Очищение (ЛП)

— Вы не любите федеральных агентов, мистер Энглхардт? — удивился Локхарт.

Старик нахмурился.

— Я не люблю всех, кто связан с правительством, которое украло мою пенсию, на которую я всю свою жизнь платил налоги, спустило всё на фондовом рынке, когда ввели те личные инвестиционные счета, как их называли, и оставили меня жить на 445 долларов в месяц компенсации, которые я получаю только потому, что успел выйти из пенсионной программы, когда она сдохла. Когда мои внуки доживут до моих лет, то не получат ни черта, но они всё равно обязаны платить отчисления на затыкание дырок в бюджете этих сволочей в Вашингтоне, которые продули фонд социального страхования, как пьяные матросы.

— Как можно прожить на 445 долларов в месяц? — удивился Хэтфилд. — Вы не против, если я спрошу, как вы можете позволить себе жить в этом месте?

— О, жиды, которые построили эти квартиры, получили навечно полные скидки на все налоги на имущество от продажных пиявок в правительстве штата и округа и не платят вообще никаких налогов, за воду или электроэнергию, пока оставляют по две квартиры для таких старикашек как я, так называемых заслуженных пожилых людей, — проворчал старик. — Я и старая мадам Хоскинз внизу, в квартире «2-Б» внизу, вытащили счастливые билеты. Я — ветеран Вьетнама. Поэтому и узнал этот автомат Джонси. Когда-то я сам таскал старую «М-14». Бетти Хоскинз попала сюда, заявив, что она — лесбиянка, хотя это довольно смешно для женщины в 75 лет, и ей самой стыдно до слёз, но что ещё, чёрт возьми, ей было делать? Если бы не эта квартира, нас обоих отправили бы в приют и, наверно, нам уже сделали бы смертельные уколы. И проклятые цветные врачи не могут убить нас, белых стариков, достаточно быстро после того, как личные страховки закончатся. Но я должен жить целый месяц не на все эти 445 зелёных, сынок. С меня ещё берут из них за эту квартиру 400 баксов в месяц.

— Значит, у вас остаётся 45 долларов, чтобы протянуть месяц. Как вы можете выжить на них? — поразился Хэтфилд.

— Я тебе покажу. Посмотри у меня на кухне, в шкафах за счётчиком.

Хэтфилд пошёл и открыл шкафы. И увидел длинные ряды банок.

— Собачий корм?! — ахнул поражённый Зак, в ужасе не веря своим глазам. — Вы живёте на корме для собак? Матерь Божья!

— К тому же на дешёвом, — фыркнул Энглхардт. — Да, я получаю кое-какую помощь в местном пункте раздачи еды для бедных, если успеваю попасть туда рано утром в понедельник, пока толпа мексиканцев не расхватала все приличные продукты. Обычно мне дают немного риса и бобов, а иногда сушёную картошку с луком, и я научился варить что-то вроде гуляша. Иногда можно получить острый луизианский соус или чеснок, чтобы отбить вкус, хотя большинство других сильных приправ расстраивают моё старое брюхо. Я готовлю всё это в одной кастрюле на плите и оставляю тухнуть. Она перед тобой.

Хэтфилд поднял крышку с кастрюли на плите и увидел клейкую массу, которая была похожа на рвоту.

— Боже милостивый! — простонал он.

Энглхардт пожал плечами.

— Мои двое внуков и внучка помогают мне, когда могут, хотя им самим трудно. Мой сын Адам, их отец, был убит в Ираке ещё в 2007 году. Сын должен был работать на компанию «Халлибертон», но оказалось, что на самом деле его наняли как субподрядчика, который подпадал под Главу 11 Кодекса. Поэтому компания не выплатила все пособия в связи со смертью, как обещала своим сотрудникам.

Мой внук Тодд был в Газе и перечислял мне часть своей зарплаты, но потом он вернулся без ноги, и его выгнали, так что денег не стало. Другой внук Джордж безработный уже несколько лет. Джордж рассказал анекдот про ниггеров, и какой-то белый придурок донёс на него, так что его внесли в чёрный список. Муж внучки Кэсси сейчас в Афганистане; он предложил мне помощь, но я попросил его сохранить деньги, ведь ему надо заботиться о своей семье.

В любом случае, большинство дел, на которые я хотел бы потратить деньги, мне уже делать поздно. И, в конце концов, в этой квартире действительно есть бесплатное ТВ, так что я могу следить за окружающим миром каждый день до упора. Скажите мне кое-что, ребята, — спросил старик. — Правда, что эти два жида вчера вечером собирались на импортный ужин ценой 60 тонн баксов, доставленный самолётом из Израиля?

— Где вы это слышали? — спросил Локхарт, по-прежнему глядя из окна.

— По «Си-Эн-Эн». Там один раввин из Портленда плакал навзрыд и давился слезами, как припадочный, говоря о том, как эти две замечательные и любящие еврейские птички собирались сесть за такую страшно дорогую еду, и что Джейки потратил уйму денег, чтобы выразить свою любовь к Ирэн. Чертовски много денег, хотел он подчеркнуть.

Вот как жид выказывает свою любовь: тратит огромные деньги. Они оценивают всё в деньгах, всё в мире видится им с прилепленным ценником. И когда я услышал это, то подумал о Тодде, потерявшем ногу защищая Израиль от несчастного народа, у которого жиды украли землю. И отстаивая право жидов жрать еду за шестьдесят штук баксов в трёхстах метрах от места, где я жую корм для собак.

Вон на стене висит медаль «Серебряная звезда» за Кхесань, а мой сын мёртв, мой внук на всю жизнь остался калекой, защищая этих тварей и их дерьмовую маленькую краденую страну. Тех, кого я скоро покину, не ждёт в будущем ничего, кроме глухой стены, а жиды с наглыми мордами сидят там, почти на моих глазах, пихая в себя еду за шестьдесят тысяч долларов. Будь они прокляты! Пусть сгорят в аду! Боже, как хочется есть…

И Хэтфилд увидел, как по щекам старика покатились слёзы.

Энглхардт поднял глаза и тихо сказал:

— Сынки, если это вы были там вчера вечером, вы поступили правильно. Вы сделали хорошее справедливое дело. Никогда не сомневайтесь в этом. Теперь я могу умереть более счастливым, потому что дожил, чтобы увидеть хоть каплю справедливости для меня и моих близких. Может, сегодня вы покажете мне ещё немного. Делайте, что должны, ребята, и не беспокойтесь обо мне.

Телефон Хэтфилда запищал. Он достал телефон и увидел на экране «Я МОГУ ПОПРОБОВАТЬ ЭТО ЗЕЛЁНОЕ ПИВО СЕЙЧАС».

— Они на подходе, — сказал он Коту.

Зак закрыл крышку телефона, но тот почти сразу же запищал снова. На этот раз он прочитал: «ДВЕ ДОСТАВКИ СКОРО БУДУТ ТАМ».

— Хорошо, мистер Грин ждите их. Зелёный внедорожник, полностью тонированные стекла, не забудь.

— Фибам придется выйти из машины, когда они попадут на эту набережную, — уверенно сказал Локхарт. — А когда уроды выйдут, я сброшу их в реку!

Рабанг Миллер в «крайслер аспене», наконец, закончила рвать квитанцию помощника шерифа на самые мелкие клочки, какие могла, опустила стекло и выбросила их. Пангборн, который был за рулем, посмотрел и резко бросил ей:

— Подними стекло! Ты знаешь порядок! Слышала, что сказал шериф? Один из этих людей может быть военным снайпером!

— Возможно, эти деревенщины захотят выписать мне ещё один штраф за мусор? — презрительно усмехнулась Рабанг. — Кроме того, я думаю, что шериф заодно с расистами.

— Да ну? — вежливо произнёс Пангборн и устало закатил глаза. — На чём ты основываешь этот блестящий вывод?

— Я — цветная женщина, — важно ответила она. — Это значит, что у меня нюх на расистов, шестое чувство.

Пангборн вздохнул.

— Слушай, Рабанг, я хочу тебе сказать кое-что, и, если захочешь, можешь доложить обо мне в офис многообразия и толерантности, но лучше послушай. Это для твоего же блага. Не все белые — расисты и участники тайного заговора с целью принизить женщин и цветных. Не все белые мужчины — твои враги, но если ты и тебе подобные не бросят вести себя как последние идиоты, ей Богу, в конце концов, мы ими станем!

— И что же, чёрт возьми, ты имеешь против мне подобных? — холодно процедила Рабанг.

«Вот дерьмо, на этот раз я прокололся!» — простонал про себя Пангборн. «Теперь мне точно светит Ном на Аляске». Он начал придумывать подходящее раболепное извинение, когда мобильный телефон Рабанг проиграл первые несколько тактов песенки «Я — женщина, слышишь, я рыдаю», и она открыла крышку аппарата. Пангборн молча вёл машину и повернул налево на 39-ю стрит, пока Рабанг была занята разговором с кем-то, очевидно, из дорогой частной средней школы её сына в Портленде.