, – что тут произошло, почему постель мокрая?
– Я толкнула Лоет, – призналась я, – не хотела пить. Слишком резко отказалась, так получилось. Я все равно хочу в сад. Хотя бы пока она меняет постель.
Я осторожно сползла с кровати, если не делать резких движений, то вполне терпимо, боль спряталась где-то внутри и выжидала подходящего момента. На стене висело большое, в полный рост, зеркало. В нем отражалась, как раз, как сказала эрра Эдея, «бледная немочь». Ночная рубашка до пола с длинными рукавами, серые волосы похожие на мочалку. Заостренные черты лица, острый, немного длинный нос, небольшой рот с плотно сжатыми бесцветными губами.
Я сделала шаг к зеркалу стараясь рассмотреть незнакомую женщину в нем в подробностях.
– Милая, нет, – мужчина подхватил меня под руку, – раз уж ты встала, давай я отнесу тебя в кресло.
– К зеркалу сначала, – я осторожно шагнула в нужном направлении, – я хочу на себя посмотреть.
– Женщины! – с чувством произнес мужчина, помогая мне добраться к намеченной цели. «Синдром самурая», услужливо подкинул мне мозг определение моего поведения. Что бы это ни значило, я была уверена, что это оно самое и есть.
Я разглядывала свое лицо, странные серые глаза, не такие как у мужчины. Чуть более темные, чем волосы, брови и ресницы. Наверное, будь я здорова, то выглядела бы даже красивой.
– У меня глаза не такие яркие как у вас, – вынесла вердикт я, – и уши тоже другие. Почему?
Как мне показалось, мужчина немного помедлил, прежде чем ответить
– Ты просто немного другая, не алорнка.
– Не алорнка, – повторила я и подняла руку к лицу, на левом плече вдоль спины почувствовалось что-то чужеродное, болезненное. Я, распустив шнуровку у шеи, скинула рубашку и повернулась спиной к зеркалу, разглядывая длинный, толстый, шрам, спускающийся по спине вниз, от левого плеча до бедра.
Лоет за моей спиной охнула и бросилась поднимать рубашку приговаривая:
– Эрра, вы как несмышленое дитя. Нельзя же так.
Мужчина растерянно кашлянул и повернулся к окну.
– Гадость какая, – я провела пальцами по рубцу отчего кожа болезненно натянулась, – это все лошадь?
– Да, – хрипло сказал мужчина, все так же глядя в окно, – это все лошадь, милая, мне очень жаль.
– Почему он такой уродливый, я на арматуру налетела? – память выдала очередной финт. Слово «арматура» я сказала, а что оно значит не помнила.
Мужчина снова откашлялся.
– Ты долго была без помощи, прежде чем тебя нашли, потеряла много крови. Когда тебя привезли сюда, лекарь попытался сшить рану, но не получалось, края рвались. Заражение было.
– И сколько я провела в беспамятстве?
– Больше пятидесяти дней.
Пятьдесят дней это много, даже слишком. Я же куда-то торопилась. Только вот куда? Я нахмурила брови тщетно пытаясь что-то вспомнить.
Лоет, тем временем надела на меня рубашку, и закутала сверху пушистой белой шалью.
– Все-таки я хочу в сад, покажи мне, как туда дойти, – я стараясь не шататься, шагнула к двери, – хочу увидеть яблоки и фонтаны.
Губы мужчины дернулись в намеке на улыбку.
– Хорошо, раз ты так настаиваешь, – он повернулся к служанке, – Лоет, распорядись, пусть принесут кресло и подушки в малую беседку. Если меня будут искать, то я там с моей невестой.