Презренный кат

— Нет, Осип я не про то. Тут ты сам дурак. Зачем в кабаке степенство потерял? Не надо было. Да и что это за деньги рубль, чтобы из-за него так убиваться? Я не про это. Я, понимаешь, увидел её и обомлел. Про всё забыл, лишь глаза её вижу. Веришь или нет, не знал я раньше, что так бывает? Разорвалось чего-то внутри меня и не срастется никак. Ни в какую срастаться не хочет. У меня же всё было, и одним мигом она весь покой мой нарушила. Вот как такое бывает?

— Вот согласен с тобой Ерема в этом вопросе, — таинственно зашептал не состоявшийся ямщик, наполняя очередные чары, — с бабами ухо только востро держать надо, иначе пропадешь. Тебе надо было кукиш в кармане сложить. Бабы они страшную силу имеют. Вот Лушку мою взять, всем баба хороша, но стоит мне только за порог, так она сразу же глазом косит, а чего косит, непонятно. Это уж потом мне люди умные сказали, что не Лушка это косит, а сатанинское естество в ней шевелиться начинает. Не зря говорят, что не успеет баба родиться, а к ней уж под подол дьявол садится. Ты думаешь, что Сухорук, просто так сегодня к нам пришел? Не так. Лушка его привела. Я точно знаю, что она. Мне бы раздавить её, как гниду, а я не могу. Не могу никак сатанинские чары её одолеть. Такие вот дела. Я человек тертый, поэтому и тебе Ерема секрет против этого естества сейчас открою. Бабу надо чаще промеж глаз бить. Очень сатана такого удара страшится. Совсем уходить не хочет, но страшится.

— Как так промеж глаз?

— А просто, хрясть и всё тут. Я Лушку часто так учу. Как замечу, что она косит, так промеж глаз ей сразу. Как двину, так сатана сразу в Лушкины пятки прячется, знаешь, как она после удара этого ногами сучит. Я тебе покажу как-нибудь. Обязательно покажу. Она у меня теперь, как шелковая ходит. Иначе нельзя. Я ведь люблю её дуру.

— Не смогу я Анюту ударить, Марфу смог бы, а её не смогу, — усмехнулся кат, поднимая со стола ковш. — Никак не смогу. Вот, что хочешь, со мною Осип делай, а не смогу.

— Плохи твои дела Ерема. Околдовала она тебя. Пропал ты теперь. Тебя только зелье отворотное спасет. Я-то знаю. У меня ведь бабка — колдунья была. Всей округе она ворожила. Спрячусь я, бывало за печку и слушаю, как она колдовство свое творит. Возьмет метлу в руку, семь свечей зажжет и шепчет. «Прилетай белый кречет из чиста поля. Садись на грудь могучую Ванюшки Пухова да коли его по сердцу копьем вострым. Потом спряди из плоти его, жил числом семь, да сплетай веревку крепкую, крепче которой и свет не видывал, веревкой той привяжи к нему красну девицу Нюрку». И долго она так бормочет. Я уж усну за печкой-то, а она всё бубнит и бубнит. Это она тетке моей жениха ворожила, когда та в девках засиделась. Представляешь у её подруг уже по двое ребятишек, а тетю Нюру никак со двора сбыть не могут. Вот они за Ваньку Пухова, за соседа нашего и взялись. Достали парня, свели к венцу. Как уж он сопротивлялся, а против колдовства никуда, телком к церкви побежал. Телком. Ты меня Ерема послушай, я тебе и не такого расскажу. Вот помню, забрел я ночью в монастырь один, а он женским оказался. Вот где я страху натерпелся. Вот где сатанинское племя обитает. Слушай, чего там со мной было.

Осип долил остатки из бутыли по кружкам и жестом предложил Чернышеву выпить перед долгим рассказом. Еремей выпить-то выпил, всё как положено сделал и усы рукавом утер, а вот рассказа слушать не захотел.

— Не нужны мне Осип твои сказки, — сказал он, грустно рассматривая что-то на стене. — Не до них мне сейчас. Ты б мне лучше помог Анюту из неволи вытащить, а сказок мне не надо. Не хочу. Я их за свою жизнь столько наслушался, что тебе столько и не снилось никогда. Меня теперь от этих сказок всегда в тошноту вводит или в другое какое бедствие. Это я тебе как другу признаюсь. Не люблю я сказок в последнее время. От них беда только да неприятность. Лучше давай Анюту искать. Только вот найдем ли? Переживаю я, и душа у меня от переживания этого нестерпимым огнем горит.

— Конечно, найдем, — вытаскивая из-под стола еще одну бутыль, бодро пообещал Осип. — Только ты ей сразу промеж глаз врежь, как другу советую, врежь. Вот как послушаешься меня, так сразу всё светлее станет для тебя вокруг. Ты же не её бьешь, ты же сатану к ответу призываешь. Ты, когда бить будешь, про неё и не думай совсем. Спасибо потом мне скажешь, до земли поклонишься. Попомни мои слова.

— Не смогу я.

— Вот дурачина ты Ерема, вот дурачина. Я тебе ж добра желаю, а он «не смогу». Надо тебе смочь, очень надо, иначе не будет тебе покоя во веки вечные. Пойми ты меня, дорогой мой товарищ, пойми. Уж я-то знаю!

— Не смогу, — упрямо покачал головой кат. — Что хочешь со мною делай, но не смогу.

Еремею очень захотелось рассказать другу про то какая она, его Анюта, но глаза его уж больно слипаться стали. Глаза закрывались, и язык заплетаться надумал. И сколько не сражался кат со сном, а не смог его одолеть. Очень скоро налились его веки тяжелым свинцом и закрылись сами собой.

Заснул Чернышев прямо за столом, а проснулся почему-то на лавке. Как он там оказался, не понятно? Еще непонятно было, откуда в избе столько народу появилось. За столом сидело с десяток угрюмых мужиков, которым сердитая Лукерья с великим трудом успевала наполнять резво пустеющие чары. Еремей приподнялся с лежанки, зевнул, поперхнулся чем-то и громко закашлялся.

— Ага, вот и Ерема проснулся, — загоготал над ухом ката его новый друг. — Ну и спать ты Ерема гораздый. От твоего храпа Лукерья чуть было родить не собралась. Правда, Лукерья?

Мужская компания искренне заржала от вопроса, а Луша, сверкнув вроде бы покорным взором, умчала по хозяйству.

— Давай Ерема к столу, — продолжал хлопотать возле лежанки Осип. — Поправишься немножко, да на дело пора идти. Давай поскорее, а то уж вон сумерки на дворе.

— На какое дело? — недоуменно заморгал сонными глазами Чернышев. — Некогда мне по делам ходить.

— Как на какое? Как так некогда? Не ты ли меня просил Анюту свою из графских лап вытащить. Или передумал уже?

— Нет, не передумал.

— Раз так, тогда собирайся. Вон на улице-то, уже стемнеет скоро. Давай, давай, поторапливайся.

Стоило Еремею осознать, что Осип действительно предлагает ему помощь по спасению Анюты, весь сон слетел с него, как лист с березы к первой метели. Кат вскочил с лежанки, выпил за столом все предложенные ему кружки, и сам уже поторапливая собравшуюся компанию, стал топтаться у порога.

— Ну и прыткий у тебя дружок Оська, — наблюдая метания Чернышева, покачал головой одноглазый мужик со шрамом на пол-лица. — Да посиди ты егоза! Степка еще не пришел. Не мельтеши, а то ведь звездану кистенем по затылку и ни какой Анюты тебе уж тогда не захочется. Верно мужики?

Мужики опять заржали, а Осип, ухватив Еремея за рукав, оттащил его от порога в сторону красного угла.

— Ты это, Ерема, — зашептал он, усаживая ката на лавку, — посиди пока. Степка за домом графским сейчас следит. Как можно будет туда пойти, он нам тогда и скажет. Ты пока вот что, ты посиди пока на лавке. На-ка, вот выбери себе оружию какую-нибудь, чтоб сподручнее было Анютку твою спасать…

Осип развернул перед Чернышевым холстину, на которой лежали: кривая сабля, кистень, два топора на длинных ручках, кривой нож с отломанным острием и обломок старинного копья. Еремей чуть ухмыльнулся, вспомнив, как Ушаков обучал их фехтовальному искусству на березовом чурбане, и выбрал саблю. Топор, как оружие он как-то не очень уважал, даже больше сказать, надоел ему этот инструмент за годы службы царской, а к кистеню вообще отвращение имел. Разбойное это оружие, такое доброму человеку и в руки взять совестно.

— Саблю вот возьму, — твердо сделав выбор, поднял с холстины оружие кат. — Только зачем она мне?

— Как зачем? — вздернул плечом дружок. — Мы вот, как стемнеет поболее, так к дому Апраксина опять и поползем твою Анюту выручать. Я попросил ватагу Фомы Одноокого помочь в нашем деле. Согласился он, и потому действовать вот так будем. Для начала собак потравим, а потом на приступ пойдем. Там часть графского огорода погорела, так, что пробежим мы оттуда все вместе, так быстро, что никто и оком моргнуть не успеет. Дальше ты беги в дом Анюту искать, а мы подвалец еще раз посетим, ну, чтобы времени не терять даром. Сам понимаешь, что просто так Фома бы в графский терем приступом не полез. Ему ведь тоже свою выгоду соблюсти надо. Так что, пока ты зазнобу свою вызволяешь, мы из подвала кое-что заберем. Только ты Ерема торопись, времени у нас мало будет, Солдаты могут прибежать. Они там недалеко квартируют. Быстрее ищи, а в помощь я тебе Степку определю. Смышленой малец, а уж кистенем вертит на загляденье да и верткий к тому же.