Сепия

Потому что таких приятных моментов в будущем, в виду разных обстоятельств, может и не быть.

***

Вечерело; по улице уже зажглись фонари, освещающие дорожку прямиком к именному особняку Леншерров. Пьетро стоял на пороге, сжимая ручку чемоданчика на колёсах, тяжело дышал; всё-таки это был серьёзный шаг в его жизни и какой-то даже сложный – отчего-то было трудно даже предполагать своё возможное будущее. Магда устроилась рядом с Эриком, положив голову ему на плечо, и вытирала платком выступающие слёзы; её мальчик уже совсем вырос, но ей так не хочется в это верить. Наверно, каждая мать не может смириться с тем, что её дети уже взрослые и каждое расставание с любимым отпрыском даётся особенно болезненно. Ванда держала мать за руку, кусая губы; старший брат уезжает, и теперь ей некому будет рассказывать выдуманные истории про её семью и свои игрушки, некому придумывать смешные анекдоты и делиться чем-то сокровенным. Была Анна, но это… Это совершенно не то. Старшая сестра никогда не сможет заменить брата… А Пьетро просто стоял, слушая, как к главному ходу уже подъезжает машина – жёлтый Ford с шашечками на крыше; совсем скоро – спустя всего три минуты - автомобиль остановился; таксист, выходя, салютовал фуражкой семье и открыл багажник – вот и всё, теперь можно паковать чемоданы и отчаливать. Мужчина забрал у восходящей спортивной звезды его сумки и кинул их в машину, дожидаясь, когда его клиент попрощается со своими родными – знал, что это затянется, ведь всегда прощание с собственными детьми слишком длительное и волнующее. Увы, он тоже это проходил, поэтому не стал поторапливать клиента – в конце концов, у него же сегодня выходной! Пьетро передёрнул плечами; его знобило от волнения, но отступать от своей мечты он не намерен, однако так тяжело смотреть на родителей и сестёр, глотающих слёзы… Особенно его мама, которая, боясь посмотреть на сына, спряталась в объятиях супруга – ей это расставание давалось особенно трудно, пусть утром она и делала вид, что всё в порядке, но… это всё чертовски сложно.

Но она понимала, что рано или поздно это бы случилось.

- Мама? – осторожно позвал Пьетро, положив ладонь на плечо женщины, и она, резко развернувшись, обняла его настолько крепко, насколько могла. Магда плакала, прижимаясь к груди своего ребёнка; хотела что-то сказать, но лишь всхлипывала – слова застревали в горле. – Ну, мам, всё же ведь хорошо. Я скоро приеду, обещаю. Почему ты не плакала, когда я уезжал в командировку в Англию, м? Я ведь приеду уже на этих выходных! Ну же, не плачь.

- Просто… - Магда выпустила Пьетро из объятий и отошла в сторону, - до сих пор не могу поверить в то, что ты вырос. Мой мальчик… Ты уже такой взрослый.

- Мам, - молодой человек подошёл к женщине и, достав из кармана куртки платок, аккуратно вытер её слёзы, - ну, прекращай. Я не хочу видеть тебя расстроенной.

- Он прав, Магда, - Эрик обнял жену за талию, - наш мальчик уже взрослый, и тебе не стоит беспокоиться за него. Если он сказал, что всё будет в порядке – значит, всё так будет.

- Знаю, просто… - женщина немного успокоилась, смахивая со щеки очередную слезинку, - просто… тяжело.

- Понимаю, - кивнул Эрик и, подойдя к сыну, заключил его в крепкие объятия. – Сынок, всё у тебя будет отлично. Научись жить по-своему, по своим правилам или как там сейчас молодёжь выражается? Только про нас, стариков, не забывай. И, если подцепишь тёлочку…

- Пап! – Пьетро посмеялся в кулак; иногда его родители любили перебарщивать с этим самым «молодёжным сленгом», отчего их слова так и хотелось растащить на цитаты и приписать в какие-нибудь тексты для стенд-ап выступлений.

- Просто я пожелаю тебе удачи. Твои старики очень сильно любят тебя.

- И я вас тоже люблю.

Пьетро усмехнулся; всё-таки у него были замечательные старики. И поэтому он, подойдя к ним, сильнее обнял своих родителей, шепча, как он их любит; Магда смеялась, Эрик улыбался – они немного успокоились и смогли свыкнуться с той мыслью, что их драгоценный ребёнок покидает родительский дом. Но стоило молодому мутанту отпустить из объятий родителей, как на него тут же налетела Ванда, повисшая на его шее. Вот ей особенно тяжело давалось это прощание: Пьетро - любимый её брат, которого она теперь не скоро увидит. И девушка, всхлипывая и глотая слёзы, шёпотом повторяла одно и то же:

- Не уезжай, братик… Не уезжай, пожалуйста!

А Пьетро просто гладил сестру по темным, перевязанным алой ленточкой, волосам; всё-таки Ванда ещё совсем-совсем ребёнок. Брат поцеловал её в макушку, на прощание обнял и, коротко кивнув всем, решил, что хватит с него уже всех этих нежностей – пора бы в путь. И, глядя на то, как скучает на водительском сидении таксист, стоило бы поторопиться, однако… Мутант посмотрел в сторону старшей сестры, которая, опустив голову, просто водила носком ботинка по асфальту; с Анной у него всю жизнь были натянутые отношения, и эти слова удачи, сказанные ею, были фальшивыми, как и слёзы, и эта улыбка на её лице – она рядом с братом не умела быть счастливой. И Пьетро даже сейчас было трудно подойти к ней, обнять, сказать прощальные слова и как-то неуместно пошутить, но сыграть спектакль перед родителями было обязательным пунктом в их отношениях и в их финальной точке – им важно было знать, что их сыну не всё равно на всех них. Пьетро и не было, но с Анной… с ней просто было всё сложно. Однако, несмотря на то, что с каждым шагом приближаясь к сестре, мутанта будто тянуло назад, он, всё-таки пересилив себя, позволил обняться с ней на прощание; девушка не оттолкнула его, но вела себя как-то колюче, боязно и осторожно. Пьетро усмехнулся; хорошо, что хоть перчатки на руки не надела, касаясь его, а то было бы совсем смешно.

- Пора? – Анна старалась выдать из себя искренность, но получалось нелепо. И она, и брат это понимали, от того просто молчали.

- Пора, - согласился Пьетро. – Анна, я… Впрочем, неважно. И тебе тоже удачи.

Парень лишь помахал ей рукой и совсем скоро оказался около автомобиля, широко улыбаясь и посылая всем воздушные поцелуи; как же он будет скучать по всем ним даже первые несколько дней, живя самостоятельно в собственной квартире. Наверно, в эту ночь ему даже не удастся заснуть, но от того как-то интереснее. Открыв дверь Ford’a и садясь на пассажирское кресло, Леншерр помахал своим в окно, а после, когда взревел мотор, отвернулся, ожидая того самого долгожданного момента, когда он выедет за ворота особняка и отправится в путь за новой жизнью с практически чистого листа. И она начинается уже прямо сейчас…

Автомобиль выехал за ворота в сторону горизонта, постепенно удаляясь всё дальше и дальше от фамильного особняка. И когда машина скрылась из виду, Эрик и Магда всё ещё стояли на пороге дома, обнимаясь, все ещё не веря в то, что произошло. На старшую дочь они внимания не обратили, впрочем, как и всегда, но Анна свыклась с этим, однако, стоило ей только подняться на ступеньки и открыть входную дверь, как её чуть не столкнула с порога Ванда, пулей влетевшей в дом. Старшая сестра лишь мельком успела заметить слёзы на щеках девушки; глупая-глупая маленькая девочка, которую предал родной брат. Анна знала о силе Ванды, и о том, что она могла создать при её помощи, и готова была воспользоваться ею в любой момент. И вот юная мутант расстроена… Впрочем, ей-то какая разница – девушка никогда не считала нужным делиться чем-то с сестрой. И эти слёзы на её щеках… Глупая трата времени, сил, энергии! Анна пронаблюдала за тем, как её сестра быстро поднялась по лестнице, явно направившись в свою старую комнату, и решила проследовать за ней; родители всё ещё никак не хотели покидать улицу, видимо, мысленно также отправились в Сан-Франциско вместе со своим ненаглядным сыночком. Хорошо, что хоть одним уродцем в этом доме стало меньше. Ещё бы отца и Ванду куда-то деть – было бы восхитительно. Анна, поднявшись по лестнице и открыв дверь в спальную комнату, застала свою сестру на кровати горько плачущей; для неё уход брата из семьи сродни большой трагедии, если не хуже; будто сотню людей вырезали при ней, причём это сделал он же - такой родной для неё человек… Анна сжала кулаки, шумно выдохнула и, сосредоточившись исключительно на Ванде, подошла к ней и, присев на кровать, положила руку ей на голову, мягко поглаживая шёлк чёрных волос. Сестра никак не отреагировала, зарывшись лицом в подушку и громко рыдая; обиженная на весь мир, на весь свет, на брата, мать и отца, будет очень послушной девочкой в руках Анны – осталось только сыграть знакомый им обеим спектакль.