Страница 17 из 40
Несмотря на довольно сложные внутрисемейные отношения, традиция семейных обедов поддерживалась императрицей Марией Федоровной неукоснительно.
Мария Федоровна
Периодически семейные обеды проходили в Аничковом дворце, на которые собирались все Романовы:
«семейный обед у нас, отобедали, Император переоделся у меня и отправился в Царское Село… к Матушке» (17 апреля 1822 г.);
«обедали вдвоем у окна, Матушка, иду встречать, хочет у нас обедать, поднялся устроить… обедали втроем» (18 ноября 1825 г.).
Иногда родственники шли в Аничков дворец буквально чередой, друг за другом: «вернулся, Михаил, уходит, Император, уходит, Матушка, уходит» (23 марта 1822 г.); «Ангел, говорил, Матушка, уезжает, он тоже» (14 апреля 1822 г.); «Ангел, говорил, уходит… Матушка и Нелидова, говорил, уходит» (29 июля 1822 г.); «к жене, Матушка, иду ее встречать… Михаил, обедали впятером, много смеялся» (15 декабря 1822 г.); «у жены, пил чай, Матушка, спустился к детям, дурачества, Матушка уходит вместе с Нелидовой, провожаю ее» (31 декабря 1822 г.); «Ангел и Матушка, к детям, спустился, Ангел уходит, потом Матушка, провожаю ее» (27 января 1823 г.).
Видимо, в основу этих взаимоотношений легли не только родственные теплые чувства, но и то, что в 1823 г. Александр I окончательно определился с преемником[161]. Поэтому и Константин Павлович, находясь в Петербурге, старался бывать в Аничковом дворце: «Константин ужинает у нас, Император прогуливался в санях с женой[162]» (4 января 1822 г.). Вначале 1824 г. Александр I счел необходимым выехать на окраину Петербурга, чтобы встретить возвращавшихся из-за границы Николая Павловича с супругой: «Ангел подъезжает в санях, вышел из экипажа, обнялись, он садится с моей женой, я в своих санях, обогнал их в городе и встретил Ангела и жену в дверях, на лестнице старуха, к детям, Саша вырос и похудел, княгиня, Варенька, поднялись с Ангелом и детьми… к жене, дети в залах, дети, чай, они уходят» (25 февраля 1825 г.).
Аничков дворец при Николае I
Примечательно, что великая княгиня Александра Федоровна моментально отреагировала на фактическое изменение своего статуса, хотя и в отдаленной перспективе. Императрица Елизавета Алексеевна, пылая негодованием, писала свой матушке (8 сентября 1819 г.) о «некой особе» потребовавшей «упоминать на богослужениях новорожденную[163] раньше великих княгинь Марии и Анны, хотя моя первая дочь – дочь наследника престола, упоминалась после великих княжон. Ее старались убедить в том, что сестры ближе Императору, нежели племянницы. Она с таким упорством видит Николая и его потомство на троне, что это испугало бы меня, если бы речь шла о ком-нибудь другом»[164].
Тема возможной передачи трона супругам из Аничкова дворца волновала Елизавету Алексеевну и годы спустя. В письме от 6 апреля 1823 г. она писала «Эта бедная Александрина часто огорчает меня, когда видишь такое поведение, которое сходит ей с рук. Опыт и прожитые годы подсказывают, каковы могут быть от сего следствия… Даже без особых к тому оснований, Александрина дает поводы для всяческих о себе пересудов. Она разрушает ту, столь необходимую, особливо у нас, преграду, каковая должна существовать вокруг особ царствующей фамилии… поведение Александрины часто заставляет меня вспоминать о Марии Антуанетте… Может быть, ради блага всех, и ее в том числе, Бог устроит так, что Александрина не возвысится до самого верха ранее сорока лет, когда, можно надеяться, у нее будет немного больше ума»[165]. Императрица, конечно, не могла знать, что Александрин «возвысится» не через десятилетия, а всего через три года – в декабре 1825 г.
Но внешне отношения между Зимним и Аничковым дворцами оставались ровными, и родственники дарили подарки: «Император, чрезвычайно добр, подарил мне дорожные санки, уехал» (17 января 1822 г.); «у жены, рисовал, смотрел, как распаковывают фарфоровый сервиз, [подарок] мне от короля Прусского, великолепный, Моден, Блок, с Берлинской фарфоровой фабрики, Ангел, иду ему навстречу» (14 мая 1823 г.). Этот немецкий сервиз, видимо, стал маленькой сенсацией и поводом к посещению Аничкова дворца разными лицами. Именно тогда Аничков дворец начал посещать влиятельный А.А. Аракчеев: «Аракчеев, веду его смотреть комнаты моей жены, Ангел, иду с Аракчеевым смотреть королевский сервиз… Говорили втроем с Ангелом… Матушка, графиня, Михаил, пошли смотреть сервиз» (16 мая 1823 г.); «Аракчеев приходил повидать мою жену» (18 апреля 1825 г.).
Аничков дворец со стороны Фонтанки
Примечательно, что Фонтанка летом активно использовалась как транспортная артерия. 29 августа 1822 г. Николай Павлович прибывает «из Елагина в Аничков на куттере… по Фонтанке, пристали к берегу, пешком к нам, к детям, поднялся, работал». 24 мая 1825 г. семья начала свой переезд в Царское Село по воде: «…пошел с женой пешком через главный вход на Фонтанку, толпа, сели в куттер, Качалов, Саша, Лейтен, г-жа Гесс и Регенсбург[166], по Фонтанке, Семеновскому каналу, Обводному к Московской заставе… отправились с Сашей и женой в четырехместном ландо в Царское Село… прибыли и высадились у Нового дворца».
Когда в Петербурге в 1824 г. произошло катастрофическое наводнение, великий князь находился в отъезде. Из депеш он узнал о том, что вода из Фонтанки докатилась до дворца. 12 ноября 1824 г. Николай записал в дневнике: «…узнал от Миллера[167], что надо проехать через Поцелуев[168] и перспективу, чтобы попасть к себе, прибыл к себе в 11 1/2, след от воды в вестибюле на 6 ступенях, все попорчено, к малышам, Мэри просыпается и узнает меня, Блок, поднялся к Саше, спит, у себя, говорил, узнал, что весь низ дома был затоплен, мои лошади в комнатах Блока и в коридоре, караул выбирался через окно и пр., написал Матушке, разделся, написал жене, ужинал, лег».
Относительно стабильная и спокойная жизнь семьи великого князя Николая Павловича в Аничковом дворце закончилась 22 ноября 1825 г., когда в Зимнем дворце получили известия о болезни Александра I. После этого Николай несколько дней провел в Зимнем дворце, отмечая, что «спал одетым» (26 ноября 1825 г.). Наконец, 27 ноября 1825 г. он записал в дневнике: «В библиотеке моего Отца, Милорадович, вижу по его лицу, что все пропало, все кончено, что нашего Ангела нет больше на этой земле! – конец моему счастливому существованию, что он для меня создал! Его службе, его памяти, его воле я посвящаю остаток моих дней, все мое существо, помоги мне Господь и дай мне его в Ангелы-хранители».
Фактически с этого дня Николай и Александрин переселились в Зимний дворец, но дети продолжали оставаться в Аничковом дворце. 3 декабря 1825 г. Александра Федоровна записала в дневнике: «Какие решающие дни! Я уже грущу при мысли о том, что мы больше не сможем жить в нашем доме, где мне придется покинуть мой милый кабинет, что наша прекрасная частная жизнь должна окончиться. Мы были так тесно связаны друг с другом, мы так неизменно делили друг с другом все наши горести, печали и заботы! Ах, это горе, эта боль в сердце – она все не прекращается, не прекращается также и тревога, ожидание этого неизбежного будущего!…Мой жребий все же прекрасен. Я буду и на троне только его подругой! И в этом для меня все!»[169].
161
Эти намерения официально оформлены Манифестом в 1823 г.
162
Воспаленный мозг некоторых из пушкинистов (Викторова К.П. Дело о «Гаврилиаде» // Наука и религия. 1996. № 2) связывает теплое отношение Александра I к супруге младшего брата с предположением, что будущий Александр II прижит Александрой Федоровной от Александра I. В качестве одного из аргументов приводят фразу А.С. Пушкина в письме к Вяземскому (1 сентября 1828 г.), который упомянул: «До правительства дошла, наконец, „Гаврилиада“». См. подробнее: Долли Филькельмон. Дневник. 1829–1837 гг. Весь пушкинский Петербург. Примечания С. Мрочковской-Балашовой. С. 549–551.
163
Великая княжна Мария Николаевна родилась 6 августа 1819 г.
164
Елизавета и Александр. Хроника по письмам императрицы Елизаветы Алексеевны. 1792–1726 гг. М., 2013. Письмо № 73.
165
Елизавета и Александр. Хроника по письмам императрицы Елизаветы Алексеевны. 1792–1726 гг. М., 2013. Письмо № 101.
166
Регенсбург Генриетта Ивановна – камер-юнгфера великой княгини Александры Федоровны.
167
Миллер Карл Яковлевич (1779–1828) – статский советник, лейб-медик
168
Один из мостов на Мойке.
169
Из дневника императрицы Александры Федоровны (27 ноября 1825-13 (25) июля 1826).