Страница 22 из 233
— Крис, — тихо произнёс Экстрем.
— Я не хотел называть её, если бы ты сам не сказал, Лен, — вздохнул Хэтфилд. — Она — диспетчер, и именно там, где нам кто-нибудь нужен. Она также твоя дочь, и если ты замешиваешь её в наши дела, то, может быть, буквально приговариваешь своего ребёнка к смерти. Я не могу просить тебя об этом, и тем более приказывать, неважно, что я — лейтенант. По крайней мере, ты можешь поставить её в положение, совершенно невыносимое с нравственной точки зрения. И почём ты знаешь, что она нам сочувствует?
— Знаешь, почему Кристина вернулась из Портленда в прошлом году? — спросил Экстрем. — У неё был хороший диплом, и она только что пошла работать в приличном месте. Теперь она вернулась сюда и получает почти минимальную зарплату, каждую ночь сидя за полицейской рацией. Кристи сама хочет стать полицейским. Она всё время просит, чтобы я брал её на стрельбище. И всегда носит рубашки с длинными рукавами и платья или брюки, но никогда не надевает купальник или открытую одежду. Она порвала с Брэдом Гиббонсом и сейчас ни с кем не встречается. Ты никогда не задумывался, с чего бы всё это?
Однажды вечером в Портленде Крис вернулась домой, где её поджидали, вскрыв квартиру, двое негров-наркоманов. А когда закончили её насиловать, то попытались убить разбитой бутылкой от вина. Не убили, но не потому, что не старались. Каждый сантиметр тела Кристи выглядит, как будто она попала в косилку. Об этом никогда не упоминали ни в газетах, ни по телевидению из-за законов о цензуре прессы, которые Хиллари Клинтон протолкнула в свой первый год на посту президента, тех законов, что запрещают так называемое разжигание расовой ненависти, например, статистику преступлений чёрных против белых.
— Боже, Лен! — прошептал Вошберн.
— Почему, чёрт возьми, ты никогда не говорил нам об этом? — резко спросил Хэтфилд. — Почему ты молчал?
— Сначала было нечего говорить, — ответил Экстрем. — Потом сюда приехал Рэд Морхаус, и я сказал. ^азал: «Я с вами». Ночью, когда она просыпается, плачет и зовёт меня: «Папа, папа, спаси!» Теперь, когда я иду к ней, то знаю, что помогаю ей. Всё равно будет трудно, и честно говоря, я даже не знаю, как с Крис начать разговор. Но скоро она будет с нами. Ты был прав раньше, Зак. Сегодня у всех белых есть свои Салли Уитли, собственные Кристины где-то в нашем прошлом, в наших душах. Мы должны сделать так, чтобы эти призраки встали, показали свои кровавые раны и взывали к мести, пока мы снова не станем мужчинами, пройдём по нашей земле и изгоним этих тварей. Продолжай, Чарли. Мы должны делать наше дело.
— Ладно, — всё ещё потрясённо проговорил Вошберн.
— А как насчёт Кэмп Рили и станции Береговой охраны в Уоррентоне, Чарли? — спросил Хэтфилд.
— Это будет операционная база противника.
Хэтфилд кивнул.
— Рили была почти законсервирована много лет, и, если мне не изменяет память, там не так уж много постоянных кадров Национальной гвардии. Больше обслуживающего персонала. И не удивительно, ведь почти вся Национальная гвардия Орегона находится в Ираке или Иране со всем своим снаряжением. У них есть несколько летних лагерей подготовки, и полиция штата Орегон по-прежнему каждый год проводит там пару трёхмесячных базовых курсов, с проходящими боевую подготовку и инструкторами. Что интересно: склада оружия нет. Я слышал, что после Кёр д'Ален всё оружие оттуда вывезли.
Думаю, можно считать Рили кучей будущих мишеней, и одной из наших тактических задач станет оценка, сможем ли мы прижать этих козликов, или, ещё лучше, выгнать их оттуда, сделав слишком опасным и дорогим удовольствием держать там несколько человек в уязвимом положении. В случае успеха, это будет нашей большой психологической победой. Но ты прав, если враг решит, что необходима полная оккупация округа Клэтсоп, именно там разместится база оккупационной армии. Нам нужно осмотреть это место и наметить как можно больше неплановых целей, но мы должны понять, как пойдут дела в долгосрочной перспективе. Мне понадобятся все карты и любая информация, какие только можно достать, Чарли. Надо попытаться разыскать кого-нибудь из местных, кто работал или служил там, и поковыряться в их мозгах.
— Понял, — кивнул Вошберн. — Станция Береговой охраны в Уоррентоне — другое дело. Они — кадровые военные, но не боевая часть. Главным образом спасатели, воздушноморские спасательные операции и вертолётная скорая помощь в устье Колумбии, на «Кладбище кораблей в ^хом океане». Штатное расписание станции, конечно, официально засекречено, но, похоже, там около 150 человек постоянного личного состава, плюс временные работники, экипажи катеров и самолётов, стажёры и временно прикомандированные и так далее. Большая часть спасательных судов для спасателей этой службы расположена севернее по реке на побережье Вашингтона, так что формально это не наш район ответственности, но вертолёты и медицинский персонал размещены там, в Уоррентоне. Конечно, на станции есть ружейный склад, и, я уверен, со всеми видами игрушек, которые мы хотели бы заполучить. Но давайте смотреть правде в глаза, с нашей нынешней горсткой террористов-новичков, по-моему, атака нам пока не по силам.
Кроме медиков большая часть остальных это разный техперсонал, канцелярия, администрация, работники столовой и т. д. Есть небольшой отряд для патрулирования побережья, примерно двенадцать военных полицейских, в основном дорожных. Не думаю, что они доставят нам много хлопот, так как карательные акции против повстанцев не их задача. Хотя, по моим прикидкам, федералы намерены устроить там свой мозговой центр, за забором и колючей проволокой, и со всем этим спутниковым и электронным хозяйством, которое у них там находится. Есть вертолётная площадка, и они могут в любое время вызвать подразделение «Морских львов» и всё, что им понадобится. Конечно, если мы когда-нибудь достанем тяжёлое оружие, вроде миномётов и ракет, то сможем отправить им несколько «любовных записок». Скажем, разве те же палестинцы не устраивали самодельными ракетами настоящий ад?
— Русские «Катюши» лучше, если нам когда-нибудь удастся получить их, — заметил Хэтфилд. — А ещё лучше гаубицы. Меня в армии готовили работать и с ними. Но ты прав, до этого ещё далеко. А ФБР, БАТФЕ?
— На данный момент не ближе, чем в Портленде. Я предполагаю, что наши товарищи в городе будут их отслеживать. И те будут связаны. Хотя всё может измениться, когда мы станем проводить операции вдоль северного берега, то тут, то там. Конечно, я не встречался моими коллегами-разведчиками, так как ещё не знаю ни одного из них, но мне кажется, судя по телеку и газетам, что федералы ещё не разработали никакого совместного или единого плана по борьбе с нами. Федералы всё ещё считают каждое нападение Добрармии преступлением, собираются на месте его совершения, снимают отпечатки и так далее. Но крадутся на цыпочках, словно мыши, ворующие сыр, потому что наши ребята, где только могут, ставят мины-ловушки. Оккупанты принимают вооружённое восстание против их государства за ограбление винного магазина. Что у этих ребят вместо мозгов, дерьмо?
— Это долго не продлится, — мрачно успокоил его Хэтфилд. — То немногое, что ещё осталось от Конституции, будет выброшено на помойку, и скоро на нас опустится железная пята. Ладно, а сейчас моя любимая и самая ожидаемая часть вечера. Как поживает наша местная левая и антифашистская сволочь?
Вошберн ухмыльнулся и вытащил список.
— Это было легко, благодаря публичной библиотеке и прогулке по нашим четырём — пяти левацким книжным магазинам и кафешкам Астории. Вот имена пятидесяти пяти человечков. Почти все они из наших трёх округов, те, кто когда-нибудь писал антирасистские письма в редакцию, организовывал левые демонстрации или мероприятия, руководил группами леваков или работал в предвыборной кампании Хиллари Клинтон.
— Конечно, их больше, чем здесь, а? — спросил Экстрем. — В одной Астории за каждым камнем, поди, торчит либеральный дурачок.
— Я удалил повторения в разных списках, — сказал Вошберн. Он вытащил вторую бумагу. — Здесь пидоры и лесбиянки, сто двенадцать человек. Не скажу, что здесь все твари, но чертовски близко. И, наконец, «появляется третий список», сто девятнадцать евреев. Можно мне внести предложение? Мы не будем сжигать эти списки. Надо найти способ увеличить их до размера плаката, а потом, когда мы шлёпнем парочку красных, содомитов или жидков, то начнём развешивать плакаты по городу глухими ночами с вычеркнутыми соответствующими именами. Это психологическая война.