Страница 6 из 233
Хэтфилд распахнул дверь, вошёл в комнату, и обнаружил в ней только врагов, которых надо уничтожить. Он хотел этого и сделал, что должно. По дороге в Асторию от дома с убитыми Зак ещё раз убедился, что был прав, отослав тогда то сообщение.
Он поехал к знакомому месту вблизи Хаммонда, в самом устье могучей реки, где она впадает в океан, к отвесной скале, и зашвырнул обрез и патроны в глубину. Куртку, бахилы и перчатки, сложенные в чёрный пластиковый мешок для мусора, надо было изрезать на полоски и сжечь до утра.
Обратно в магазин Зак вошёл точно в 12 часов.
— Как ужин? — спросил Экстрем, подняв взгляд от стола в конторке, где он строчил какие-то учётные документы.
Вошберн, сидя в углу, потягивал из большой пластиковой кружки покупной латте из ночного эспрессо-автомата.
— Кстати, я взял тебе большой бутер из целой булки с мясом, сыром и помидорами, пока «Дели» Ларисы не закрылось, — показал Вошберн на завёрнутый в бумагу бутерброд и вторую кружку кофе рядом с коричневым бумажным пакетом.
— Спасибо, — поблагодарил Зак и почувствовал голод. Развернул бутерброд и вгрызся в него.
— Дело сделано, — проговорил он с набитым ртом.
— Обеих? — спросил Вошберн.
— Обеих.
— Были трудности? — спросил Экстрем.
— Никаких.
— Ты написал слово на стене? — продолжал расспрашивать Экстрем.
— Написал. Не знаю, когда они найдут тела, но когда найдут, клянусь, что вы услышите крик ужаса «Дейли Асториан» отсюда до Кус-Бэй.
— Ну, ничего не поделаешь, — вздохнул Вошберн.
— Не совсем так, — возразил Хэтфилд. — Я думаю несколько раз всё повторить на бис.
— Что-что? — переспросил Экстрем.
— Чарли, ты помнишь, в прошлом году летом я просил тебя пойти на одну встречу? — напомнил Хэтфилд. — Ну, ту, когда что-то вдруг случилось, и ты отказался?
— Ну да, — осторожно ответил Вошберн. — Я сейчас точно не помню, что произошло.
— У тебя, наверно, внезапно прорезался здравый смысл. Ладно, забудь об этом, — пожал плечами Зак. — Это было прошлым летом. Теперь всё изменилось. Последнее я хочу кое-что сказать о сегодняшнем вечере, а потом, если вы, ребята, захотите уйти, не будет никаких обид, и кто знает, не окажетесь ли вы чертовски умнее меня? Я никогда не повторю этого снова, а сейчас просто выслушайте меня. Вы оба знаете, что я знаком кое с кем, и вы всегда избегали заводить разговор на эту тему. Я очень ценю ваш такт, и сам никогда не настаивал на разговоре, потому что считал, что раз вы знаете, то это ваш выбор, или вы не хотите говорить на эту тему. Но то, что произошло в Кёр-д'Ален, меняет дело. Теперь мы знаем, чего можно добиться. Мы потерпели неудачу в Кёр-д'Ален, но партия не была уничтожена. Я знаю, потому что связан с людьми, которые бежали из Кёр-д'Ален и всё ещё сражаются, ведя партизанскую войну, чтобы создать нашу собственную белую страну здесь, на Северо-Западе. Это будет долгий, кровавый и страшный путь, но мы верим в победу.
— Почему ты так считаешь? — с любопытством спросил Вошберн.
— Короткий ответ? Бог на нашей стороне, — просто ответил Зак.
— О-о-о-о'кэ-э-эй…., - протянул Вошберн. — И откуда ты это знаешь?
— По тому, что произошло в Кёр-д'Ален, и что случилось со мной сегодня вечером, — пояснил Зак. — Это — Божий знак для нас. Неважно, победим мы или проиграем, или я где-то лоханулся и завтра вечером в это же время попаду в тюрьму по обвинению в двойном убийстве. Не это главное.
Главное то, что это совершилось. Что мы это сделали. Бог вернул Белому человеку мужество. Мужество восстать и бросить вызов законам наших угнетателей. Мужество сопротивляться с оружием в руках, а не за клавиатурой компьютера. Мужество снова быть мужчинами, настоящее мужество, что идёт из сердца, а не от банки дешёвого пива или бутылки виски. Раньше у нас никогда не хватало мужества, до сегодняшнего дня, и именно поэтому белые всегда проигрывали. Нам было стыдно от того, что мы такие. Мы стыдились быть теми, кто мы есть.
Хватит! Парни вроде меня, и Старик и многие другие провели всю свою жизнь на коленях, моля Бога сделать для нас только одно — вернуть нам мужество, мужество наших предков. Пусть даже лишь на одно последнее славное сражение, чтобы мы могли умереть стоя, а не жить на коленях и сойти с исторической сцены с высоко поднятой головой. Бог внял нашим молитвам. Теперь у нас снова есть мужество. Я не знаю, как это произошло, но мы получили его обратно. Мы вернули своё, когда сделали это дело сегодня, потому что, хотя я нажимал на курок, вы, ребята, так же, как и я, взяли на себя ответственность. Когда я добрался до того дома, то там меня не поджидали полицейские. А когда вернулся вечером, то вы вдвоём всё ещё были здесь, на своём посту, а не прятались дома под кроватью, проглотив ящик пива или бутылку виски, чтобы заглушить свой страх, и вы показали себя точно так же, как и я. Бог тоже вернул вам мужество, ребята, и любой из вас, если бы пришлось, смог бы сделать, что и я, сегодня вечером.
Зак передохнул, ещё раз откусил от бутерброда, прожевал и проглотил.
— В любом случае, я намерен поговорить с кое-какими людьми о вступлении в Добровольческую армию Северо-Запада и создании здесь её подразделения. Ребята, вы со мной?
— Да, — спокойно и без колебаний ответил Экстрем.
— Да, — кивнул Вошберн.
— Добро пожаловать в ряды фанатиков-экстремистов, ребята, — поздравил их Хэтфилд.
Тревожная тройка
О, боги, вы даёте слабым силу И учите, как побеждать тиранов:
Ни камни башен, ни стальные стены,
Ни душные темницы, ни оковы Не могут силу духа превозмочь;
А человек, коль жизнь невыносима,
Всегда земные узы может сбросить.
Я это знаю, пусть весь мир узнает,
Что рабства груз, гнетущий жизнь мою,
Могу я по желанию отбросить.
Трое друзей вновь встретились в дождливых серых сумерках декабрьского дня, в старом домике на пляже «Киванис Клаб», что на вашингтонской стороне реки Колумбия, примерно в полукилометре от гигантского моста по шоссе 401. В сборном домике с бетонным полом было холодно, как в холодильной камере, так что будущие повстанцы не снимали своих толстых зимних курток и шапок, хотя здание защищало от ветра и сквозняков, и в нём было электричество. В домике стояли столы для пикников и несколько пластиковых стульев, стол для пинг-понга, прислонённый к стене, который можно было раскладывать на столах для пикников, если кто-нибудь хотел поиграть, имелась раковина, обшарпанный старый холодильник и несколько шкафов. Соседний пляж был просто узкой полоской гальки вместо песка, но в летнее время служил сносным местом для рыбалки и весёлых пикников. В наступающей темноте стали проступать зелёные, красные и белые рождественские огни, мерцавшие в Астории за рекой и игравшие в воде.
— Я включу обогрев, — занялся газовой плитой в углу Чарли Вошберн и зажёг все горелки. Он нашёл в одном из шкафов большую кастрюлю, наполнил её водой из раковины и поставил на одну из горелок.
— Растворимый кофе на всех, так сказать. Эти чашки выглядят более-менее чистыми, и я вижу, что для нас со Дня труда осталось ещё немного сахара и сливок. Ладно, Зак, ты снова задаёшь нам пирушку сегодня вечером?
— Мы ждём человека по имени Мистер Чипс, которого послали из Олимпии, — объяснил Хэтфилд. — Само собой, он в розыске, и если только нас заметят в его компании, мы все окажемся мечеными.
— Как будто мы уже не меченые, а? — хмыкнул Вошберн. — Думаю, что Лир прекрасно знает, кто уделал Лидди Кинг и эту лесбо-страшилу Праудфут. Он с усмешкой посмотрел на меня, когда мы говорили о твоей ночной оплачиваемой работе в магазине. Все знают, что мы самые близкие друзья Стива, а военное прошлое Зака уж точно не секрет.
— Ну да, со мной то же самое. Думаю, Тэд всё знает. Просто не может ничего доказать, — добавил Экстрем.
— Не думаю, что он хочет что-то доказывать, — возразил Хэтфилд. — Он знает Стива столько же, сколько и мы. Род Берри сказал мне, что Тэд чуть не плакал, когда ему пришлось идти брать Стива и вести его в тюрьму по этому долбаному ордеру, когда те две суки заявили на него. Он знает, как было дело, и что сотворили Лидди и эта лесбиянка со Стивом и девочками. Не думаю, что Тэд слишком расстроился, когда ему пришлось выпустить Стива из тюрьмы, и что он будет искать убийц усерднее, чем требует от него здешнее политкорректное начальство.