Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 97 из 233

— И что сказал малыш Джонсон? — спросил Бреслер.

— Ничего. Он исчез.

— Итак, он взял свои 50 тысяч кровавых денег и потом слинял в неизвестном направлении? — предположил Бреслер.

— Может быть, — сказал Хилл. — Проблема в том, что мне удалось побывать на кухне в «Шератоне», в кабинете заведующего, и взглянуть на рабочее время в карточке Джонсона. Он не отмечал карточку вечером 8 февраля. Это был даже не его рабочий день, когда взяли Нордфельдта.

— Похоже, ты должен немного поговорить с адвокатом Ван Миком, — сказал Бреслер.

— Мы и поговорили, — сказал Хилл. — Точнее, задержали его вчера вечером. Поскольку он — адвокат, я зачитал ему вслух Протоколы Дершовица из ФБР по моему собственному экземпляру, пока коллега раскладывал иглы. Просто, чтобы дать ему понять, что всё законно и честно. Мы даже не прикоснулись к нему. На середине второй страницы Ван Мик уже молил о пощаде. Он признался, что его принудили к этому полицейские Портленда.

— Портлендское бюро? Не ФБР и не министерство внутренней безопасности? — резко спросил Бреслер.

— Портлендское бюро полиции. Два детектива первого класса, очень неприятные твари из старого, ещё до событий 22 октября, отделения преступлений на почве ненависти, коричневая кукла Барби по имени Елена Мартинес и её партнёр, большой мерзавец-ниггер Джамал Джарвис, они же Мами и Обезьяна.

— Я знаю эти имена и видел несколько фотографий, — сказал Бреслер. — Они стоят в расстрельном списке почти с 22 октября, но мы вроде как не смогли их достать.

Хилл кивнул.

— Да, мы даже пару раз посылали Кота Локхарта поохотиться на них, но не повезло. Джарвис и Мартинес осторожные и скользкие. Оба чертовски хорошо понимают, что Партия припомнит им старые делишки, и они отмечены «крестом». Твари убрались из своих старых берлог и сейчас живут где-то под крышей, спрятали свои головы и передвигаются, не привлекая внимания. Это вписывается в то, что мы слышим о них сейчас: они ведут секретную сыскную работу для портлендского управления. Их имена всплыли в связи с другими делами. Все в отделении, и даже дворник Центра юстиции, знают, что эти двое что-то мутят, но никто не знает, что. Теперь Ван Мик говорит, что это они навели его на тот ложный след с Элвином Джонсоном. Он поклялся, что ничего больше об этом не знает, и я ему верю. Ван Мик просто сделал то, за что ему заплатили. Он понятия не имеет, где официант. Я думаю, что, к сожалению, бедного белого парнишку Джонсона просто пустили в расход, и ЗОГ «испарил» его в целях маскировки и защиты своей крысы.

— Полагаю, адвокатишка уже похоронен на свалке? — мельком спросил Бреслер.

— Нет, я отпустил его, — сказал Хилл.

— А стоило ли? — спросил начштаба.

— К сожалению, я был вынужден снова выпустить адвоката в общество, но это просчитанный риск, — ответил Хилл. — Что бы ни прогнило в датском королевстве, я хочу, чтобы никто в центральной штаб-квартире полиции не узнал, что мы с ним поработали. Если бы Ван Мик исчез, Мартинес и Джарвис поняли бы, что мы их разгадали. Мы заставили Ван Мика потеть, как свинью, в том числе его ладони, и я заставил его крепко подержать незаряженный дробовик и пистолет калибра 9 мм. И заставил его прочитать пару стандартных онлайновых пропагандистских текстов и лозунгов Добрармии на цифровой магнитофон. Объяснил ему, что если он скажет хоть слово кому-нибудь о нашей маленькой встрече с глазу на глаз, то его голос прозвучит на всех незаконных интернет-сайтах Добрармии, а оружие с его отпечатками будет найдено рядом с трупами полицейских Портленда. Парень этот — грызун, с крысиным инстинктом самосохранения, и он не захочет снова увидеть эти иголки Дершовица, выложенные для него где-нибудь в секретной камере министерства внутренней безопасности. Ван Мик будет держать рот на замке. Я надеюсь. Так вот эти наши девять сомнительных случаев. Уже улавливаешь общую картину, помимо того, что всё это, кажется, связано с внезапно проявившейся удивительной успешностью бюро полиции Портленда?

— А я не уверен, — усомнился Бреслер.





— Я уверен, что ты видел в СМИ, здесь и в других городах, как ФБР, министерство внутренней безопасности или другие полицейские арестовывают или убивают наших людей, врываются в наши конспиративные дома, захватывают оружие или как-то препятствуют и затрудняют наши операции, — терпеливо объяснил Хилл. — Каждый раз, когда федералам удаётся что-то подобное, они бегут на «Си-Эн-Эн» и выглядят, как кошка, которая налакалась сливок, и заводят своё «мы действовали с использованием ряда наших источников», «совершенно секретно», «без комментариев», подталкивают друг друга локтями, подмигивают, мол, ну, вы понимаете.

Они хотят заставить нас нервничать, стать параноиками и убедить своих сторонников, говоря, что у них в Добрармии большая сеть информаторов, которых нет, иначе все мы были бы мертвы или сидели в тюрьме. Несколько федералов смогли ненадолго проникнуть к нам, но все они были на вторых ролях, их заметили и устранили, до того, как они причинили слишком большой ущерб. В том и состоит великое значение правила: «Не ты вступаешь в Добрармию, а Добрармия находит тебя». Для того чтобы их лазутчик проник глубоко, почти наверняка это должен быть один из наших людей, который испортился, уже попав к нам, из-за личной обиды или денег. Пока такого не случалось. Постучим по дереву.

— Во всяком, случае, тебе об этом неизвестно, — сухо напомнил ему Бреслер.

— Верно, насколько мы знаем, — признал Хилл. — Этот обычный официальный обман, введённый правилами психологической войны «Сентком»[44], обязательными для всех федеральных ведомств и местных правоохранительных органов. Процедура, которую портлендские полицейские внезапно стали полностью нарушать. В каждом из этих девяти эпизодов они изо всех сил пытались предложить нам какое-нибудь правдоподобное объяснение того, как каждое событие произошло. Зачем они так делают?

— Скорее всего, пытаются отвлечь нас от того обстоятельства, что у них теперь есть настоящий стукач, — тяжело вздохнул Гэри.

— А теперь — сюрприз, — сказал Хилл. — Ты слышал об этом бардаке у нас вчера вечером в Макминнвилле?

— Да, слышал, что копы устроили перестрелку с какими-то мексикашками, а Рэд Морхаус и Томми Койл сидели на местах в переднем ряду, — ответил Бреслер. — А что, чёрт возьми, на самом деле там случилось? В СМИ сообщили, что просто какие-то бандюки болтались там и повели себя плохо. Ты хочешь сказать, это была не случайность?

— Бандюки были настоящие, верно, — сказал Хилл. — Я изучал дело крайне тщательно, и сама перестрелка, похоже, была именно такой, как сообщали СМИ. Кучка бандитов приехала на машине и ограбила винный магазин, а водитель так нажрался или был под кайфом, что протаранил полицейскую машину, и все они были вдрызг пьяные. Полицейские пристрелили двух мексикашек, а два других сидят под замком и ждут начала юридического процесса по всем правилам, чего белым уже никогда не светит. Я отчасти склонен считать этот случай ещё одним примером удивительного божественного вмешательства. Бог, похоже, то и дело приходит нам на помощь, после того, как белый человек начал подниматься на борьбу. Смелого пуля боится и тому подобное. Эта заварушка, возможно, спасла нас от кой чего похуже.

— Ну так что мы там делали?

— Шоу Дикого Запада разыгралось прямо перед витриной магазина, в котором Добрармия проводила специальное совещание командования, — пояснил Хилл. — Нам докладывали о новом плане ЗОГ. Организуется какой-то спецотряд для силового вторжения на Северо-Запад и расправы с нами, разжигателями ненависти, что-то вроде Федеральной полиции по борьбе с внутренним терроризмом. Видимо, они будут походить на «чёрнорыжих»[45] в Ирландии сто лет назад.

Пока всё это в проекте, но мистер Чипс привёз нам обращение Совета Армии начать подготовку тактических и стратегических планов борьбы в условиях большого увеличения числа федеральных «сапог» на улицах и применения ими гораздо более жёсткой тактики. Я был там от Третьего отдела, представляя полковника Редмонда, а Томми Койл с Гарри Хэнноном прибыли для проведения мозгового штурма.

44

Сентком — Объединённое центральное командование ВС США. — Прим. перев.

45

Английские карательные отряды в Ирландии, в 1920-23 годах подавлявшие национально-освободительное движение ирландцев. — Прим. перев.